Коллектив авторов - Богословие, история и практика миссий. Альманах Миссионерского факультета. Выпуск 2 Страница 5

Авраам глубоко верил в то, что если до конца довериться Господу, Тот не пожертвует им и не случится ничего плохого. Взамен этой великой веры он обрел дар пророчества[12]. Он дважды еще до жертвоприношения на горе Мория невольно произнес пророчество, когда велел слугам остаться у подножия горы (Быт 22. 5) и сказал Исааку, что Бог сам выберет «агнца для всесожжения» (Быт 22. 8). Он верил, что сын его тотчас же по заклании воскреснет[13], поскольку Бог сказал ему: «В Исааке наречется тебе семя» (Быт 21. 12). Твердо помня это обетование, которое должно было исполниться через того, кого Бог повелевал убить, благочестивый отец и не усомнился, что ему может быть возвращен закланный, ибо он был и дан нежданном (Евр 11. 17–19). После того как Авраам услышал голос, запрещающий поднимать руку на Исаака, и увидел овна, запутавшегося рогами в кустах, закланием которого закончилось знаменательное кровавое жертвоприношение, он как пророк удостоился узреть Иисуса, увенчанного перед Своим закланием иудейским тернием.

Без такой всепоглощающей веры нормальному человеку было бы совершенно невозможно исполнить то, что совершил Авраам, когда положил дрова на плечи Исааку и, взяв огонь и нож, пошел на гору. Исаак называл его отцом, а он называл того сыном; в это время эти имена были действительными, но потом могли потерять значение. У человека в таком состоянии должны «распадать колена», сокрушиться члены, должен смутиться ум. Однако Авраам поднял и связал Исаака, и взял нож в правую руку, чтобы заклать сына своего. Божие повеление было могущественнее его сердца, и повинующийся повелению Авраам попрал природу. Только по этой причине у него не оцепенела десница, вооруженная против сына, не выпал нож из руки, он не ослабел весь и не изнемог, смог стоять и смотреть на связанного Исаака, ему продолжали служить нервы, оставался в действии ум и он не умер сам. Такой ценой Авраам со ступени полноценного нравственного служения в конечном итоге возвысился до ступени полноценной религиозности и первый из людей удостоился чести величаться другом Бога. Он чувствовал, как человек, но любомудрствовал, как любящий Бога[14].

Когда свыше нисшел голос, исполненный милости и человеколюбия, и удержал Авраама, Господь Исаака назвал отроком, хотя на горе Мория ему было 37 лет. Он его называет так уничижительно потому, что, хотя Исаак и был прообразом Христа, но при этом оставался человеком. Для спасения должен был быть предан закланию Сам Сын, а не прообраз, не ребенок, не раб, а истинный Сын Единородный, посланный к нам не от Авраама-отца, а от Отца Небесного. Преобразование завершилось, и дальше должна была последовать истина[15].

Скрывая свое намерение от рабов, оставленных внизу у горы Мория, Авраам пророчествовал то, что, возвращаясь с Исааком, теперь видел сам. Сказал он им не то, что имел в уме; но случилось так, как сказал, а не так, как он думал. Рабов он оставил для того, чтобы не быть принужденным поступить против воли Божией, чтобы они не помешали ему исполнить Божие повеление.

Еще раньше он скрыл свое намерение от Сарры, опасаясь, что она стала бы удерживать его и не дала бы увести сына своего, которого получила сверх чаяния, которого обрела за страннолюбие, которого Бог даровал ей в глубокой старости. Он опасался, что Сарра, женщина нежная и чувствительная, не смогла бы допустить, что Бог мог явиться Аврааму и потребовать сына, которого Он дал ей сверх чаяния; что Сам даровал и Сам отнимает, поскольку если Он дал его для того, чтобы отнять, то лучше было бы, если бы не давал, потому что не столько тяжело не иметь, сколько получить и потерять. Она стала бы возражать Аврааму и воспрепятствовала бы жертвоприношению, и таинство не совершилось бы. Она не могла бы допустить, чтобы сын, рожденный сверх чаяния, был умерщвлен, чтобы сын, дарованный ей в самой старости, был заклан, чтобы руки отца совершили детоубийство; не перенесла бы этого Сарра, но произвела бы великую ссору с Авраамом, а за ссорой неизбежно последовала бы какая-нибудь хитрость, а хитрость воспрепятствовала бы совершению таинства, после чего он больше не смог бы ее любить. Авраам не сказал жене, чтобы не потерять ее саму[16].

