Эстетика Канта - Марат Нурбиевич Афасижев Страница 7

из компонентов механизма эстетического восприятия — обусловило понимание эстетического восприятия как гармонической игры способностей познания, изолированной от познавательных и прагматических функций. Но при этом не следует забывать, что бесцельное или чистое функционирование познавательных способностей происходит лишь при эстетическом созерцании природы, пели которой человеку неизвестны и лишь могут приписываться ей для удобства познания. Поэтому «формализм» Канта при нахождении критериев оценки предметов природы (предметов, цель которых неизвестна) не лишен реального основания. В самом деле, если мы воспринимаем явления природы эстетически, а не с познавательной или утилитарной целью, то что кроме формы — Фигур и цвета этих явлений нас может привлечь? Что же касается восприятия человеком продуктов культурной, т. е. целесообразной, деятельности людей, то они оцениваются, согласно Канту, не только с точки зрения воздействия их на субъект своей формой, но в первую очередь с точки зрения их практического назначения или совершенства.

Но каким образом возможно как бы взаимопроникновение воображения и рассудка при эстетической деятельности?

И почему их гармония является непременным условием возбуждения чувства удовольствия?

Установив, что эстетическое удовольствие является следствием воздействия на чувственность гармонической игры воображения и рассудка, Кант оставил открытым вопрос о том, как же возможна эта гармония познавательных способностей, следствием которой является положительное чувство. А ведь именно этот вопрос является действительно ключевым, ибо от его решения зависит установление первопричины эстетического суждения по отношению к чувству удовольствия и неудовольствия, т. е. той проблемы, которую немецкий философ выдвинул как основополагающую для понимания природы эстетической деятельности.

Предпосылки решения этого основного вопроса эстетической деятельности связаны с общей теорией познания Канта, вернее, с выяснением природы познавательных способностей вообще и характера их функционирования. Поскольку же основной функцией аппарата познания является именно познание, а эстетическая деятельность является побочной и использует уже сложившиеся способности познания, то природу познавательных органов возможно постигнуть лишь путем рассмотрения их прямого назначения.

Исследованию возможности осуществления познания посвящена «Критика чистого разума». Познание, по Канту, осуществляется в результате соединения данных чувственности, или созерцания предметов, и априорных, изначальных категории рассудка.

Основной проблемой теории познания Канта является решение вопроса о возможности соответствия конкретно-чувственного и абстрактно-общего в процессе познания— проблемы, которая еще с античных времен была камнем преткновения для философов. Главная трудность заключалась в установлении того, как образуются общие понятия, какова их природа. Предшествовавшая Канту философия не смогла решить этой проблемы. Не решил ее и Кант. Но он близко подошел к истине и создал предпосылки для понимания происхождения общих понятий.

По Канту, «существуют два основных ствола человеческого познания, вырастающие, быть может, из одного общего, но неизвестного нам корня, а именно чувственность и рассудок} посредством чувственности предметы нам даются, рассудком же они мыслятся» (3, 123–124).

Что же объединяет эти «крайние звенья» человеческой души? Очевидно, нечто общее как с категориями рассудка, так и с представлениями предметов. Такой способностью, которая одновременно выступает и чувственной и интеллектуальной, является способность воображения. Именно она в своей деятельности соотносит эмпирическую чувственность с категориями рассудка, без чего невозможно познание вообще, ибо рассудок, по Канту, есть пустая, бессодержательная форма. Делает это воображение с помощью «посредствующего представления», или трансцендентальной (выходящей за пределы опыта) схемы, которая в отличие от конкретного представления (как данного чувственности), есть и «продукт и как бы монограмма чистой способности воображения a priori» (3, 223), т. е. тот способ мысленного построения идеального предмета (предмета вообще или образца этого предмета), лежащий в основе чистого или всеобщего понятия этого предмета и составляющий необходимое условие для его опознания, осуществляемого в акте соотнесения последнего с его идеальным прототипом[12].

Таким образом, «само «чистое», «априорное», доопытное всеобщее рассудочное понятие оказывается в конечном счете лишь застывшим, окостеневшим слепком живой творческой, но субъективно-произвольной продуктивной деятельности воображения»[13].

Соотношение воображения и рассудка можно по аналогии выразить в современных терминах взаимодействия функции и структуры, и тогда станет более ясным, насколько близко подошел Кант к решению вопроса о причине «совпадения» и возможности гармонии воображения как деятельной функции и рассудка как структуры, в которой отложились наиболее типичные формы деятельности воображения. А так как деятельность воображения в основном заключалась в соединении образов предметов с понятиями рассудка, то с позиций современной науки возможно представить не только как осуществлялся «перевод» этих образов в «схемы» продуктивного воображения, а затем и в понятия (т. е. генезис понятий рассудка), но и почему в каждом отдельном акте познания достигается «узнавание» чувственных созерцаний соответствующими им понятиями, — ведь понятия есть не что иное, как «окостеневшие», некогда живые созерцания.

Великой догадкой Канта было то, что всем ходом своих рассуждений он пришел к выведению форм познания из принципа деятельности и подчинения, в конечном итоге, познания практической деятельности, которая действительно является основой и важнейшим определяющим фактором возникновения и развития всех форм человеческого знания.

Современной наукой, опирающейся на диалектико-материалистическую методологию, более или менее точно установлен характер зависимости форм чувственности и понятий от практической деятельности человека как в филогенезе, так и онтогенезе, в процессе которых «структура и способы практических действий с вещами постепенно отлагались в мозгу в виде структуры и способа умственных действий с идеальными моделями вещей. Логика практических действий пересаживалась в голову и превращалась в логику мышления <…>

Человек приобрел исключительную по своей роли в жизни способность мысленно оперировать идеальными моделями вещей, не имея их в руках, не прикасаясь к ним. Возникла способность к воображению — этому великому дару, сыгравшему колоссальную роль в творческой деятельности человечества. Мысленные действия не могут возникнуть сами по себе (или спонтанно, как утверждал Кант. — М. А.). Они есть не что иное, как пересаженные в голову и преобразованные в ней практические действия. Как показали психологические исследования, аналогичным образом идет процесс исследования и у ребенка. Из способов воздействия людей на вещи и друг на друга вырастали способы связи мыслей, логика мышления»[14].

Понимание действительной необходимости возникновения всех форм духовной и практической деятельности возможно лишь с позиций диалектико-материалистической теории отражения, которая при рассмотрении взаимоотношений человека с окружающей его средой придерживается методологического принципа — анализировать их в неразрывной связи и взаимообусловленности и выводить все формы духовной и практической деятельности как необходимый результат этого взаимодействия. А иначе невозможно объяснить, как возник «субстрат всех способностей» человека и чем обусловлены формы и цели его функционирования. Иначе (мы это находим у Канта, да и не только у него) они могут представляться как бы врожденными.

Рациональный вывод, который из этого следует, направлен против абсолютизации роли практики в формировании склонностей и способностей человека. Практика, имеющая в своей основе