Андрей Шарый - Балканы: окраины империй Страница 12

Вид на крепость Кале в Скопье. Открытка. 1930-е годы. Государственный архив Республики Македония

Такой вот непростой процесс формирования национальной идентичности характерен не только для Балкан, но именно для Балкан этот процесс особенно типичен. Есть такой классик балканской живописи, экспрессионист парижской выучки Николаче Мартин. После Первой Балканской войны [5] в его родной город Крушево посередине Европейской Турции пришла сербская власть, и десятилетний арумынский мальчик сделался Николой Мартиновичем. Когда через три года Крушево взяла под контроль болгарская армия, тот же паренек стал Николаем Мартиновым, а в конце Второй мировой превратился в Николу Мартиноски. Македонская независимость закатала художника в бронзу: проект “Скопье‐2014” возвеличил человека с тремя лишними фамилиями скульптурой в ряду памятников на парапете моста Искусств через Вардар.

Мартин-Мартиноски, на мой вкус, отличный мастер, точного чувства меры и спелого цвета; автор прямо-таки выстраданной галереи портретов цыганских мадонн, одна – с розой, другая – с младенцем, третья – в кокетливой фате, четвертая – с чашкой кофе. Лучшую картину своей жизни – и так бывает – этот художник создал на склоне лет, предварительно выполнив несколько выглядящих как самостоятельные работы эскизов. Портрет кормящей ребенка цыганской матери с печальными глазами лани на македонском называется коротко и емко – Доилка, а на русский приходится подбирать долгий перевод, как-то одним словом и не скажешь.

Крушевский дом-музей – не только дань признания таланту живописца, но и способ утверждения народной мечты о собственных культуре, искусстве, жизни, никому ни в чем не уступающих. Македонских по форме и европейских по содержанию. Я спросил хозяйку музея, представительную даму с девчачьим именем Сашка, правдива ли история о четырех фамилиях художника. Она кивнула, но от разговора на деликатную тему уклонилась. В конце концов, Мартиноски гордился идеями македонизма, в годы Второй мировой партизанил, социалистическую власть принял безоговорочно (хотя, очевидно, понимал ее пределы) и подписывал свои полотна именно той фамилией, которую присудила ему эпоха.

Крушево – самый высокогорный, 1250 метров над уровнем моря, город Балканского полуострова и, не побоюсь этого определения, образцово сонное балканское местечко. Это строго вертикальный населенный пункт, дома лепятся один к другому снизу вверх и сверху вниз, спускаются с кручи уступами или на кручу уступами поднимаются. Рокер Влатко Стефановски посвятил Крушеву свой самый концептуальный аудиоальбом, записанный в паре с другим талантливым музыкантом, Мирославом Тадичем. Дуэт двух акустических гитар, виртуозные аранжировки народных мелодий, прозвучал в гулкой пустоте каменного пантеона Македониум, гробницы героев Илинденского восстания – как раз того, что было поднято революционерами-террористами в начале августа 1903 года. Несколько сотен бойцов ВМРО, в основном мальчишки 16–17 лет, в ночь на святого Илию взяли под контроль османскую казарму, почтово-телеграфную станцию, административные здания безмятежного селения и почти две недели вершили в Крушеве власть, для чего сформировали подобие органов демократического управления.

Возможно даже, что это была первая со времен греческих полисов республика в центре Балкан, причем почти что настоящая: с выборным Советом, в который вошли по 20 представителей славянской, греческой и арумынской общин, с Временным революционным правительством из шести делегатов, с судьями и народной милицией. Командир повстанцев и “председатель” Крушевской республики 25-летний социалист Никола Карев сочинил патриотический манифест, призывая мусульман присоединиться к строительству новой общей жизни. Но если у местных дехкан были такие намерения, то они остались неосуществленными, потому что из Манастира (сейчас Битола) вскоре подоспели отряды башибузуков и регулярные армейские подразделения под командованием Бахтияра-паши. На битву с неприятелем у Медвежьего камня отважились четыре неполные партизанские сотни во главе с арумынским воеводой Питу Гули, остальные повстанцы решили Крушево не защищать. Битву правильнее называть стычкой, но с этим категорически спорят школьные учебники: освободительная борьба не приемлет малых форм.

