Постмодерн. Игры разума - Жан-Франсуа Лиотар Страница 44

Ведь именно так выглядят споры между идеалистами, солипсистами и реалистами. Одни так нападают на нормальную форму выражения, словно они атакуют некоторое утверждение; другие же так защищают ее, как если бы они констатировали факты, признаваемые каждым разумным человеком.

403. Если бы словом «боль» я обозначал лишь то, что ранее называл «моей болью», а другие «болью Л.В.», я бы не нанес другим людям никакого ущерба, коль скоро предусмотрена система обозначений, в которой выпадение слова «боль» из других сочетаний было бы как-то восполнено. Тогда другим людям по-прежнему соболезновали бы, их бы лечили врачи и т. д. Естественно, не было бы никаких возражений и против такого вот способа выражения: «Но другие ведь испытывают то же, что и ты!»

А что бы выигрывалось от этого способа изложения? Ничего. Но и солипсист, защищая свои взгляды, не стремится ни к каким практическим преимуществам!

404. «Говоря «мне больно», я не указываю на персону, испытывающую боль, так как в известном смысле вовсе не знаю, кому больно». И это можно обосновать. Ибо прежде всего: я же не утверждал, что то или иное лицо испытывает боль, а сказал «я испытываю…». Ну, а тем самым я ведь не называю никакого лица. Так же как никого не называю, когда от боли издаю стон. Хотя другой человек может понять по стону, кто испытывает боль.

Что же означает тогда: знать, кому больно? Это значит, например, знать, какой человек в этой комнате испытывает боль тот ли, кто сидит там, или тот, кто стоит в этом углу, или же тот рослый блондин и т. д. Что я хочу всем этим сказать? То, что существуют самые разные критерии «идентичности» личности.

Ну, а какой же из них побуждает меня сказать, что «мне» больно? Ни один.

405. «Но ведь, говоря «Мне больно», ты же, во всяком случае, хочешь привлечь внимание других к особому лицу». Ответом могло бы быть: «Нет, я хочу обратить их внимание только на меня».

406. «И все же словами «Я испытываю…» ты хочешь провести различие между тобой и другими». Можно ли это сказать во всех случаях? Даже если я просто издаю стон? Да и желая «провести различие» между мной и другими людьми разве я хочу тем самым провести различие между личностями Л.В. и N.N.?

407. Человек мог бы подумать, что кто-то стонет: «Кому-то больно не знаю кому!» а потом поспешить этому стонавшему на помощь.

408. «Однако у тебя не возникает вопроса, испытываешь ли боль ты или же кто-то другой!» Предложение «Я не знаю, больно ли мне или кому-то другому» было бы логическим произведением, и одним из его сомножителей было бы: «Я не знаю, больно ли мне или нет», а это не является осмысленным предложением.

409. Представь себе, что несколько человек, среди них и я, стали в круг. Кто-то из нас, то один, то другой, соединяется с полюсами электрической машины, но так, что мы этого не можем видеть. Я наблюдаю за лицами людей и стараюсь узнать, кто же из нас в данный момент находится под током. Вдруг я говорю: «Теперь я знаю, кто это; это как раз я». В этом смысле я бы мог также сказать «Теперь я знаю, кто здесь ощущает удар тока: это я сам». Это был бы несколько необычный способ выражения. Но если предположить, что я могу чувствовать удар тока и тогда, когда под током находится кто-то другой, то выражение «Теперь я знаю, кто…» становится совершенно неуместным. Оно не принадлежит этой игре.

410. «Я» не наименование какой-то персоны, «здесь» не название какого-нибудь места, «это» не имя. Но они находятся во взаимосвязи с именами. С их помощью объясняются имена. Верно также, что для физики не свойственно употреблять эти слова.

411. Подумай, как можно применять эти вопросы и как разрешать:

1) «Мои ли это книги?»

2) «Моя ли это нога?»

3) «Мое ли это тело?»

4) «Мое ли это ощущение?»

Каждый из этих вопросов имеет практическое (нефилософское) применение.

К 2): Подумай о случаях, когда моя нога анестезирована или парализована. При определенных обстоятельствах вопрос можно было бы решить, установив, чувствую ли я в этой ноге боль.

К 3): При этом человек мог бы указывать на изображение в зеркале. Но при некоторых обстоятельствах кто-то мог бы задать этот вопрос, и коснувшись тела рукой. При других же он был бы равнозначен вопросу: «Неужели мое тело выглядит так?»

К 4): Какое именно ощущение здесь выделено как это? То есть: как употребляется тут указательное местоимение? Несомненно, иначе, чем, скажем, в первом примере! При этом путаница возникает из» за того, что человеку представляется, будто, обращая внимание на какое-то ощущение, он тем самым указывает на него.

412. Чувство непреодолимой пропасти между сознанием и мозговым процессом: как получается, что на размышлениях нашей повседневной жизни это не сказывается? Мысль об этом принципиальном различии связана с легким головокружением, наступающим тогда, когда мы проделываем логические трюки. (Подобные же головокружения вызывают у нас некоторые теоремы теории множеств.) Когда же в данном случае нас охватывает это чувство? Ну, например, когда я особым образом направляю свое внимание на собственное сознание и, словно бы хватаясь при этом за лоб, с изумлением говорю себе: предполагается, что ЭТО порождено мозговым процессом! Но что это может означать: «направить свое внимание на собственное сознание»? Что может быть более странным, чем это? То, что я бы назвал таким образом (ибо эти слова реально не употребляются в обыденной жизни), было неким актом созерцания. Я смотрел остановившимся взглядом прямо перед собой но вовсе не на какую-то определенную точку или предмет. Мои глаза были широко раскрыты, брови не были сдвинуты (как это бывает в большинстве случаев, когда я интересуюсь определенным объектом). Созерцанию не предшествовал какой-то интерес подобного рода. Мой взгляд был «отсутствующим»; или же напоминал взгляд человека, любующегося освещением неба и впитывающим его свет.

А подумай-ка над тем, что предложение, произнесенное мною как парадокс (это порождено мозговым процессом!), вовсе не парадокс. Оно могло бы прозвучать по ходу эксперимента, призванного показать, что наблюдаемый мною световой эффект порожден возбуждением определенной части головного мозга. Но я изрек это предложение не в той обстановке, в которой оно имело бы повседневный, непарадоксальный смысл. И направленность моего внимания была совсем не той, какая нужна для проведения эксперимента. (В случае эксперимента мой взгляд был бы «сосредоточенным», а не «отсутствующим».)

413. Здесь мы сталкиваемся со случаем интроспекции, напоминающей ту, с помощью которой Уильям Джемс выявил, что понятие «я» состоит главным