Ричард Дэвидсон - Пламя Яхве. Сексуальность в Библии Страница 93

Кодекс Хаммурапи пытается защитить благополучие приемных детей и приемных родителей. Допустим, человек усыновил и вырастил малолетнего ребенка, – впоследствии родители ребенка не вправе затребовать его обратно (§ 185); однако если он усыновил ребенка, а приемыш захотел вернуться к своим биологическим родителям, он может это сделать (§ 186). Если человек усыновил ребенка и научил ремеслу, ребенка уже нельзя оспаривать по иску (§ 188), но если не научил, ребенок может вернуться в дом родного отца (§ 189). Если приемный отец ставит усыновленного ребенка ниже других детей, ребенок имеет право вернуться к родному отцу (§ 190). Если приемный сын воспитан человеком, у которого не было собственных детей, но впоследствии они появились, а он задумал лишить наследства приемного сына, приемный сын имеет возможность потребовать наследство в том же размере, что и родные сыновья (только первенец все-таки получит вдвое больше: § 191).

Что касается подкидышей, на древнем Ближнем Востоке пара теряла права на младенца, если оставляла его в амниотической жидкости и крови (ср. Иез 16:4–5). Таких брошенных младенцев можно было усыновлять, не боясь, что их придется возвращать биологическим родителям.[1627] Ближневосточный обычай усыновления подкидышей можно проиллюстрировать не только внебиблейскими примерами,[1628] но и, видимо, жизнью Моисея (Исх 2:1–10). Судя по всему, Иез 16:1–7 имеет в виду этот обычай; в свете ближневосточных параллелей упоминание о девочке (= Израиль!), «брошенной в кровях» (16:6), «намекает на существование уз адоптации между нею и Богом», а фраза «в кровях твоих, живи!» (bĕdāmayik ḥăyî) может быть понята как «формальное заявление об адоптации».[1629]

В Писании мы находим отголоски следующего ближневосточного обычая: бездетные пожилые муж и жена усыновляли взрослого раба: он становился их сыном и заботился о них в старости. В Быт 15:2 бездетный и пожилой Авраам говорит Богу, что мог бы усыновить своего раба Элиэзера[1630] (ср. параллели этому обычаю в текстах из Нузи второго тысячелетия до н. э.).[1631] Согласно древнему ближневосточному обычаю, приемный раб должен был служить усыновителям, пока они живы, а затем обеспечить им должное погребение и траурные обряды. За это он назначался наследником их имущества. В случае, если у пары появятся собственные дети, приемный раб переставал быть главным наследником, но все же наследником оставался.

Древние месопотамские тексты сообщают и о многих других видах адоптации: существовали приемные братья и сестры, даже приемные отцы, а то и ученики; рабы получали освобождение через адоптацию; незаконнорожденных легитимировали; женщин удочеряли, чтобы выдать замуж; во имя семейной гармонии объявляли сестрой вторую жену; бездетный отец мог усыновить зятя, чтобы сохранить собственность в семье. Имела место даже продажа адоптации: покупателя усыновляли и «давали» ему землю, чтобы обойти запреты на продажу имущества предков посторонним людям.[1632]

Лексика клинописных текстов, связанная с адоптацией, была многообразной: «сделать сыном» (ana māri epēšu); «придать статус сыновства» (ana mārūti epēšu); «войти в сыновство» (ana mārūti erēbu); «связать в сына/сыновство» (ana māri/mārūti rakāsu); «поставить на сыновство» (ana mārūti nadānu); «записать (в табличке) для сынов-ства» (ana mārūti šaṭāru); «поставить в статус наследника» (ana mārūti šakānu; ср. библейский аналог в Иер 3:19); «взять в статус сыновства» (ana mārūti leqû).[1633] Что касается последнего примера, отметим четкую параллель с lĕqāḥāh… lĕbat, «взял ее… в качестве дочери», в Есф 2:7 (ср. 2:15), где Мардохей удочеряет Есфирь.

Формула адоптации могла выглядеть по-разному. На древнем Ближнем Востоке мы встречаем такие заявления: «Ты – мой сын»; «он – твой сын»; «вы – мои дети»; «я, царь, назвал его своим сыном»; «отныне Мурсилис – мой сын»; «да будет он моим сыном».[1634] Если говорить об описательных формулировках, вот типичный вариант в старовавилонских договорах об усыновлении из Ниппура: «Такой-то принял такого-то в качестве сына».[1635] Бывало, что сын устно произносил и записывал следующие слова: «Он принял меня как отец».[1636] Параллели к этим формулировкам содержатся и в Писании. Усыновляя (образно) давидического царя, Яхве произносит: «Возвещу определение ГОСПОДА: Он сказал мне: “Ты – сын Мой, Я ныне родил тебя”» (Пс 2:7). Еще одну формулу адоптации мы находим в 2 Цар 7:14 (божественное обетование, к которому, видимо, отсылает Пс 2): «Я буду ему отцом, и он будет Мне сыном». Возможно, аллюзия на формулу адоптации содержится в рассказе об исходе из Египта, когда Яхве велит Моисею сказать фараону: «Израиль есть сын Мой, первенец Мой» (Исх 4:22; ср. Втор 8:5; м14:1; Иер 3:19; 31:9; Ос 11:1). А вот описательная формулировка в Есф 2:7, 15, где Мардохей удочеряет Есфирь: «И по смерти отца ее и матери Мардохей взял ее в качестве дочери… настало время Есфири, дочери Аминадава, дяди Мардохея, который взял ее в качестве дочери…»

