Происхождение творчества. Провокационное исследование: почему человек стремится к созданию прекрасного - Эдвард Осборн Уилсон Страница 12

аттрактант должен быть уникальным для ее вида. Небольшие количества этого вещества должны путешествовать на далекие расстояния (в некоторых случаях они измеряются километрами), причем их должен считать именно самец данного, а не другого вида или, что еще хуже, паук или оса, охотящаяся на моль этого типа.

А как может себе представить эти фантомные миры человек, которому доводится в них существовать? Несомненно, мы не можем изобразить живой мир и поддерживать его в безопасности, не понимая комплексов звуков и ароматов, с помощью которых он организован.

Мне как натуралисту такое состояние человека напоминает плейстон, то есть собрание организмов, приспособленных для жизни исключительно в двумерной экосистеме, а именно на поверхности воды. Обитатели этого мира, использующие поверхностное натяжение словно акробаты – страховочную сетку, представляют собой странную совокупность микробов, водорослей, грибов и крошечных растений и насекомых.

В этом тонком, молекулярной толщины срезе земной биосферы живет лишь несколько (относительных) гигантов. Среди них наиболее заметны водомерки, представители отряда полужесткокрылых, к которому также относятся настоящие щитники, хищнецы, цикадки, кокциды, червецы и щитовки. Все они отличаются наличием остроконечных хоботков, которые они используют для пробивания поверхностей и высасывания жидкостей из растений и животных. Как свирепые хищники, водомерки управляют плейстоном, соревнуясь с рыбами (конкуренты снизу) и стрекозами и птицами (конкуренты сверху) в борьбе за насекомых и пауков, которые случайно попадают в воду. Они с точностью до последней детали идеально подходят для жизни в плейстоне: имеют тела в форме лодок каноэ, три пары длинных, веретенообразных ножек, у которых имеется специализация: задние ноги предназначены для баланса, средние – для скоростного передвижения, а передние, которые растут прямо из головы, снабжены острыми пилообразными зазубринами для захвата жертвы и нанесения ей сильных ударов, подобных ударам богомола. Их средние и задние ноги вытянуты далеко вперед, что позволяет распределять вес тела так, чтобы максимально эффективно использовать силу поверхностного натяжения воды, но не разрывать ее поверхность. Все их тело вместе с конечностями покрыто плотным слоем микроскопических водоотталкивающих волосков. Ничто – ни дождь, каждая капля которого для них дает тот же эффект, что для нас окатывание водой из шланга, ни всплески волн, ни даже погружение в воду – не приводит к намоканию их тел.

Неудивительно, что бытовое название водомерок в английском языке – Jesus bugs, дословно «жучки Иисуса». Их можно оценивать по-разному, но по одному критерию обитателей плейстона можно назвать чрезвычайно успешными. Их предки жили по меньшей мере сто миллионов лет тому назад, в эпоху динозавров, но и сегодня водомерки представлены более чем двумя тысячами видов, распределенных по разным (но перекрывающимся) территориям на большей части поверхности Земли. А одна из групп этого сонмища видов, так называемые галобатесы (Halobates), – это вообще, насколько можно судить, единственные из насекомых, которые живут внутри или на поверхности воды в открытом море.

Водомерки, короли этих владений, кажутся нам очень странными, но только потому, что мы воспринимаем их своими органами чувств, заглядывая из своего мира в их мир. Наши тела приспособлены к экосистеме, в которой развиваются наши виды. Соответственно, ограничены и наши умы. Так или иначе, наша надежда на полное самопознание зависит не только от познания нас самих, но и от познания специализации других живых систем, существующих вокруг нас.

Есть ли место для творчества в невидимых кодах и ритмах миллионов видов, которые вместе с нами живут на этой планете? Возможны ли у них музыка и изобразительное искусство? И какие возможности открываются при синестезии, то есть смешивание сенсорных модальностей друг с другом, скажем, химического со слуховым или визуальным?

