Лоуренс Гонсалес - Остаться в живых Страница 13

Вокруг меня на территории демилитаризованной зоны приземлялись парашютисты. Сперва слышался удар о землю рюкзака с грузом ракет, мин, гранат и других боеприпасов, затем приземлялся сам парашютист, а потом — купол его парашюта, который бился и затихал в мертвом воздухе, как доисторическое морское животное на этом древнем морском дне. Один из парашютистов спокойно сказал мне с неба: «Отойди, сынок, я сейчас детонирую при ударе о землю».

После этого я шел по ночному лесу с рюкзаком, весившим тринадцать килограммов, и разговаривал с полковником рейнджеров Робертом Лоссисусом. В этой жизни он видел все. Нынешние ночные учения были для него пикником на даче. Он рассказал мне, что через одну или две недели после начала его собственной подготовки у него начались галлюцинации (кстати, те, кто переживал опасные ситуации, часто сообщают, что у них были галлюцинации). В то время Лоссисус съедал два пайка за три дня, то есть медленно умирал от голода. За сорок восемь дней учений он потерял десять килограммов. Спал мало, а подготовка усложнялась день ото дня: они шли форсированным маршем; покоряли скалы без страховки и веревок; их забрасывали в болота Флориды, в которых кишели аллигаторы и змеи, и они должны были самостоятельно выбраться из тех мест. Страх смерти, высоты, темноты и воды слился в один большой Ужас, от которого Лоссисус все глубже уходил в себя. Отчасти это дало ему возможность разобраться с собственным внутренним состоянием, измениться и выковать новую личность. Одни говорят, что характер надо пробуждать. Другие утверждают, что, напротив, его надо усыплять. Я покинул Форт-Брэгг полностью убежденный, что наконец познакомился с людьми, которые лучше всех, кого я встречал в своей жизни, подготовлены к опасностям в дикой среде. Правда, иногда опыт рейнджеров — опыт, приобретенный в условиях намного более страшных, чем дикие леса Амазонки и бурные реки Виргинии, — играет с ними злую шутку.

Армейский рейнджер капитан Джеймс Габба решил заняться туристическим рафтингом по рекам Западной Виргинии и приобрел путевку на коммерческий тур с проводником. Они начали сплавляться по верхней части реки Гаули 6 сентября 1997 года. Их рафт (большой надувной плот) ударился о камень, и тридцатишестилетний капитан упал в воду; естественно, проводник бросился помочь своему клиенту. Но «клиент только рассмеялся и оттолкнул протянутую руку». Габба спокойно поплыл вниз по течению. Скорее всего, будучи рейнджером, проходившим подготовку и не в таких условиях, он не понимал угрожавшей ему опасности. Более того, вполне уверенный и в своих силах, и в своей профессиональной подготовке, Габба чувствовал себя превосходно. Он хорошо поел, прекрасно выспался — да черт побери, он может плыть по течению, пока не надоест! Габба добрался до места, где большой камень перегораживал реку. Течение затащило его под воду, и он утонул. В официальном отчете написали: «Безусловно, турист не воспринял ситуацию всерьез». Но это не так. Напротив, Габба отнесся к своему положению слишком серьезно.

Конечно, в поведении капитана нетрудно заметить гипертрофированное высокомерие, однако все не так просто. Каждый из нас несет в себе определенный багаж индивидуальных качеств и привычек, воспитанных средой. С момента рождения наш организм постоянно занимается самоидентификацией. Иммунная система исследует попадающие внутрь нас элементы, чтобы удостовериться в их безопасности. Регуляторные Т-лимфоциты осматривают все белки и определяют, насколько те «свои» или «чужие». Если Т-регуляторная клетка признает белок «своим», то она самоуничтожается, если белок оказывается «чужаком», то Т-лимфоцит отдает приказ B-клеточному рецептору создать антитело, которое помогает остановить атаку и уничтожить захватчика.

Тем или иным способом, но наша иммунная система постоянно изменяет отношения организма к окружающей среде. Это и называется адаптацией. Пока мы живы, иммунная система все время перестраивается, но любая, даже самая незаметная перемена в окружающей среде может привести к тому, что иммунная система не сможет найти правильного ответа. Внезапно она становится «разрегулируемой». Когда европейцы в XVI веке завезли в Новый Свет незнакомые болезни, вполне здоровые и цветущие американские индейцы начали быстро вымирать. Но некоторые создания умеют виртуозно приспосабливаться. В начале этого лета вокруг моего дома на рассвете появлялись и громко кричали сотни ворон. В одно прекрасное утро вороны не прилетели. Над ними, оказывается, нависла угроза вируса Западного Нила. Они исчезли на много месяцев, но потом снова вернулись. Вороны умеют выживать.

