Александр Бузгалин - Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего Страница 14

В-третьих, взаимодействие кланово-корпоративных структур строится на основе сочетания сложной системы методов. Можно предположить, что главной из форм борьбы (равно как и «дружбы», взаимной поддержки) являются различные неформальные внеэкономические взаимодействия. К числу последних можно отнести личную унию, сговоры, соглашения о разделе рынков и сфер влияния, «правилах» конкуренции, а также рэкет, подкуп, шантаж и т. п. Рыночная конкуренция только возникает и является не просто несовершенной (в том смысле, какой вкладывает в это понятие учебник экономике), а деформированной от рождения. По сути, это не столько игра стихийных сил, где побеждает тот, у кого ниже издержки, выше качество и т. п., а борьба сил локального регулирования. Каждый из кланов старается регулировать не только рынок (подобно тому, как это делают монополии), но и воздействовать на отношения с государством, использует добуржуазные методы давления и т. п.

Пытаясь перераспределить все эти каналы власти в свою пользу, эти силы сталкиваются в борьбе, где побеждает сильнейший клан, а не наиболее конкурентоспособный товар — это важнейшая специфическая черта конкуренции в трансформационной экономике (это похоже на соревнование по бегу в мешках, где побеждает не тот, кто лучше бегает, а тот, кто лучше может бежать в мешке). Наконец, существенную роль во взаимодействии кланов играет модифицированный механизм «плановой сделки» (только его объектом становятся не директивы по валовому выпуску продукции, а налоговые, кредитные и т. п. льготы).

В-четвертых, в трансформационной экономике идет (как уже отмечалось) крайне активный и масштабный процесс перераспределения прав и объектов собственности, а вместе с этим и хозяйственной власти. Сотни миллиардов долларов уже перераспределены и продолжают перераспределяться, и этот процесс составляет важнейшую сферу взаимодействия кланово-корпоративных структур в России.

В результате взаимопересечения этих специфических механизмов жизнедеятельности и взаимодействия кланов и образуется такая экономика, как экономика России, где либерализация цен приводит к гигантской инфляции и спаду, где этот спад и институциональный хаос создают максимально благоприятную среду для ускоренной концентрации хозяйственной власти в руках ограниченного круга кланов-корпораций, а большинство трудящихся теряют 1/3 своих доходов, не говоря уже о почти полной потере сбережений, социальной защищенности, стабильности и др.

Сказанное внушает серьезные опасения, что стратегической задачей для кланово-корпоративных группировок России на ближайшую перспективу станет не технологическая и социальная модернизация, а продолжение борьбы за дальнейшее перераспределение объектов и прав собственности в свою пользу и расширение сфер своего влияния. Для того чтобы обеспечивать свои экономические интересы, в описанных условиях трансформационной экономики России кланам нужны совсем иные средства, чем вложения в модернизацию, а именно: расширение влияния на финансовые институты, продвижение своих людей в государственные структуры, поиск путей полулегальной скупки акций (например, за счет давления на рабочих или их косвенного обмана) и т. п.

Кроме того, следует иметь в виду, что значительных инвестиционных ресурсов у этих структур просто нет. Об этом свидетельствует и реальное поведение тех кланово-корпоративных группировок, которые тесно связаны с промышленностью. Даже наиболее консолидированные из них, такие как «Газпром» или нефтяные кланы, очень вяло осуществляют производственные инвестиции. Экономический рост 1999–2001 годов, сопровождавшийся и значительным ростом инвестиций в нефтегазовой отрасли, не обеспечил компенсацию недоинвестирования в предшествующий период.

Другие группы, сформировавшиеся вокруг банков, приобретших контроль над хаотическим набором промышленных компаний, очевидным образом не имеют никакой промышленной стратегии и совершенно не стремятся к модернизации контролируемого ими промышленного «княжества». Сплошь и рядом нарушаются даже те инвестиционные обязательства, которые включались в договора о покупке ими контрольных пакетов акций промышленных компаний.