Никола Карев. До 1905 года. Фото из альбома-альманаха “Македония” (1931 год)

Отряд участников Илинденского восстания. Фото. 1903 год

Османская армия, “зачистив” Мечкин камен, сожгла Крушево. Беспорядки в балканских вилайетах были подавлены к концу осени. Каждый получил свое: Бахтияр-паша – орден с бриллиантовыми подвесками от султана, Питу Гули и Никола Карев – пули от аскеров. Зато реминисценции об османском карателе теперь стерты из народной памяти, а его противники многократно прославлены скульпторами и поэтами. В Крушеве, как и в Скопье, о Гули и Кареве скорбят и бронза, и мрамор, и гранит: прах “председателя” краткосрочной республики помещен как раз под своды пантеона Македониум.

Этот возведенный в социалистический период пафосный монумент давно нуждается в ремонте и, по моим впечатлениям, обделен вниманием посетителей. У могилы Николы Карева – свежий венок с надписью “От членов семьи”, которые, оказывается, живут неподалеку в скромном желтеньком домике с мемориальной табличкой у входа. Запустение мавзолея Македониум контрастирует с блеском мемориала погибшего в 2007 году в автокатастрофе поп-певца Тодора (Тоше) Проески, еще одного славного сына Крушева. Его погребальный музей выполнен в виде наклоненного полупрозрачного креста-здания, в который входишь как бы с основания ствола. Кому-то такое соседство покажется легкомысленным, но македонцы приравняли эстрадный голос к штыку революционера: у молодых наций свой счет героев. К моменту смерти Карев и Проески были почти ровесниками – верткий жгучий брюнет, “золотой соловей” новой Македонии тоже не дожил даже до возраста Джима Моррисона и Курта Кобейна.

Монумент “Македониум” в Крушеве. Фото Мариана Петковски

Из Крушева – предки моего македонского коллеги Зорана. Рассказывая о своем дедушке, священнике из арумынской семьи, Зоран, ладный парень с поднятыми гребнем волосами, слегка расчувствовался – снял с пальца золотой перстень с рубиновым камнем и продемонстрировал мне. На камне изящно вырезан профиль Александра Македонского. “Этот перстень в нашей семье дед передает старшему внуку, – пояснил Зоран, – а изготовлен он в Солуне [6] еще при турках славянским ювелиром, который считался лучшим в городе”. Перехватив мой взгляд, Зоран покачал головой: “Да нет, ко всем этим памятникам императору Александру я, конечно же, отношусь с иронией. Но поверь мне, в Македонии никому не нужно объяснять, что это такое – чувствовать себя македонцем”.

Македония (я имею в виду всю историческую область) – край особой, как модно ныне говорить, духовности, явной и потаенной православной святости. Здесь, как считается, возникли первые в славянском мире христианские секты. Веру Христову местные славяне приняли на столетие с четвертью раньше, чем воцерковилась, например, Киевская Русь. Здесь, а не где-нибудь еще образовалось крупнейшее в мире средоточие православного затворничества. Самоуправление автономного монашеского государства Святой горы введено еще до Великой схизмы и бесперебойно действует при всех режимах внутри Византии, Османской империи, Греции с 972 года.

Гостивар. Открытка. 1935 год. Государственный архив Республики Македония

В Македонии, на берегу Охридского озера, по заветам болгарских царей Бориса I и Симеона I развивалась книжная школа, где велась настойчивая подготовка младославянских, а не старогреческих духовных кадров. Эта школа монахов воспитала не менее 3,5 тысячи учеников, переводивших священные тексты на старославянский язык и копировавших их глаголическим и кириллическим письмом. Выстроенное по византийскому лекалу и доведенное до образцового формата малой империи болгарское царство стало моделью для всех средневековых православных государств, в том числе и для Великого княжества Московского. На переломе X и XI столетий царь Самуил обустроил в Охриде свою столицу – Самуилова крепость и посейчас красуется на холме, – что позволило современным историкам из Скопье прийти к спорному, как полагают ученые из других стран, выводу о македонском характере этого государства, покоренного в конце концов Византией. Останки Самуила находятся в Салониках, в лаборатории профессора Мацупулоса. Греки не торопятся возвращать мощи царя в его бывшие владения, хотят обменять на древние рукописи.