Павел Михалицын - Первая книга православного верующего Страница 40

Но, с другой стороны, Священное Писание говорит о первобытном совершенстве мира и человека. Уже из понятия совершенности Творца с необходимостью следует совершенство сотворенного Им мира. «Поелику Творец по Своему существу благ, – говорится в послании восточных патриархов о православной вере, – то посему все, что только Он сотворил, сотворил прекрасным, и никогда не может быть Творцом зла» (Чл. 4). Совместно с благостью Творец обладал и всемогуществом сотворить прекрасный мир. По свидетельству Псалмопевца, Бог все сотворил премудростью, т. е. наилучшее (Пс. 103, 24). Но в Священном Писании есть и прямые указания на совершенство сотворенного мира. После обозрения своего творения Бог нашел его добрым зело (Быт. 1). Все, что сотоворил Бог, говорится в книге Екклесиаст, есть добро во время свое. В Новом Завете апостол Павел свидетельствует, что всякое создание Божие добро (1 Тим. 4:4). Потому-то можно согласиться с оптимистом Лейбницем, который говорит, что наш мир есть самый лучший из всех возможных миров. В особенности же красота и возвышенность творения открываются в человеке, умаленом малым чем от ангелов, увенчаном славою и честью (Пс. 8:6).

Далее Священное Писание учит, что и после грехопадения сохранились в человеке остатки добра. Прежде всего, у него остался образ Божий. Изрекая Ною закон против человекоубийства, Бог указывает, что Человек создан по образу Божию (Быт. 9, 6), следовательно, и после грехопадения не отнимается у человека образ Божий. Восточные патриархи пишут: «Веруем, что человек, падший через преступление, помрачился и лишился совершенства и бесстрастия, но не лишился той природы, которую получил от преблагого Бога; ибо, в противном случае, он сделался бы неразумным, и, следовательно, не человеком» (Чл. 14).

Мало того, так как падение человека не было настолько глубоко, как падение диавола, то и дальнейшая человеческая жизнь не была совершенно оторвана от жизни Божией и, следовательно, сохраняла в себе в известной степени подобие Божие, т. е. человек в некоторой степени уподоблялся Богу, подчинялся нормам духовно-нравственного существа.

В особенности же лучшие между людьми – основатели религий, преобразователи нравов, философы и т. д. – усиленно стремились к изысканию средств и путей для примирения человека с самим собой, к возвращению его в то первобытное состояние, из которого он вышел. О язычниках апостол Павел говорит, что они, не имея закона, по природе законное делают, не имея закона, они сами себе закон (Рим. 2, 14). Корнилий был язычником, но тем не менее он назван в книге Деяний Апостольских «праведным и боящимся Господа» (Деян. 11, 2, 22). И апостол Петр засвидетельствовал ему, что «во всяком народе боящийся Его и поступающий по правде приятен Ему» (Деян. 10, 35). Поэтому апостол Павел приписывает законным делам язычников равное достоинство с делами иудеев перед судом Божиим: «Итак, если необрезанный соблюдает постановления закона, то его необрезание не вменится ли ему в обрезание?» (Рим. 2, 26). Если фактически человечество и не могло похвалиться своими нравственными делами, то хотя бы стремления его были направлены на искание блага или нравственного идеала. Лучшая часть человечества всегда готова противодействовать дурным влечениям и действиям. Добрые и благородные стремления и действия обыкновенно находят у людей признание, по крайней мере, у лучших из них. Можно даже указать на некоторый нравственный прогресс в жизни древних народов, прогресс в расширении понятия личности, в выработке нравственных заповедей, в урегулировании нравственных отношений между людьми, в развитии учения о бессмертии, в переходе от легкомысленного оптимизма или скорбного пессимизма к стремлению соединить их в неком высшем единстве.

И если язычники не дошли до того, что составляет высшее содержание нравственной идеи, то, во всяком случае, они проделали некоторую предварительную работу для его достижения. Или, если перед пришествием Господа Иисуса Христа на землю язычество находилось в состоянии нравственного упадка и даже разложения, но и в его среде усиливалось желание и ожидание избавления. В особенности о еврейском народе надо сказать, что явное осознание нравственного закона Божия, живое ощущение греха, большей частью ревностное стремление к исполнению (хотя главным образом обрядовому) заповедей Моисеевых, надежда на Мессианское Царство – всегда были присущи этому народу и всегда делали возможной более или менее серьезную нравственную борьбу и совершенствование. Тем более возможна истинно нравственная жизнь и полная надежда на восстановление человечества в первобытное блаженное состояние в христианстве. Оно основывается на учении Нового Завета о пришествии на землю Сына Божия и искуплении Им человеческого рода и на действии в христианской Церкви Святого Духа.

