Георгий Бабат - Магнетрон Страница 9

— Вы, кажется, работаете в цехе радиоламп? — спросил Студенецкий.

— Да-да. В нашем цехе как раз относительно благополучно. Я выписал у бригады измерения по всему заводу. Цех рентгеновских трубок — это один из худших. Но я считаю, что мы на всем заводе должны немедленно заменить все парортутные насосы на паромасляные. При паромасляных не будет этой возни с жидким воздухом, с ловушками. Но основное — конечно, здоровье. Мы должны беречь людей. В Советском государстве все производство должно служить на благо трудящимся. Машина для человека, а не человек для машины.

Студенецкий улыбнулся. Лицо его стало добрым, мягким и оттого неожиданно стариковским.

— Абсолютно с вами согласен. Машина для человека, а не человек для машины. Машиной в просторечье называют и паровоз и автомобиль. Предприятие, на котором мы с вами работаем, есть тоже некий механизм — большая, сложная машина. Один из великих машиностроителей прошлого века говорил, что механизмом называется совокупность тел, ограничивающих свободу движения друг друга взаимным сопротивлением настолько, что все точки такой системы способны описывать только вполне определенные кривые! — Студенецкий поднял вверх указательный палец и строго взглянул на Веснина. — Мы с вами только винтики в механизме. И если мы начнем вертеться не так, как нам положено, то это может повести к перебоям в работе нашей машины, даже к поломкам, к авариям.

— Константин Иванович, что касается конструкции паромасляных насосов, то я прикинул уже один вариант, который можно вписать в существующие станки без их переделки.

— На днях мне рассказали любопытную историю, — возразил Студенецкий. — Один монгол прикатил из своего кочевья в город Улан-Батор на деревянном велосипеде собственной конструкции. Он заявил, что изобрел эту машину сам, не зная русского языка. О присутствующих не говорят, но подобное случается и с нашим братом — русским самородком. Лень-матушка раньше нас родилась. Легче, видите ли, придумать велосипед, чем научиться грамоте… — Студенецкий почесал переносицу. — А вам, — с отеческой улыбкой продолжал он, — я искренне советую: читайте, как можно больше читайте. Изучайте производство. Впитывайте в себя, впитывайте… Вы ведь не вакуумщик, вы радист. Вы еще не вникли во все наши тонкости. Не правда ли?

Веснин сидел молча, не поднимая глаз. Он был еще молод и не научился скрывать свои чувства. Губы его надулись, выпятились. Его возмутил анекдот, который показался ему шовинистическим.

Студенецкий заметил, как упрямо сдвинулись у его нового подчиненного брови, и решил еще немного его осадить

— Композитором можно быть в двенадцать лет, — сказал технический директор медоточивым голосом. — Вспомните Моцарта. Поэт определяется уже к двадцати годам. Двадцати двух лет умер Веневитинов, оставивший заметный след в истории русской поэзии. Но мне не известен ни один инженер, который создал бы что-либо ценное, не имея за плечами, по меньшей мере, десяти лет практической производственной работы.

Константин Иванович умел с первого взгляда, каково бы ни было его личное отношение к человеку, оценить того, с кем имел дело.

«Чтобы приручить бунтаря, — думал он, глядя на Веснина своими слишком светлыми и ясными для старика глазами, — нужно дать ему богатство. Тогда он станет консерватором и успокоится».

— Сегодня, — сказал он вслух, — я подпишу приказ о переводе вас на исследовательскую работу.

Студенецкий встал и протянул руку Веснину в знак того, что аудиенция окончена.

— Держать такого в цехе, — говорил позже Константин Иванович начальнику отдела кадров Пахареву, — это все равно, что чистить бритвой картошку.

Так состоялось назначение Веснина на работу в лабораторию.

В вопросе о насосах Веснин остался при своем мнении. Но он решил все же последовать совету технического директора и более обстоятельно ознакомиться с соответствующей технической литературой. А затем упрямый молодой человек написал пространную докладную, которую Константин Иванович переадресовал своему заместителю — главному технологу завода Августу Августовичу Фогелю.

