Эстетика Канта - Марат Нурбиевич Афасижев Страница 9

в сторону увеличения, и в сторону уменьшения созерцаемой природы бесконечно, а разум человека стремится мыслить всю эту бесконечность в обе стороны как бесконечность единого целого и притязает, по словам Канта, на обладание «реальной идеи», этой «абсолютной целокупности». Поэтому, по Канту, возвышенны не предметы природы сами по себе, а «расположение духа», которое возникает под влиянием представления о них и пробуждает в человеке сверхчувственные способности постигать то, что превышает возможности чувственного восприятия природных явлений.

Но каковы все же должны быть величины природных явлений, чтобы вызвать чувство возвышенного, и каков способ его определения? Возвышенное, по Канту, не может быть установлено посредством понятия о числе (это было бы математическим определением), а познается только в созерцании (по глазомеру, уточняет Кант) и, следовательно, является субъективно, а не объективно устанавливаемым. Поэтому если для математического определения величин нет предела наибольшего, так как наращивание чисел в принципе может быть бесконечным, то для эстетического созерцания наибольшее имеется. Оно обусловлено способностью восприятия природы, которое не бесконечно, ибо имеется предел возможности удерживать в сознании образ целого природного явления с помощью воображения.

По теории познания Канта, способность воображения оперировать количеством связана с его способностью схватывания результатов восприятия природы внешними чувствами, т. е. во времени и пространстве, и соединения их в одно обозримое целое. Поэтому способность воображения в соединении с чувственностью и является критерием «эстетически наибольшей основной меры определения величин» (5, 258). Оно нечто среднее между конкретным единичным образом и бесконечностью их. «В самом деле, — писал Кант, — когда схватывание доходит до того, что схваченные сначала частичные представления чувственного созерцания в воображении ужо начинают гаснуть, а воображение тем временем переходит к схватыванию большего числа [представлений], то оно на одной стороне теряет ровно столько, сколько выигрывает на другой, и в соединении имеется нечто наибольшее, дальше которого оно уже идти не может» (там же), ибо эстетическое суждение о величине «показывает величину безотносительную, насколько душа может воспринять ее в созерцании» (там же)[15].

Поэтому эстетическое определение величин имеет «абсолютную меру, больше которой субъективно (для субъекта, его рассматривающего) ничто невозможно… оно приводит к идее возвышенного и порождает то волнение, которого не может вызвать математическое определение величин числами», и которое «показывает всегда только относительную величину через сравнение ее с другими величинами того же рода, эстетическое же показывает величину безотносительную…» (5, 257–258), причем «величина, которая охватывается здесь, может возрастать до какой угодно степени, если только она может быть воображением соединена в одно целое» (5, 259).

Учитывая все это, Кант приходит к выводу, что возвышенные чувства могут вызвать не продукты трудовой деятельности, где человеческая цель определяет их размеры я формы, и не такие природные предметы, как животные, например лошади, назначение которых из практики известно, а лишь явления грубой, дикой природы, и то лишь в том случае, если с восприятием их не связаны волнения из-за их реальной опасности, т. е. только в той степени, в какой они представляют собой «величину».

Но благодаря чему, спрашивает Кант, образуется эстетическая норма, служащая «основанием общезначимого удовольствия в определении величин, и притом в определении, доведенном до несоответствия нашей способности воображения в изображении понятия о величине?» (5, 260). Такой нормой является, по его мнению, бесконечное как целое, в сравнении с которым все другое мало» Но такое целое человек может лишь мыслить, а не представлять, ибо оно намного превышает «масштаб» его способности восприятия и воображения.

Расширяясь до возможных пределов при восприятии возвышенных явлении природы, воображение убеждается в своем бессилии расширяться до бесконечности и дать представление о таких явлениях. Поэтому «природа возвышенна в тех своих явлениях, созерцание которых вносит идею ее бесконечности. Это может иметь место только благодаря несоответствию даже величайших усилий нашего воображения при определении величины какого-нибудь предмета» (5, 262), что «заставляет судить как о возвышенном не столько о предмете при определении его, сколько о расположении души» (5, 263), при котором воображение соотносится с разумом и субъективно соответствует его идеям.

Кант полностью отрицает наличие возвышенного в окружающем человека мире природы и категорически утверждает, что «истинную возвышенность надо искать только в душе того, кто высказывает суждение, а не в объекте природы, суждение о котором дает повод для такого расположения у пего» (там же).

Таким образом, суждение о возвышенном в природе как эстетическое характеризуется тем, что в результате его устанавливается, что «вся сила воображения все же несоразмерна идеям разума» (там же). Суждение о возвышенном, по Канту, в конечном счете указывает на необходимость «привести понятие природы к сверхчувственному субстрату (лежащему в основе ее, а также в основе нашей способности мыслить)…» (там же).

После определения функции количества, лежащей в основе суждения о возвышенном, Кант переходит к определению качества удовольствия в суждении о возвышенном.

Согласно Канту, разуму присущ некий закон, по которому каждое явление, данное человеку в созерцании, как бы соотносится с неизменной мерой, а именно — о абсолютным целым, по отношению к которому всякое доступное восприятию явление не может не быть абсолютно малым. При этом соотнесении, как уже было сказано, обнаруживается, что человеческое воображение даже при его максимальном напряжении не может от созерцания данного явления расшириться до такой степени, чтобы достигнуть изображения этого абсолютного целого, т. о. изображения идеи разума. Но одновременно с ощущением ограниченности своего воображения человек чувствует и свое назначение — стремиться к этому целому. Отсюда возникает чувство уважения человека (а в его лице и всего человеческого рода) к своему назначению — достигнуть по сути своей недостижимого. При этом происходит перенесение уважения на объект, вызвавший это чувство. При соотношении объекта, вызвавшего чувство уважения своими размерами, с неизмеримо превосходящей его идеей целого делается наглядным превосходство познавательных способностей человека, стремящихся к постижению этого целого над максимальной способностью чувственности, возможности которой ограничиваются способностью воспринимать лишь этот объект, в данном случае, правда, превосходящий другие явления. «А именно все, что природа как предмет [внешних] чувств имеет для нас великого, считать малым в сравнении с идеями разума — это для нас закон (разума) и относится к нашему назначению; и то, что возбуждает в нас чувство этого сверхчувственного назначения, согласуется с этим законом», — писал Кант (5, 265).

Таким образом, чувство возвышенного — это сложное чувство, сочетающее в себе чувство неудовольствия от несоответствия возможностей воображения и разума при восприятии возвышенного в природе и удовольствия, вызванного этим же несоответствием, так как оно же подтверждает не только ограниченность возможностей чувственного восприятия человеком природы, по и его способность выйти за пределы чувственного восприятия к постижению