Владислав Петрушко - Курс лекций по истории Русской Церкви Страница 59

Зоя приняла унию в Италии вынужденно и легко отказалась от нее в Москве. Однако, когда она ехала в Россию, ее сопровождал папский легат — кардинал Антонио Бонумбре. Кардинал, как было положено легату, двигался с предношеним латинского креста, очевидно, не зная в деталях о том, что случилось в Москве, когда сюда подобным же образом прибыл после заключения Флорентийской унии митрополит Исидор. Когда свадебное шествие Зои приблизилось к Москве, возник вопрос, как его встречать. Поскольку Иоанн III был весьма заинтересован в браке с Софьей Палеолог, стремясь через него укрепить свой международный престиж, он был готов принять кардинала Антонио с почестями как официального дипломатического посланника папы, поскольку понтифик был и остается доныне светским монархом государства Ватикан. Кроме того, наверное, Иоанну просто не хотелось свою семейную жизнь с Зоей начинать со скандала, да еще международного.

Почести, которые предполагалось оказать кардиналу, естественно, подразумевали под собой, что перед ним необходимо нести «лятский крыж» — латинский крест. Папский дипломатический этикет требовал этого, и Иоанн III готов был потерпеть. Однако, узнав об этом, митрополит Филипп сказал, что если кардинал в предношении латинского креста будет входить в одни ворота Москвы, то он, Филипп, в предношении православного креста тотчас выйдет из города в противоположные ворота и более в Белокаменную уже не вернется. После такого решительного заявления Первосвятителя великому князю пришлось вспомнить, что он является государем единственной в мире православной державы, к тому же претендующей на преемство от Византийской империи, и, смирившись, согласиться на требования Филиппа. А заключались они в том, чтобы креста перед легатом не нести, и чтобы сам кардинал сопровождал Софью лишь как частное лицо. Государь согласился, хотя, вероятно, это ему далось нелегко.

Одержав эту победу над кардиналом, Филипп, окрыленный успехом, решил его развить и дать католику новый бой. Митрополит предложил кардиналу поучаствовать в богословском диспуте. Это было весьма необычно для не слишком образованной богословски средневековой Руси. Духовных школ в Москве тогда не было, но все же митрополит отыскал книжника Никиту, который «гораздо говорил книгами». Он-то и выступил по благословению Филиппа против кардинала Антонио. И хотя схоластическое богословие католиков в ту пору было достаточно развито, кардинал, по-видимому, попался какой-то не слишком ученый. Вероятно, это был какой-нибудь ренессансный итальянец-эстет, а не теолог. Он почему-то не отказался от участия в диспуте и был Никитой посрамлен. Ситуация вполне могла оказаться иной, будь на месте легкомысленного кардинала какой-либо серьезный католический богослов. Однако Никите повезло с соперником, и он кардинала переспорил. Тогда легат ответил, что книг у него с собой нет, и он дискутировать не может, что и было признано русскими за конец победоносного «стязания с латиной». В русской средневековой истории это, кажется, единственный эпизод подобного рода.

Святитель Филипп I скончался в Москве 5 апреля 1473 г. после грандиозного пожара, днем ранее испепелившего митрополичий двор. Митрополит умер на кремлевском Богоявленском подворье Троице-Сергиева монастыря.

Преемником митрополита Филиппа I стал Коломенский епископ Геронтий, который возглавлял Русскую Церковь в 1473-1489 гг. Он был избран вскоре после кончины своего предшественника Собором русских архиереев при участии великого князя и его братьев. Новый митрополит принялся за продолжение строительства кремлевского Успенского собора. К 1474 г. были полностью выведены его стены и своды. Однако в мае того же года при возведении центрального купола храм рухнул. Мастера-москвичи Кривцов и Мышкин, строившие собор, оказались не слишком грамотными зодчими. Русь отвыкла за два с лишним века ордынского ига строить крупные храмы: средств на столь масштабное строительство у русских князей, плативших дань Орде, не было, строительные навыки были потеряны, и весьма основательно, как по этой причине, так и потому, что множество мастеров погибло в Батыево нашествие или было угнано в рабство. Удрученный неудачей великий князь взял в свои руки строительство собора. Он решил более не доверять русским зодчим, а отправил посольство в Италию, в Венецию, дабы там сыскать хорошего архитектора. Даже простых каменщиков решено было пригласить из Пскова, так как тамошние умельцы учились у немцев, были знакомы с новейшими строительными технологиями и отличались высоким уровнем мастерства. Иоанн III, государь-западник, смотрел на строительную проблему глазами рационалиста, не видя ничего плохого в том, чтобы осуществить строительство главного храма Православной Руси с помощью католиков.