Фогель вызвал к себе Веснина и, как лицо, отлично знающее завод, доказал молодому инженеру, что перевод значительной части производства с парортутных насосов на паромасляные требует больших хлопот. Надо наладить производство самих насосов, организовать специальную мастерскую для выработки насосного масла…

Фогель родился и вырос в Таллине. Он красиво говорил по-эстонски и по-немецки, но, когда ему требовалось произнести речь по-русски, он говорил очень медленно, с большими паузами, подбирая и взвешивая каждое слово, обдумывая фразы. Веснин беседовал с главным технологом завода впервые, и эта манера Фогеля произвела на него сильное впечатление.

— Данный масштаб не вашего плеча дело, — говорил Фогель.

«Мне одному это, конечно, не по плечу, — думал Веснин, — но ведь можно было бы поручить это людям более квалифицированным».

Но он не успел ничего возразить вслух, потому что Фогель, очевидно предвидя подобное возражение, продолжал весьма авторитетно:

— Задача честный молодой инженьёр — это давать программ, давать ламп. Производство имеет свой план. План есть закон.

В наши дни паромасляные насосы получили широкое распространение. Теперь они применяются не только в электровакуумной промышленности, но и в ядерной технике. Однако в 1933 году перевести завод с парортутных насосов на паромасляные было действительно сложно. Веснин не первый вносил такое предложение. Когда-то Студенецкий сам любил вводить новшества, но теперь он стал старше.

«Никаких новостей — это уже хорошая новость», — шутя приводил он все чаще эту полюбившуюся ему в последнее время французскую поговорку.

И Константин Иванович позаботился о том, чтобы Веснин попал в отдел лаборатории, который имел наименьшее отношение к насосам и к технике откачки.

Возвращение

Поезд, которым Веснин возвращался из командировки, пришел в Ленинград точно по расписанию — в 15 часов 00 минут. Но до завода от вокзала надо было ехать, по крайней мере, еще час! Значит, к себе в лабораторию Веснин мог попасть только к самому концу рабочего дня. Нетерпение, желание немедленно начать работу над генератором сантиметровых волн было так велико, что он все же решил ехать на завод: «Невозможно отложить такое дело на целые сутки! Завтра с самого утра пойдут текущие дела, плановая работа…»

На заводском дворе, против заводоуправления, стоял открытый легковой автомобиль. Такой машины Веснин еще не видел и подошел ближе, чтобы ее рассмотреть.

Это была машина типа «КП-5», выпущенная заводом «Красный Путиловец», — один из первых советских легковых автомобилей.

Из подъезда вышли директор завода Жуков и секретарь партийного комитета Артюхов. Они провожали коренастого, широкого в плечах человека. На нем было пальто полувоенного покроя, сапоги. Его круглое лицо с энергичным подбородком и темными глазами показалось Веснину знакомым, но он не мог вспомнить, где видел его.

Быстрый в движениях гость легкими шагами сбежал на тротуар к автомобилю. Прежде чем сесть в машину, он еще раз обернулся к провожающим, снял защитного цвета фуражку и помахал ею. Когда его взор случайно остановился на стоявшем поодаль Веснине, молодому инженеру показалось, что этот взгляд на редкость остер и даже колюч.

К Веснину подошел начальник охраны завода Елагин:

— Товарищ, попрошу вас вернуться и оставить свой чемодан в камере хранения в проходной, — сказал он Веснину.

Машина уже выезжала за ворота.

— Кто это был? — спросил Веснин Елагина.

— Не узнали! Неужто и впрямь не узнали?

Неразговорчивый начальник охраны говорил с необычайным для него оживлением:

— Да это же был Сергей Миронович Киров! Приезжал поздравить. Опоздали вы. Тут у нас в обеденный перерыв митинг был.

Веснин знал, что завод взял на себя обязательство досрочно выполнить пятилетний план.

Значит, выполнили! Веснин не был на заводе всего несколько дней, но ему казалось, что он потерял бесконечно много времени на разъезды, ничего за это время не сделал, лодырничал. Ему с еще большей силой захотелось немедленно приняться за свой генератор.

Лаборатория завода помещалась в большом сером четырехэтажном корпусе. Его закончили строительством в 1932 году, за год до того, как Веснин поступил на завод. Почти половина всего инженерно-технического состава завода была занята в лаборатории.

Каждый год сюда на практику из различных втузов и университетов Советского Союза приезжали студенты. Многие из них, получив звание инженера, оставались работать на заводе. Тут можно было встретить выпускников из Москвы, Харькова, Киева, из Новочеркасска и далекого Томска.