И все-таки ВЗ не содержит ни одного ясного примера адоптации среди древних израильтян Палестины.[1637] Вышеназванные библейские примеры – это либо метафоры (Яхве «усыновляет» Израиля и давидического царя), либо случаи патриархальных вре-мен, когда Израиль еще не стал народом (Авраам упоминает Элиэ-зера как потенциального приемыша), либо имеют место в чужеземной культуре (Моисей в Египте, Есфирь в Персии).[1638] Добавим, что на сей счет нет библейских заповедей. Поэтому есть версия, что институт адоптации был чужд древнему Израилю.[1639] Однако, как отмечает Дэниэл Бок, частый мотив усыновления Господом народа Израилева и давидического царя «усиливает впечатление, что адоптация встречалась достаточно часто, – иначе эта метафора была бы бессмысленна!»[1640]

Впрочем, весьма возможно, что особенно уж частым явлением адоптация не была.[1641] Среди возможных причин: «(1) хорошо развитое племенное сознание создавало искусственные семейные узы; (2) было распространено многоженство, делавшее адоптацию практически ненужной».[1642] Еще одна гипотеза: для тех случаев, когда муж умирал, не оставив детей, в Израиле существовал особый институт, позволявший решить проблему бездетности, – левиратный брак.

Левиратный брак, законы о нем и грех Онана

Важность потомства в исполнении обетований о последующих поколениях (например, Быт 17:7–9) заметна и в обычае левиратного брака. Согласно этому обычаю, брат покойного должен был жениться на его бездетной вдове, чтобы обеспечить покойному наследника. В других странах древнего Ближнего Востока существовали похожие, но не вполне идентичные обычаи.[1643] Само слово «левиратный» происходит от латинского levir, «деверь» и отражает еврейское понятие yābām («деверь», «брат мужа», в особенности брат, которому подобает исполнить левиратный долг). Это существительное, его женский аналог yĕbēmet («невестка», «жена брата» – имеется в виду вдова покойного брата)[1644] и глагол yābam в пиэле («жениться на вдове покойного брата»), используются в ВЗ только в связи с тремя упоминаниями о левирате: в рассказе о Фамари (Быт 38), заповеди о левиратном браке (Втор 25:5–10) и Книге Руфь.[1645]

Бытие 38. В главе 7 мы уже касались рассказа о Фамари и Иуде в связи с вопросом о способе соблазнения, который избрала Фамарь (проституция). Сейчас нас интересует, зачем женщина так себя повела. Согласно Быт 38:6–8, Ир, первенец Иуды, умер (в наказание за нечестие), оставив свою жену, Фамарь, бездетной. По обычаю левиратного брака, который, видимо, существовал уже во времена патриархов, Онан, брат Ира, должен был исполнить для Фамари долг yābām и «восстановить семя» Иру.

В Быт 38:8 Иуда не говорит Онану жениться на Фамари, а лишь следующее: «Войди к жене брата твоего и исполни свой долг деверя (yābām) перед ней. Восстанови семя брату твоему». Поэтому есть даже такое толкование: левиратный долг (во всяком случае, во времена патриархов) означал лишь необходимость дать ребенка вдове, без обязательной женитьбы на ней.[1646] Однако нельзя ожидать, что повествование сразу объяснит все детали. И обратим внимание на последующие события, особенно в 38:14, где о нарушении долга Иудой сказано так: Фамарь «…не дана ему (Шеле, следующему брату. – Р. Д.) в жену». Судя по всему, долг yābām нормальным образом включал не только необходимость сделать вдову беременной, но и необходимость жениться на ней.[1647]

Постыдным образом Онан пренебрег своим долгом (см. подробнее следующий раздел), и Бог умертвил его. Иуда не настоял на том, чтобы его следующий сын, Шела, исполнил свой долг деверя, и женщина решила взять ситуацию в свои руки. Некоторые ученые думают, что во времена патриархов левиратный долг мог исполняться не только деверем, но и свекром, и что Фамарь пыталась заставить Иуду выполнить этот долг и сделать ее беременной.[1648] Обычай, сходный с левиратным браком в других ближневосточных обществах (особенно у хеттов),[1649] допускал подобную роль для свекра. И в принципе, такая интерпретация Быт 38 возможна. Ведь сказано, что Иуда овдовел (38:12) и тем самым (если учесть богопротивность многоженства) мог снова жениться. В свете заповедей Пятикнижия (см. ниже), такой поступок не противоречил бы широкому пониманию более поздней заповеди – при отсутствии подходящего брата.