Происхождение творчества. Провокационное исследование: почему человек стремится к созданию прекрасного - Эдвард Осборн Уилсон Страница 11

Человек утвердился на земле за промежуток времени, который простирается, грубо говоря, от 60 000 до 10 000 лет до н. э., что эквивалентно смене примерно 500 поколений. Этого времени также явно недостаточно для того, чтобы объяснить происхождение всех тех черт, которые объединяют нас в один вид: наши диковинные двуногие тела, не покрытые шерстью, наши шаровидные черепа, заполненные огромным мозгом, наши обезьяньи эмоции. Отметим и еще одно важное обстоятельство с важнейшими следствиями: существовал общий инстинкт, который привел к возникновению языков, состоящих из звуков и произвольно приписанных к ним значений. Наконец, у всех людей существуют общие способности: они могут заниматься творческой деятельностью, изучать окружающую среду и изобретать новые средства для управления ею, наконец, создавать мифы о сотворении мира, которые укрепляют племенные религии.

Мне кажется, что нам повезло: срок в 500 поколений оказался слишком коротким для того, чтобы вид человека разделился на несколько видов, каждый из которых оказался бы репродуктивно изолирован, не подвергался гибридизации и со временем все сильнее расходился бы с другими видами. Такое умножение видов было характерно для наших более старых, «дочеловеческих» предков. При похожем развитии событий в нашем случае возникли бы неразрешимые моральные и политические проблемы, решением которых могло бы послужить лишь полное уничтожение всех видов, кроме одного (по-видимому, именно так наш вид Homo sapiens поступил с родственным ему видом Homo neanderthalensis).

Люди не только с трудом заглядывают в глубины времени, но и почти не понимают, что происходит вокруг них здесь и сейчас. В нашей повседневной жизни мы достаточно ясно представляем себе лишь то, что происходит в непосредственной близости от нас. Фактически мы ощущаем менее одной тысячной от одного процента тех воздействий, которые оказывают на нас постоянно носящиеся вокруг людей молекулы и волны энергии. Этой воспринимаемой части оказывается достаточно для того, чтобы обеспечить наше личное выживание и воспроизводство. При этом большинство этих воздействий похоже на те, которые испытывали еще наши палеолитические предки – таков путь эволюции посредством естественного отбора. Все мы являемся продуктом действия силы, которая одновременно является мощной и максимально расчетливой.

Биологи называют ту часть окружающей среды, которую мы можем непосредственно воспринимать нашими «невооруженными» органами чувств, словом умвельт (Umwelt) (приблизительный перевод – «мир вокруг нас»). В течение миллионов лет умвельт всех наших дочеловеческих предков был связан с окружавшей их африканской саванной; эти существа обладали свойствами, которых оказалось достаточно для выживания в таких условиях. Да, мы выжили, в то время как другие, родственные нам виды гоминин, обладавшие иными механизмами восприятия, оказались менее удачливыми и вымерли. В этом смысле мы похожи на кондоров, патрулирующих вершины Анд, которые обладают великолепным зрением и тонким обонянием; на абиссальный бентос, то есть на обитателей зоны максимальных морских глубин, навсегда затерянных в кромешной тьме, но чувствующих малейшие следы гниющей плоти; на воронковых пауков, которые скрываются в своих конусообразных гнездах и выскакивают при малейшем шевелении шелковой нити, которое предупреждает их о появлении жертвы из числа насекомых…

Что же такое умвельт человека, как он стал таким и почему? Это один из центральных вопросов как в естественных, так и в гуманитарных науках. Быстрый ответ на его первую часть состоит в том, что наш вид, развивавшийся как смышленое дитя африканской саванны, приспособился к ней благодаря развитию нескольких механизмов восприятия, тогда как большинство оставшихся механизмов были задействованы слабо, а некоторые не задействованы вовсе.