Следующий инструмент самозащиты (и самоидентификации) организма — эмоциональная система, которая определяет степень угрозы от внешних воздействий. С ее помощью человек ищет то, что ему во благо, избегает зла или борется с ним. Жозеф Леду писал: «Люди не сходят уже собранными с конвейера, их сборкой занимается жизнь». Так же как и иммунная, эмоциональная система пребывает в постоянном развитии. Она фиксирует ситуации, события, опыт и присваивает всему знак эмоциональной ценности — определенный показатель выживаемости по шкале «риск — вознаграждение».

Дети начинают учиться уже в утробе матери, и к концу беременности их мозг может формировать двести пятьдесят тысяч нервных клеток в минуту. (Ученые считают, что мозг взрослого человека имеет сто миллиардов нейронов и триллионы связей между ними.) После рождения дети постепенно начинают осваивать мир, используя метод проб и ошибок, с помощью которого они сопоставляют степень риска с достижимостью и вознаграждением. Каждый новый опыт дает телу дополнительные знания и формирует будущее поведение. Дети постоянно испытывают и прощупывают и самих себя, и пространство вокруг. Они пойдут на любой риск, если ситуация сулит бóльшую награду. Я видел, как мой недавно родившийся сын Джонас учился понимать, что его рыдания — прямой путь к цели. Если посмотреть на это с точки зрения теории выживания, то любое живое существо знает, какую опасность таит в себе плач. Плач означает страшный риск, ведь он привлекает внимание, которое может иметь для младенца как положительные, так и отрицательные последствия. Сначала Джонас плакал только тогда, когда его что-то беспокоило: боль, неудобство, голод — то есть своим голосом он подавал знак о возникшей проблеме. Мать сразу брала его на руки, кормила или меняла подгузник. И сын понял: плачем он может привлечь к себе внимание. Новый плач не был таким настойчивым и высоким по тону. Джонас скорее хныкал, но неизменно получал то, что хотел.

Даже небольшое нервно-психическое напряжение только способствует процессу обучения. Если два нейрона возбуждаются вместе, то сила связи между ними возрастает. Представим, как два нейрона — сильный и слабый, причем первого назовем Алом, а второго Бетти, — одновременно возбуждают третий нейрон по имени Чарли. В этом случае слабый нейрон Бетти получает возможность возбуждать Чарли и делать его активным. Вот почему звонок без всякого присутствия еды вызывал у собаки Павлова обильное слюноотделение. Ученые, с их безудержной тягой к жонглированию терминами, назвали это явление долговременной потенциацией[23]. Таким образом, риск — неотъемлемая часть жизни и процесса обучения. Ребенок, который боится падать, не научится ходить. Но если он идет на этот риск, то получает огромные жизненные преимущества: он держится на двух ногах и высвобождает руки. Вот почему для многих людей игра имеет такое большое значение. Поэтому мы идем в дремучий лес. Моя дочь Амелия могла бы отказаться от сноуборда после первого серьезного падения. Но в качестве компенсации за риск она приобрела многое: познала восхитительное чувство свободного скольжения по склону; разделила радость общения с любимым папашей; получила возможность носить прикольную одежду сноубордистов; и, конечно, привлекать внимание мальчиков. Наверное, во всем этом и заложен показатель выживаемости человеческого вида.

Процесс обучения при помощи шкалы «риск — вознаграждение» не затрагивает сферы логического мышления. Ребенок овладевает знаниями, облеченными в чувственную форму, то есть представляющими именно эмоциональный опыт освоения своего пространства. Но если среда меняется, если в окружающем мире возникают новые опасности, то эмоциональной адаптации может оказаться недостаточно.

На принятие решения при помощи логических умозаключений уходит слишком много времени, кроме того, детская логика еще недостаточно развита. Гораздо проще обратиться к своему бессознательному с его эмоциональными пометами (вероятно, это и есть долговременная потенциация). Многочисленные нейронные сети и нейронные ассоциации, обращаясь к предыдущему опыту своего «хозяина», соединяют сиюминутную ситуацию с множеством подобных ей; при этом нейроны тратят огромный заряд электрохимической энергии, но зато ее мощная вспышка дает возможность «пролистать» нужные воспоминания: отметаются обстоятельства и действия, связанные с негативными ощущениями, и выбираются те, которые дарили приятные, — именно так и принимаются решения. Джонас динамично создает эмоциональную карту собственной личности, собственного опыта и собственного мира, проецируя образы прошлого в будущее. Его эмоциональная сфера ежесекундно совершает огромную работу, создавая свою картину мира, — для выживания ребенка это имеет не меньшее значение, чем биение его сердца.