Сделаем в этих размышлениях еще один шаг. Сможем ли мы в ближайшем будущем благодаря развитию точных наук о мозге прочитать, что творится в умах певчих птиц, обезьян и пресмыкающихся, а потом и бабочек, муравьев и водомерок? Ведь тогда с помощью виртуальной реальности можно будет смоделировать их умвельты…

Впрочем, на данный момент мы пока что физически заперты внутри «пузыря» гуманитарных наук и, что еще хуже, не понимаем, где находятся его пределы. Гротескно однобокий контент, которые налагает на нас массу ограничений, ярко иллюстрируется сравнением количества слов, используемых на разных языках, для классификации сенсорных ответов в разных модальностях восприятия нашего мира. Начнем с нашего знаменитого племени жу|хоан, обитателей пустыни Калахари. Они являются охотниками-собирателями с социальной организацией и ежедневным графиком деятельности, которые, как считается, были характерны для далеких предков всего современного человечества. В полном известном словаре всех сочетаний диалектов жу|хоан из 117 слов, характеризующих восприятие органами чувств, 25 процентов относятся к зрению, 37 процентов – к слуху, но только 8 процентов – к запаху или вкусу. Это несоответствие не должно удивлять, поскольку, как и все мы, жу|хоан весьма слабо ориентируются в запахах и вкусах.

А что же остальное человечество? Словари всех людей в этом смысле удивительно схожи. Термины, связанные со зрением, на языке народа тетон дакота сиу, а также на зулусском, японском и английском языках занимают от 25 до 49 процентов, и только от 6 до 10 процентов относятся к запаху и вкусу.

Изоляция от остального мира наших видов, ориентированных на специализированное аудиовизуальное восприятие, становится еще более очевидной, если сравнивать нас с другими животными. Мы почти «слепы» там, где речь идет о прикосновении, влажности и температуре. Некоторые виды пресноводных рыб для того, чтобы общаться друг с другом и охотиться на добычу, используют даже электрические поля. Мы же в непосредственном использовании технологии для органов чувств являемся свидетелями, но в остальном не обращаем на нее внимания (если не считать случаев потенциально смертельных ударов током). Мы также не можем обнаруживать нашими органами чувств магнитное поле Земли, тогда как некоторые виды птиц успешно используют его для навигации во время своих ежегодных миграций.

Недостатки, присущие творчеству и гуманитарным наукам, становятся все более очевидными в эпоху развития естественных наук и технологий. Они всюду, даже в научно-фантастических произведениях, приводят к крайнему антропоцентризму. Кажется, в мире ничто не имеет никакого значения – кроме того, что воздействует на людей. Но одно из следствий такого подхода состоит в том, что нам оставлено крайне малое поле для того, чтобы сравнивать, а значит, понимать и судить.

Подведем итог. Гуманитарные науки страдают от следующих слабостей: 1) они бессильны в своих объяснениях причинности, и 2) они существуют в «пузыре» чувственного опыта. Из-за этих недостатков они излишне антропоцентричны и поэтому слабо понимают, в чем состоит первопричина (ultimate causation) существования человека.

В V веке до нашей эры Протагор из Абдеры заявил: «Человек есть мера всех вещей». Уже в его время такая точка зрения была поставлена под сомнение. Еще более нам нужно такое сомнение сегодня. Чтобы правильно понимать историю, нам нужно другое восприятие. Наверное, сегодня это высказывание было бы правильным считать так: «Чтобы понять человека, нужно измерить все вещи».

7. Годы небрежения

Когда мне было 14 лет, я услышал, как в церкви в Пенсаколе, штат Флорида, кто-то тенором пел короткий гимн. Из-за этого пения на глаза у меня навернулись слезы, и я попросил крестить меня и формально принять в члены Южной баптистской конвенции. Это, как мне сказали, был способ утвердить веру в Иисуса и навсегда присоединиться к Нему в Раю.

На далеком холме старый крест виден мне,Знак позора, страданий и мук.О кресте мы поем, потому что на немБыл распят лучший грешников Друг.Старый крест осудил суету,Дал покой для усталых сердец,Я душою прильнул ко кресту,Чрез него обрету я венец[12].

Любой ребенок, достигший возраста разумности, может понять, что обещает этот гимн; преобразуя социальное сознание индивидуума, он представляет собой подлинный шедевр прозелитизма, то есть стремления обратить других в свою веру. В одном куплете и припеве