Эстетика Канта - Марат Нурбиевич Афасижев Страница 8

целесообразное функционирование определенных биологических структур человека, во многом задается и, следовательно, ограничивается параметрами этой структуры. Если априоризм Канта в отношении форм познания и эстетической деятельности трактовать в плане зависимости функции от структуры, то упрекать философа можно лишь в том, что он не сосредоточил внимания на рассмотрении диалектики взаимодействия и взаимозависимости этих категорий. А это неизбежно привело к тому, что Кант не объясняет и даже не ставит проблемы социальной необходимости возникновения эстетического функционирования познавательных способностей человека. И это понятно, ибо без исторического рассмотрения этой проблемы невозможно попять причину возникновения потребности в эстетической деятельности. Только диалектическое рассмотрение соотношения различных потребностей человека в процессе развития общества способно указать правильные пути ее решения.

Оформившись на заре становления общества лишь как средство более успешного (по сравнению с животными) приспособления к условиям внешней среды, познавательная деятельность мозга человека постепенно, вместе с развитием общества выходила из плена грубых биологических потребностей. И по мере увеличения «свободного времени» человека в нем все более и более развивалась Функциональная потребность в неутилитарной активности, на базе которой возникает эстетическая деятельность, вначале тесно связанная с формами трудовой деятельности, а впоследствии дифференцировавшаяся в различных видах искусства как специфической формы эстетического отношения человека к действительности.

У Канта же диалектика еще не стала основным принципом рассмотрения проблем эстетики, как это впоследствии мы находим у Гегеля. Она в кантовской системе находится еще в зародышевом состоянии.

На более плодотворное выяснение специфики эстетического отношения человека к действительности в философии Канта накладывала известное ограничение его общая целевая установка, общий подход к эстетической деятельности как к соединительному звену между миром природы и свободы, а к эстетике — как к вспомогательной части его философской системы. Особенно наглядно это проявилось в учении Канта о возвышенном.

КАНТ О ВОЗВЫШЕННОМ

Дальнейший этап перехода от природы к сверхчувственному миру обосновывается Кантом в его учении о возвышенном.

Вначале Кант устанавливает общие черты прекрасного и возвышенного. Как прекрасное, так и возвышенное определяется не на основе чувственного удовольствия и не на основе логического суждения, а суждением рефлексии. Поэтому и удовольствие от прекрасного и возвышенного связано не с ощущением приятного и не с определенными понятиями. Однако и по объекту, и по механизму восприятия их, и по чувствам, вызываемым этими объектами, прекрасное и возвышенное различны.

Прекрасное в природе связано с формой предмета, а возвышенное — с бесформенным и чрезмерным. Прекрасное при восприятии соотносится воображением с рассудком, возвышенное — с разумом. Восприятие прекрасного возбуждает игру высших способностей познания — рассудка и воображения, что приводит к «чувству повышения жизнедеятельности»; восприятие же возвышенного, наоборот, подавляет жизнедеятельность человека как природного существа, возбуждая при этом его духовные чувства, стимулирует деятельность его воображения.

Прекрасное связано с оценкой качества, возвышенное — количества. «Основание для прекрасного в природе мы должны искать вне нас, для возвышенного же — только в нас и в образе мыслей, который вносит возвышенное в представление о природе…» (5, 252). А отсюда при восприятии красоты природы хотя и не происходит познания ее явлений, но все же обогащается понятие о ней, так как эстетическое восприятие природы, которое основано на принципе субъективной целесообразности (т. е. ее способности вызвать игру познавательных способностей), заставляет человека задуматься о возможности объективной целесообразности природы. «Следовательно, — писал Кант, — самостоятельная красота природы на самом деле расширяет хотя и не наше познание объектов природы, но все же наше понятие о природе, а именно [о природе] просто как механизме, [расширяет] до понятия о ней как об искусстве, что побуждает нас к глубоким исследованиям о возможности такой формы» (5, 251–252). Возвышенное же в природе не ведет к пониманию природы, а воздействует на человека и указывает ему на целесообразность в самом человеке, независимо от природы.

Приступая к исследованию возвышенного как эстетической категории, Кант применяет при этом тот же метод, что и при исследовании прекрасного, т. е. рассматривает возвышенное по его качеству, количеству, отношению и модальности. Ибо «как суждение эстетической рефлектирующей способности суждения удовольствие от возвышенного, так же как и от прекрасного, должно быть по количеству общезначимым, по качеству — лишенным интереса, по отношению — давать представление о субъективной целесообразности, а по модальности — представлять эту целесообразность как необходимую» (5, 252).

Метод рассмотрения возвышенного отличается у Канта лишь последовательностью рассмотрения этих признаков: если исследование прекрасного начинается с определения его по качеству, то анализ возвышенного начинается с исследования количества как главного момента эстетического суждения о возвышенном. При этом Кант начинает с обоснования деления возвышенного на математическое и на динамическое возвышенное соответственно механизму деятельности внутреннего мира человека.

Если при восприятии возвышенного в природе воображение соотносит его представление с познавательной способностью, то суждение об этом представлении на основе целесообразного движения души, которое оно вызвало, будет математическим возвышенным. Если же представление о возвышенном будет соотнесено воображением со способностью желания, то оно будет называться динамическим. В первом случае возвышенное рассматривается как величина, во втором — как сила. Понятие величины связано о познанием, понятие силы — с практическим соотношением сил природы и человека.

Кант так определял возвышенное с точки зрения величины: «Возвышенным мы называем то, что безусловно велико» (5, 253), т. е. велико помимо всякого сравнения данного явления природы с другими ее явлениями. Например, воспринимаемый нами океан велик безотносительно к другим океанам, которые, может быть, более велики. При суждении о возвышенном не происходит ни познания данного явления (т. е. представление о нем не соотносится с понятиями рассудка), ни определения его объективной целесообразности.

Основу суждения о возвышенном, так же как и о прекрасном, составляет субъективная целесообразность представления по отношению к способности суждения. Согласно Канту, в основе эстетического суждения величины лежит субъективное мерило — представление о величине без всякого практического интереса к объекту. Объект вызывает удовольствие от сознания субъективной целесообразности в применении познавательных способностей, заключающейся в расширении воображения при восприятии возвышенного. Что же касается самого объекта суждения, то в доступной созерцанию природе, по Канту, пет ничего само по себе возвышенного, ибо «все то, что может быть дано в природе, каким бы большим мы ни считали его в нашем суждении, может быть низведено до бесконечно малого, если рассматривать его в ином отношении, и, наоборот, нет ничего столь малого, что в сравнении с еще меньшими масштабами нельзя было бы увеличить в нашем воображении до мировой величины. Телескопы дали нам богатый материал для того, чтобы сделать первое замечание, а микроскопы — второе» (5, 256).

Воображение человека может продвигаться и