Объясняя постмодернизм - Стивен Хикс Страница 22

того чтобы рухнуть во время Великой депрессии 1930-х годов, как надеялись правые и левые сторонники коллективизма, либеральные капиталистические страны оправились после Второй мировой войны, и к 1950-м годам мы наслаждались миром, свободой и новым уровнем жизни. Вторая мировая война уничтожила правых сторонников коллективизма – национал-социалистов и фашистов, – оставив левых на поле боя против торжествующего и самодостаточного либерального капитализма. Тем не менее в то время как возрождение либерального Запада и его растущее политическое и экономическое влияние приводили в бешенство крайне левых интеллектуалов западных стран, все еще оставалась надежда, связанная с существованием Советского Союза, «внушительного эксперимента», и в меньшей степени – с коммунистическим Китаем.

Но даже эта надежда была жестоко подавлена в 1956 году. На глазах у всего мирового сообщества Советы послали танки в Венгрию, чтобы подавить демонстрацию студентов и рабочих, демонстрируя тем самым, насколько сильной была их приверженность гуманизму. И еще более разрушительным стало публичное признание Никиты Хрущева того, о чем давно говорили на Западе, – что режим Иосифа Сталина уничтожил десятки миллионов человеческих жизней, – ужасающие цифры, по сравнению с которыми действия национал-социалистов кажутся дилетантскими.

Ответ на кризис социализма в теории и на практике

От «Манифеста Коммунистической партии» 1848 года до разоблачений в 1956 году теория и практика ушли вперед на целый век. Кризис крайне левых заключался в том, что логика и факты противоречили принципам социализма. Поставьте себя на место умного, информированного социалиста, столкнувшегося со всеми этими данными. Как бы вы отреагировали? Вы глубоко привержены социализму: вы чувствуете, что социализм – это правда; вы хотите, чтобы это было правдой; с принципами социализма вы связывали свои мечты о мирном и процветающем обществе будущего и все свои надежды на решение проблем нашего нынешнего общества.

Это стало моментом истины для каждого, кто пережил агонию драгоценной надежды, разбившейся о скалы реальности. Что вы делаете? Вы отказываетесь от своей теории и опираетесь на факты? Или вы пытаетесь найти способ сохранить веру в свою теорию?

Итак, вот моя вторая гипотеза о постмодернизме: постмодернизм – это выработанная крайне левыми теоретиками эпистемологическая стратегия реагирования на кризис, вызванный неудачами социализма в теории и на практике.

Здесь может помочь следующая историческая параллель. В 1950-х и 1960-х годах левые столкнулись с той же дилеммой, с которой столкнулись религиозные мыслители в конце 1700-х годов. В обоих случаях доказательства были против них. В эпоху Просвещения все видели, что классические аргументы богословия содержат много пробелов, и традиционные религиозные объяснения реальности быстро опровергались противоположными натуралистическими научными доводами. В результате религии грозила опасность закрыться от интеллектуальной жизни. В 1950-х и 1960-х годах аргументы левых в пользу продуктивности и гуманности социализма терпели неудачу в теории и на практике, а либеральный капитализм быстро рос, повышая уровень жизни и проявляя уважение к свободе человека. К концу 1700-х годов у религиозных мыслителей был выбор: принять факты и логику в качестве последней апелляционной инстанции и тем самым отвергнуть свои глубоко лелеемые религиозные идеалы или же сохранять верность этим идеалам и атаковать саму идею о том, что факты и логика имеют значение? «Я должен был ограничить область знания, чтобы дать место вере», – писал Кант в предисловии к первой «Критике». «Вера требует распятия разума», – писал Кьеркегор в «.Страхе и трепете», и поэтому он приступил к распятию разума и прославлению иррационального.

Левые мыслители 1950-х и 1960-х годов были поставлены перед тем же выбором. Как я покажу в следующих двух главах, крайне левые столкнулись с дилеммой. Перед лицом продолжающегося процветания капитализма и продолжающейся бедности и жестокости социализма они могли либо согласиться с фактами и отвергнуть свои заветные идеалы, либо же держаться за свои идеалы и атаковать саму идею о том, что факты и логика имеют смысл. Некоторые, такие как Кант и Кьеркегор, решили ограничить разум – распять его. И поэтому провозглашенное Хайдеггером превосходство чувства над разумом было подарком судьбы. Такое же влияние оказали теоретически нагруженные парадигмы Куна и прагматический и интернационалистский подход к языку и логике Куайна.

Поэтому появление на интеллектуальной сцене в 1950-х и 1960-х годах главных постмодернистских мыслителей – Фуко, Лиотара, Деррида, Рорти и Фиша – не было простым совпадением.

Постмодернизм родился в браке левой политики со скептической эпистемологией. По мере того как социалистическая политическая мысль подходила к кризису в 1950-х годах, теоретическая эпистемология в Европе стала серьезно воспринимать Ницше и Хайдеггера, а в англо-американском мире эпистемология наблюдала угасание логического позитивизма и его смену Куайном и Куном. Таким образом, преобладание субъективистской и релятивистской эпистемологии в теоретической философии предложило левым теоретикам новую стратегию. Оказавшиеся лицом к лицу с жестокой действительностью и беспощадной логикой, крайне левые были готовы к ответу: это только логика и факты, логика и факты субъективны, на самом деле вы не можете ничего доказать, чувства важнее, чем логика, наши чувства говорят – социализм.

Это моя вторая гипотеза: постмодернизм – это ответ на кризис веры крайне левых теоретиков. Их эпистемология доказывает необходимость порыва веры для того, чтобы продолжать верить в социализм. И эта же эпистемология оправдывает использование языка не как инструмента поиска истины, а как риторического оружия в продолжающейся битве против капитализма.

Назад к Руссо

Чтобы доказать эту гипотезу, необходимо объяснить, почему кризис социальной теории ощущался так остро к 1950-м годам и почему для многих левых интеллектуалов постмодернистская эпистемологическая стратегия казалась единственной доступной. Главная часть этого доказательства требует продемонстрировать, почему классический либерализм, несмотря на процветание в культуре, стал неактуальным вопросом для большинства интеллектуалов, особенно европейских. С какими бы проблемами ни сталкивались левые и правые антилибералы, это не приводило к серьезному пересмотру либеральной теории.

Опять же, начало этой истории связано с противостоянием между Просвещением и Контрпросвещением. В этом случае противостояние происходит между индивидуализмом и либерализмом Просвещения, наиболее ярко выраженными среди приверженцев Локка, и антииндивидуализмом и антилиберализмом Жан-Жака Руссо и его последователей.

Руссо является самой значительной фигурой в политическом Контрпросвещении. Его моральная и политическая философия вдохновляла Иммануила Канта, Иоганна Гердера, Иоганна Фихте и Георга В. Ф. Гегеля и через них была передана правым сторонникам коллективизма. Она еще более вдохновляла левых коллективистов: труды Руссо были Библией для якобинских лидеров Французской революции, они были впитаны многими полными надежд русскими революционерами и оказали большое влияние на крестьянских социалистов в Китае и в Камбодже. В теории социализма марксистская теория коллективизма затмила теорию Руссо для большей части теоретиков XIX и XX веков. Однако дискурс постмодернизма во многом объясняется тем, что внимание постмодернистских мыслителей, изначально