Так, мы в основном «аудиовизуальные» существа, то есть являемся одними из немногих животных на планете, которые вместе с птицами и частью насекомых и других беспозвоночных двигаются, ориентируясь на изображение и звук. При этом наше зрение откликается на частицы только одного вида, фотоны. Еще больше ограничивает возможности наших фоторецепторов то обстоятельство, что они могут обнаруживать только узкую часть электромагнитного спектра. Видимый нами спектр начинается на низких частотах с красного (даже не инфракрасного!) света и на высокочастотном конце не доходит даже до ультрафиолетового. Если бы у нас был набор фоторецепторов получше, то мы могли бы регистрировать, а значит, видеть, более широкий спектр цветов и их оттенков и давать им названия. Надо ли говорить, что если бы мы смогли добавить к нашему зрению зрение ястребов и бабочек, то это бы привело к революционным переменам в изобразительном искусстве?

А звук? Он крайне важен для нашего общения, но в сравнении со слуховыми талантами животного мира мы очень близки к глухоте. Многие виды летучих мышей по слуху летают, делают в воздухе пируэты и с почти невообразимой точностью ловят быстролетящих насекомых. Еще более впечатляет то обстоятельство, что летучие мыши не полагаются на звуки, издаваемые насекомыми: они сами генерируют высокочастотные звуковые колебания и находят своих жертв по отраженным волнам, которые к ним возвращаются. В ответ на это у некоторых видов бабочек образовались уши, которые настроены на частоту звука, испускаемого летучими мышами. В результате такие бабочки оказались «запрограммированы» на падение на землю в тот момент, когда они слышат щелчок эхолота летучей мыши. Другие летучие мыши по ряби на поверхности водоема определяют положение находящейся в нем рыбы и выхватывают ее когтями прямо из толщи воды. Летучие мыши – вампиры, обитающие в тропиках Южной Америки, ночью находят по запаху спящих млекопитающих (в том числе людей, которые забыли закрыть окна), сдирают с них кусочки кожи и слизывают вытекающую кровь. (Похоже, пора писать новую эпопею о рукокрылом Дракуле!) На противоположном конце частотного спектра звуков можно обнаружить слонов, которые ведут свои сложные трубные разговоры на частотах, слишком низких для наших ушей.

А запах? Люди в сравнении с остальными живыми существами практически лишены обоняния. В каждой окружающей среде, естественной или культивируемой, имеются феромоны, химические вещества, используемые для общения между членами одного и того же вида, и алломоны, используемые организмами для обнаружения других видов – потенциальных хищников, жертв или симбиотических партнеров. Каждая экосистема представляет собой неповторимый «аромоскоп» невообразимой сложности и яркости. (Позвольте мне применить к ароматам именно это слово «невообразимый», ибо в языке людей почти нет слов для описания ароматов и вкусов химических веществ.) А ведь с учетом всех беспозвоночных и микроорганизмов экосистемы содержат от тысяч до сотен тысяч видов! Мы живем в мире природы, который связан воедино своими ароматами.

Даже подготовленный натуралист, идущий по лесу или лугу, понятия не имеет о круглосуточном громовом хоре раскатов обонятельных сигналов и их разнообразных сочетаниях, образующих в воздухе настоящее буйство запахов; все это великолепие находится вне пределов регистрации наших с вами органов чувств – наших с вами, но не лесных обитателей, у которых от получения и восприятия этих сигналов зависит их жизнь. Феромоны просачиваются через почву, проникают в подстилку, где подхватываются слабыми потоками воздуха, которые снова выносят их на поверхность земли. Подобно легкому дымку, они то возникают, то рассеиваются и исчезают.

Ученые, изучавшие хемосенсорный мир, то есть мир, чувствительный к химическим раздражителям, были поражены тем, насколько сильно молекулы феромона соответствуют своим функциям у тех видов, которые их используют. Размеры молекул феромонов, скорость их рассеивания, время и место их высвобождения, чувствительность других членов вида к тому же феромону, – все ориентировано на то, чтобы сигнал распространялся как можно дальше. Более того, феромон также гарантирует необходимую степень конфиденциальности. Представим себе особь моли женского пола, которая призывает к себе самца. Ее сексуальный