Из всего сказанного следует, что воззрения оптимистическое (пеллагианское) и пессимистическое (манихейское) не могут быть приняты во внимание, хотя и содержат часть истины. Вот почему в Священном Писании высказывается двоякий взгляд на наш мир. С одной стороны, заповедуется не любить мира, ни того, что в мире (1 Ин. 2, 15); в любящем мир нет любви Отчей (там же); дружба с миром называется враждой против Бога (Иак. 4, 4); мир представляется юдолью скорби и страданий (в псалмах); а с другой стороны говорится – так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного (Ин. 3, 16); мир представляется полем, на котором насаждается Царство Божие (Мф. 13, 27). Следовательно, по учению Священного Писания, наш мир есть как бы двустороннее существо: он ни небо, ни ад, ни оптимистичен, ни пессимистичен, но он есть преддверие к тому и другому.

Учение Божественного Откровения о высоком назначении человека

По ясному учению бытописателя и автора книги «Екклесиаст» (Быт. 2, 7; Еккл. 12, 7; ср. Мф. 10, 28), человек есть двусоставное существо: чувственное, или естественное, и духовное, или личное.

Чувственная, или естественная, сторона человека есть общая с остальными существами и предметами физического мира; и здесь нет высшего достоинства и назначения; нет образа и подобия Божия, а есть только, так сказать, след Божий, только отражение свойств Божиих. Но так как чувственная, или телесная, сторона соединена в человеке с духовной и личной стороной в одно существо и назначена быть непосредственным органом и символом ее, то и по телу своему, по строению и выражению его человек отличается от животных и превосходит их.

Вертикальным положением человеческого тела (в отличие от горизонтального положения тела животных), направлением лица, обозревающего все окружающее и устремляющегося взором вверх, указывается назначение человека быть господином природы (Быт. 1, 26) и выполнять высшую миссию на земле. Из телесных органов, в особенности указывающих на нравственное назначение человека, следует обратить внимание на руки. Между тем, как соответствующие рукам, органы животных служат только подпорой для тела и отчасти помогают приобретению пищи, руки человека назначены ко всесторонней деятельности. Руки делают человека способным к промышленной и художественной деятельности и творчеству. Руками человек налагает на природу свою печать. Руку подает он ближнему в знак дружбы и примирения. Рукою же он благодарит. Руки он возносит на молитве и благословляет ими младших. Руками же совершаются всевозможные преступления.

Известно также, что только в соединении с телом человек может произносить слова, а слово имеет чрезвычайно большое значение для положения человека во внешнем мире и нравственного образования. Посредством слова весь окружающий человека мир применяется к миру его мыслей и усвояется его духу, и человек дает имена всем предметам. Когда Адам дал имена всем животным, то этим действием он как показал знание внутренних свойств их, выразившееся в соответствующих именах, так и принял их в свое обладание. Через слово же говорит человеку Дух Божий; и божественные внушения напечатлены для всех родов и веков в словах, в Библии. Связь слова с духом и человеческой нравственностью ясно выражается и в следующих местах Священного Писания: «…от слов своих оправдаешься, и от слов своих осудишся» (Мф. 12, 37). В объяснении притчи о «Сеятеле и семени» учение Христово называется словом (Мф. 13, 19). В Евангелии Иоанна Сын Божий назван Словом (Ин. 1, 1).

Но тело есть не только орган духа, оно есть и символ его. Поэтому высшее назначение человека раскрывается не только при рассмотрении тела как органа нравственного духа, но и как символа духа. Известно, что каждая человеческая личность имеет изначала данную ей индивидуальную особенность, в силу которой она отличается от всякой другой человеческой личности. И эта индивидуальная особенность каждой личности не только присуща душе, но выражена и в теле. Как нет двух человеческих душ, совершенно похожих друг на друга, так нет и двух совершенно похожих человеческих тел (разумея внешний облик). Следовательно, и в телесной стороне человеческого существа заключено богатое начало индивидуального различия, не имеющее места в организме животных, представляющих собой только экземпляры своей породы. И при этом между индивидуальными особенностями известной души и индивидуальными особенностями тела (строения и выражения лица) есть соответствие. В этом объясняется наше желание увидеть выдающегося в каком-либо отношении человека. В этом объясняется и то, что мы при встрече с незнакомым человеком всматриваемся в его лицо и стараемся составить первое представление о нем на основании произведенного им впечатления на нас. Если в Евангелии говорится, что дети с доверием приближались ко Христу и восклицали ему: «Осанна», то они действовали под непосредственным впечатлением, производимым на них лицом Иисуса.