И в этом случае Авраам как пророк оказался прав. Сарра, которая родилась у него на глазах, росла вместе с ним, была его первой и единственной любовью на протяжении долгой жизни, единомышленницей с отроческих лет, сотрудницей и соратницей в миссионерской деятельности еще в Уре Халдейском; безропотной и верной спутницей в преклонном возрасте в чужой стране в диких условиях и вражеском окружении; которая из любви к нему бесстрашно последовала в гарем сначала фараона в 65-летнем возрасте, а затем царя филистимлян Авимелеха в возрасте 90 лет, будучи беременной; которая ради любви к Богу не только смирилась с близостью любимого мужа с чуждой и недостойной рабыней, дочерью фараона Агарью, а наоборот, сама настойчиво убеждала Авраама в том, чтобы он не нарушил завет, данный ему Богом; единственная женщина в истории человечества, которой лично довелось беседовать с Пресвятой Троицей; Сарра, которая благодаря своей твердой и непоколебимой вере до конца защищала достоинство семьи и потомков Авраамовых; которая стойко сносила всю тяжесть нелегких испытаний на протяжении 127 лет совместной жизни с Авраамом, очевидно, не смогла бы выдержать это последнее испытание, которое сделало Авраама другом Бога в его экзистенциальном одиночестве.

Исаак, возвратившись с горы Мория, рассказал матери о случившемся. Сарра не смогла вынести этого известия и умерла. «И пришел Авраам рыдать по Сарре и оплакивать ее» (Быт 23. 2). Как пророк Авраам не мог этого не знать заранее, но такова была цена.

Исаак тоже пострадал. Хотя через три года он женился на Ревекке, внучке своего дяди Нахора, одной из прекраснейших женщин Ветхозаветной истории, и жил с ней счастливо дольше всех патриархов позднего времени до своих 180 лет, на горе Мория у него резко ухудшилось зрение, в результате чего на старости лет он совсем ослеп.

Авраам, который для домостроительства человечества[17] позже родил еще шестерых сыновей от наложницы Хеттуры (Быт 25. 1–6), похоронил Сарру, жену свою, в пещере поля в Махпеле, против Мамре, что ныне Хеврон, в земле Ханаанской, которую купил за четыреста сиклей серебра (Быт 23. 3–20), где после смерти был погребен и сам.

Иосиф Прекрасный как миссионер

Николай (Пачуашвили), митрополит Ахалкалакский и Кумурдойский (Грузия)

Поставил [царь] его [Иосифа] господином над домом своим и правителем над всем владением своим, чтобы он наставлял вельмож его по своей душе и старейшин его учил мудрости.

Иосиф был великим миссионером. В его жизнеописании (Быт 30–50) не подчеркивается миссионерская мотивация его деятельности, а в качестве его главнейших добродетелей представлены кротость, непорочность, дар предвидения и прощения. Однако участие Иосифа в домостроительстве человечества в первую очередь проявляется в его свидетельствовании и проповедании величия Господа как среди язычников, так и среди своих ближних. Несмотря на выпавшие на его долю многочисленные тяжелейшие испытания, Иосиф как пророк не мог не знать, что Господь поставил его в Египте прежде всего для того, чтобы просветить язычников[18], и что перенесенные испытания были ниспосланы в основном с этой целью[19]. С его именем связано понятие миссионерства внешнего – египтянам как среде инаковерующей, и миссионерства внутреннего – своим братьям как маловерной среде. Своим смирением, терпением, упованием, прощением, трудом, верностью, святостью и непоколебимой верой – вот некоторые необходимые качества миссионера – он не только одолел тьму неверия и инаковерия языческого Египта и маловерие своих братьев, но и воссоединил духовность Израиля с земным благоустройством Египта и тем самым достиг, по-видимому, высшей цели миссионерства – гармоничности своего общества.

Волею или неволею вся жизнь Иосифа представляет собой прообраз жизни Христа. Прослеживается множество совпадений и параллелей между житием Иосифа и Христа, что по содержанию еще больше углубляет и делает значимым миссионерскую деятельность Иосифа по отношению к своим братьям и народу, а также по отношению ко всей вселенной того времени: благодаря своей глубокой вере и человеколюбивому милосердию Иосиф в течение семи голодных лет сохранил жизнь не только семимиллионному населению Египта[20], но и другим народам, проживающим вблизи этой огромной империи.

Первое миссионерское влияние, имевшее существенный результат, Иосиф оказал на семью Потифара, который был царедворцем фараона, начальником его личной охраны. Он с самого начала произвел сильное впечатление на Потифара, который подробно выяснил происхождение и воспитание Иосифа. Наследник Авраама, Исаака и Иакова отличался добродетелью и благонравием, особенно же страхом перед Господом. Единственное, что удручало Иосифа, – горе, вызванное предположительной смертью отца, и тоска по нему.