Андрей Шарый - Балканы: окраины империй Страница 14

“Святая Марина убивает дьявола”. Ок. 1711 года. Галерея икон, Охрид

Храм Святого Клемента в Охриде. Открытка. 1930-е. Государственный архив Республики Македония

Ранним утром в компании двух веселых бродячих собак, одна из которых была, бедняжка, трехногой, я совершил энергичную спортивную пробежку вдоль набережной Маршала Тито в направлении на восток, солнцу навстречу. Солнце Македонии медленно поднималось из-за прибрежных холмов, добавляя прозрачной воде красок. Балканское озеро Гарда, подумал я, такой же вечный покой, пусть здесь очевидно бедно и довольно грязно. В этом далеком краю, куда даже не идут поезда, чашка кофе не может стоить в пересчете дороже 20 евроцентов, а Застава югославского или Lada советского производства до сих пор считаются уважаемым автотранспортом. Нехватка роскоши компенсируется в Охриде дешевизной, оценить которую, правда, способны лишь иностранцы, потому что большинство македонцев живут бедно и трудно. Чужестранцев здесь немного, зато все разные: польская пара, гуляющая вдоль воды с початой бутылкой розового вина, бравые сербские байкеры, воспринимающие македонский берег как свой собственный, голенастые голландцы, обязательные пенсионеры из Германии, без которых и курорт не курорт.

Охрид. Храм Святого Иоанна Канео. Фото автора

Озерные красоты Охрида использовал в качестве кулисы для своей кинодрамы хорватский режиссер Райко Грлич, в 2006 году успешно осуществивший первый после распада федерации общеюгославский культурный проект. В работе над фильмом “Погранзастава” приняли участие все без исключения республики бывшей большой страны – через считаные годы после жестоких войн, и в этой новой творческой дружбе, проступившей сквозь ненависть, кроется еще один балканский парадокс. Снятая без особых сантиментов гротескная лента посвящена финальному периоду бытования югославской армии – одного из главных, если не главного института, державшего державу маршала Тито единой. Многонациональный взвод несет службу на заставе, охраняющей границу с Албанией, и параноидальным командирам все мерещится атака коварного, но не существующего даже в их воображении врага. Начинается это кино с уморительных по балканским меркам шуток, а заканчивается черной трагедией: солдатики перестреляли друг друга, погибла и главная красавица, жена вечно пьяного лейтенанта Пашича Мирьяна, изменившая ему с симпатичным рядовым родом из Далмации. Понятно, что сюжет фильма однозначно прочитывается как метафора смерти в корчах не имеющей будущего страны, идеология которой пропитана цинизмом и ложью. Наверное, люди, считавшие себя югославами, отдавали себе в этом отчет и в 1980-е годы, когда Югославия еще благополучно существовала?

Мое пребывание в Македонии оказалось поделено между сиюминутными впечатлениями от того, что я видел вокруг себя, и размышлениями о причинах, по которым славянский православный мир – назову эту группу стран так – оказался через тысячу лет после своего оформления именно таким, каким оказался. Русь есть калька Болгарии, которая сама есть калька Византии, – примерно так работал исторический 3D-принтер. В монографии “Балканы от Константинополя до коммунизма” Деннис Хупчик обидно для нынешних кремлевских патриотов рассказывает об обстоятельствах заключения в 988 году византийско-русского союза, столетия спустя приведшего к тому, что на смену Второму Риму явился еще и Третий: “Разгромленный болгарами и осажденный мятежными военачальниками император Василий II заключил альянс с князем Владимиром, в результате чего Киевская Русь стала христианской, а в Константинополе появилась дружина русских наемников. Василий получил возможность удержаться на троне, а Владимир получил ‘под ключ’ созданную в Болгарии столетием ранее православную кириллическую культуру, превратившую его примитивное государство в цивилизованное общество”. Русский (варяжский) корпус, 6 тысяч гвардейцев императора, воевал в составе византийской армии по крайней мере до начала XI века. В 1014 году Василий с помощью друзей-славян нанес жесточайшее поражение другим славянам – вот этим, охридским, – за что получил прозвище Болгаробойца.