Наконец, несмотря на финансовый кризис августа 1998 года, торговля, финансовый рынок и рынок недвижимости в России остаются по-прежнему более притягательными для вложения капитала в краткосрочные спекулятивные операции, нежели подавляющее большинство промышленных предприятий (более половины из которых было попросту нерентабельно).

Россия в этом отношении оказалась едва ли не самой передовой страной в мире: общая тенденция опережающего развития сектора финансовых спекуляций и бюрократического управления («превращенного» сектора, сектора производства фиктивных благ) по отношению к материальному производству и культуре в нашей стране приняла гипертрофированные формы.

Возвращаясь к проблеме модернизационного потенциала кланово-корпоративных групп, не забудем и о том, что уже десять лет продолжается массовый отток российского капитала за границу. Этот отток многократно превышает все иностранные инвестиции и займы, полученные Россией за период реформ. В 90-х годах этот отток оценивался специалистами в 1,5–2,0 млрд долларов ежемесячно, а суммарный нелегальный вывоз капитала за рубеж за период реформ различные эксперты оценивают в 150–250 млрд долларов. В период экономического роста 1999–2000 годов утечка капитала даже несколько выросла.

Одним из основных каналов такого оттока являются операции крупных экспортно-импортных компаний, которые хранят свою выручку в зарубежных банках под предлогом обеспечения расчетов по текущим операциям. Но большая часть этой выручки никогда не попадает в Россию. Другой канал — фальшивые экспортно-импортные контракты.

Эти контракты могут использоваться для переводов капиталов за рубеж двумя способами.

В первом случае имеет место реальная поставка товара из-за рубежа, но контракт на поставку заключается по заведомо завышенной цене (либо, напротив, товар поставляется за рубеж по заведомо заниженной цене). Затем разница между реальной и контрактной ценой за определенные комиссионные переводится на офшорный счет российской фирмы-покупателя (либо в качестве зарубежного контрагента выступает подставная фирма, основанная руководителями российской компании). Однако российские таможенные органы в ряде случаев обращали внимание на непомерно завышенные (или заниженные) цены и пресекали такого рода сделки.

Во втором случае контракт заключается по нормальной рыночной цене, покупатель переводит деньги зарубежному контрагенту в счет предварительной оплаты, но поставки товара не происходит. Либо зарубежный партнер разрывает контракт под предлогом нарушения каких-либо условий договора, а переведенную сумму удерживает как неустойку, либо зарубежный контрагент просто исчезает бесследно вместе с полученными деньгами. Стоит ли говорить, что и во всех этих случаях в качестве зарубежного партнера выступает специально учрежденная подставная фирма.

Такая политика нисколько не свидетельствует о наличии у российских кланово-корпоративных группировок сколько-нибудь серьезных намерений по модернизации российской экономики.

Социальные противоречия российских трансформаций[5]

Среди закономерностей, характеризующих направленность развития трансформационной экономики России, бросается в глаза особенность тех социальных целей, на которые в реальности эта экономика ориентируется. Проанализированные выше способы координации (аллокации ресурсов) и содержание отношений собственности подавляют ориентацию на цели, характерные для классической буржуазной экономики (накопление капитала) и для общецивилизационной тенденции социализации (свободное всестороннее развитие человека).

Закономерностью функционирования и, следовательно, объективной направленностью («целью») трансформационной экономики кризисного типа становится концентрация экономической власти в руках номенклатурно— и спекулятивно-капиталистических корпораций[6].

Под этим авторы понимают не только концентрацию имущества, капитала, но и особой формы общественного богатства, соединяющей реальное присвоение средств производства, ликвидных ресурсов и иных хозяйственных благ с бюрократическим, волевым, насильственным контролем за определенной частью экономики. От традиционных корпораций развитых стран корпоративные группы в трансформационных экономических системах отличает качественно большая степень контроля за рыночными процессами, номенклатурно-бюрократический или спекулятивно-криминальный (и лишь в редких случаях «классический» частнокапиталистический) генезис и значительно более широкое использование добуржуазных, командных, вообще внеэкономических методов концентрации своей власти.