В 1475 г. из Венеции прибыл в Москву знаменитый архитектор Ридольфо Альберти деи Фиоравенти, прозванный «Аристотелем» за ренессансный плюрализм своих дарований и видов деятельности. Посмотрев на руины постройки Кривцова и Мышкина, Аристотель заявил, что здание сделано плохо и восстановлению не подлежит: «известь не клеевита». Мощи святителей Московских были снова перенесены, на сей раз в церковь преп. Иоанна Лествичника. Стены неудачной постройки были разрушены до основания, после чего с лета 1475 г. приступили к изготовлению фундамента собора. Весной 1476 г. стали выкладывать стены. Завершены работы были к августу 1479 г., когда митрополит Геронтий совершил торжественное освящение нового грандиозного кафедрального храма Русской Церкви. Он вызвал на Руси неподдельное восхищение и в дальнейшем стал образцом для подражания в течение XVI–XVII вв.

Однако радость по поводу завершения строительства Успенского собора была омрачена размолвкой между митрополитом и великим князем. Конфликт между Геронтием и Иоанном III выявил новую для Руси опасную тенденцию, которая в дальнейшем стала получать все большее развитие. Начало ссоре государя и Первоиерарха было положено в 1478 г., когда Ростовский архиепископ Вассиан Рыло, настроенный по отношению к Геронтию весьма недружелюбно, решил подчинить себе Кирилло-Белозерский монастырь, как находящийся в его епархии. Обитель, однако, издревле была изъята из судебной юрисдикции местного архиерея и находилась в ведении удельного князя Верейско-Белозерского, каковым в то время был князь Михаил Андреевич, представитель младшей ветви Московской династии. Геронтий выдал ему грамоту на Кириллов монастырь. Вассиан протестовал, но митрополит не реагировал. Тогда Ростовский владыка пожаловался Иоанну III, и тот собрал в Москве собор для решения проблемы. Духовенство не поддержало Геронтия, и Иоанн, изорвав грамоту Белозерского князя, передал монастырь своему любимцу Вассиану. Помимо того, что великий князь хотел уважить Вассиана, он намеревался тем самым и ослабить князя Михаила, что должно было еще более утвердить самодержавную власть Московского государя, пришедшую на смену удельному порядку.

Продолжением этого конфликта между Геронтием и Иоанном стал случай, который произошел при освящении нового Успенского собора. Этот инцидент вновь, еще более выпукло, выявил все более нарастающее стремление великого князя к вмешательству в дела церковные. После крестного хода в день освящения храма великому князю доложили, что митрополит Геронтий поступает неверно, совершая хождение против солнца. Государь, полагавший, что ходить нужно посолонь, дерзнул выговорить Первосвятителю за это, заявив, что из-за подобных ошибок гнев Божий приходит на Русскую землю. В богослужебных книгах Иоанн III не обнаружил никаких указаний относительно того, как совершать крестный ход, однако его точку зрения поддержали чудовский архимандрит Геннадий (будущий Новгородский архиепископ, борец с «жидовствующими») и Ростовский архиепископ Вассиан Рыло, недруг Геронтия, стремившийся занять его место.

В этом эпизоде показательны два момента. Во-первых, великий князь уже вполне мыслит себя равным византийским государям после того, как Русь окрепла, а сам он вступил в брак с принцессой из дома Палеологов. Иоанн уже усваивает себе и поведенческий стереотип императоров, активно вмешивавшихся в дела Церкви. Само по себе участие самодержавного монарха в делах церковных в православной традиции всегда оценивалось позитивно, но при одном условии — высоком уровне церковного сознания и не менее высокой степени ответственности пред Богом за Церковь и народ. К сожалению, Иоанну III этого нередко недоставало. Тем не менее, постепенно и на Руси стали вырисовываться контуры нового типа отношений между церковной и светской властями, при котором монарх усваивал себе право диктовать свою волю Предстоятелю Русской Церкви. Кроме того, инцидент со спором относительно совершения крестного хода отчасти показал, что Русь уже миновала пиковую отметку своего духовного подъема. Начинался спад, показателем которого было чрезмерное внимание к обрядовым частностям, что в итоге со временем выродится в утрированные и абстрагированные формы обрядового благочестия, заслоняющие подлинную духовную глубину. Итогом этого станет в XVII столетии трагедия старообрядческого раскола.