Вместе с глаголицей и кириллицей Византия передала балканским и восточным славянам свою форму отношений Церкви и государства, известную политической науке как цезаропапизм. Это такие отношения, при которых светский правитель выступает и в роли главы Церкви, единственного представителя Бога на земле. Такое обстоятельство и самим императором, и священниками, и верноподданными воспринимается как гармоничная “симфония власти”. Император Иоанн I Цимисхий писал на этот счет: “Я признаю две власти в этой жизни – священство и царство”. Он наверняка руководствовался похвальными убеждениями: василевс, дирижер и первая скрипка симфонического оркестра, тоже должен подчиняться законам, несмотря на то что сам создает их, – именно в этом и заключена правильная практика хорошего правителя. Но кто из правителей такой практике следовал? В Западной и Северной Европе постепенная десакрализация политической власти привела к смене картины мира: в центр ее поставлены человек и идея свободы личности. Однако некоторые страны с укоренившейся православной традицией так и не смогли образовать институты, создающие противовес всевластию государства. Политический лидер в схеме “всякая власть от Бога; где власть, там и сила” воспринимается не как исполнитель народной воли, а как отец-благодетель, носитель высшей справедливости.

Добравшиеся до Балкан славянские племена, конечно, даже и не подозревали о том, какое искушение их ждет. К середине VII века варвары проникли так далеко на юг полуострова, что почти целиком освоили территорию нынешней Греции, дотянувшись до Аттики и Пелопоннеса. Чтобы восстановить греческое присутствие на землях Эллады и нейтрализовать враждебное присутствие, Византийской империи пришлось проводить новую колонизацию. Славянам и их союзникам булгарам не удалось взять Фессалоники, хотя они осаждали эту крепость не раз, особенно настойчиво в 676–678 годах. Пришельцы с севера, выходившие на берега Эгейского моря то с мечом, то с плугом, в итоге осели в основном по окрестным деревням, где и развивали свой помаленьку терявший общеславянский характер говор. “Как старый Рим в свое время христианизировал и латинизировал племена варваров на западе, – это цитата из книги Джудит Херрин ‘Византия. Удивительная жизнь средневековой империи’, — так и Рим новый, с его греческой культурой, торговлей, правом и богатством, постепенно поглотил многочисленные дикие племена”. Фессалоники (главный город Македонии – еще и потому, что портовый) всегда оставались разноязыкими и многонародными, какому бы государству ни принадлежали.

Читаем в путеводителе: основанный македонским царем Кассандром в 315 году до нашей эры и названный им в честь жены, сестры Александра Македонского, полис “в общих чертах сохранял эллинистический характер” до османского завоевания в середине XV столетия. В средневековую эпоху Фессалоники превратились в 200-тысячный мегаполис, во второй по блеску и значению город Византии, для многих – вторую столицу империи. Османские хозяева, освоившись на Балканах, перенаправили сюда поток бежавших из Испании евреев-сефардов, греческая элита отуречилась, пережив психологический упадок, многие приняли ислам. В начале XX века, накануне возвращения под эллинское знамя, Селаник говорил прежде всего не по-турецки, не по-гречески, не по-болгарски, а на языке ладино. Этот еврейский язык убила Вторая мировая война, и матерью Израиля город уже не называют.

Паскаль Себа. Уважаемые люди из Селаника. Фото. 1873 год

Паскаль Себа. Прекрасные дамы из Прилепа. Фото. 1873 год

Салоники – тесный южный город со слишком высокими домами и слишком узкими улицами, по которым сквозь бесконечные потоки машин продираются фырчащие мотороллеры. Город по западноевропейским стандартам не слишком-то и роскошный, но веселый – в том смысле, который вкладывают в вынужденное ничегонеделание безработица и беспрестанный кризис экономики. Кажется, местные жители умудряются обходиться бокалом смолистого вина рецина, которое в Салониках продают, как пиво, в зеленых пузатых поллитровках, да лепешками с сыром.

Город вовсе не производит впечатления труженика, местные безработные не выглядят отчаявшимися людьми: если они не обсуждают футбол или политические проблемы за рюмкой кофе, то играют в нарды или карты, а то и просто поют и танцуют на улицах. Вскоре выяснилось, что удивляюсь этому не я один. В рекламном журнале наткнулся на интервью с мэром Салоник, который здесь родился и вырос, а теперь вот превращает город в одну из столиц международного туризма. На вопрос, есть ли что-то, удивляющее на малой родине его самого, мэр как раз и ответил: “Энергетика, позволяющая людям, у которых полно неприятностей, выходить на набережную и танцевать без видимой причины”. Выходит, правы были хиппи и битники: чтобы стать – или почувствовать себя – счастливым, нужно “просто играть рок-н-ролл”?