Александр Смыкалин - Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР Страница 15

По словам одного из сотрудников «черного кабинета» С. Майского, проработавшего там десять лет, цензоры обладали своеобразным нюхом в определении принадлежности письма по наружному виду и почерку. Они были убеждены, что, несмотря на отпечаток своеобразия личности, в каждом из почерков существует профессиональное сходство: у аристократов почерк нервно крупный, остроконечный, в «готическом» стиле; у бюрократии – круглый, уверенный, резкий; у литераторов – неразборчивый, скорописный; у генералов – бисерный, четкий; у коммерсантов – каллиграфический, вычурный; у банкиров и врачей – небрежный, безалаберный…[65]

Каждый день «в черных кабинетах» вскрывалось от 100 до 500 писем на почтамтах Варшавы, Киева, Москвы, Одессы, Харькова, Тифлиса и от 2000 до 3000 писем – в Петербурге. Поступившую корреспонденцию необходимо было вскрыть, прочитать, при необходимости сделать выписки, сфотографировать, проявить скрытый «химический» текст, затем аккуратно заклеить и вернуть конверт на почтамт.

Конверты вскрывались особыми «косточками», отпаривались паром, отмачивались в ванночках. Дело это было достаточно трудоемкое, поэтому любое рационализаторское предложение получало поддержку. Уже небезызвестный сотрудник «черного кабинета» по фамилии Кривош за свои новации в технике перлюстрирования корреспонденции получил орден святого Владимира 4-й степени «за выдающиеся отличия». Особенностью было и то, что письма нельзя было задерживать в «черных кабинетах» более чем на два часа.

Перлюстрационные пункты работали не только на Департамент полиции, но и на Министерство иностранных дел, Военное и Морское министерства.

Все более нарастающее революционное движение в конце XIX в. потребовало провести реорганизацию ряда центральных отраслевых органов. Реформированию подверглось и МВД. Правительство впервые столкнулось с новым явлением – политическим терроризмом. Именно террор стал орудием борьбы такой организации, как «Народная воля». В этих условиях III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии как орган политической полиции оказалось несостоятельным. В 1878 г. террористами был убит начальник III Отделения Н. В. Мезенцев, а в феврале 1880 г. был организован взрыв в Зимнем дворце. Специально созданная комиссия, изучавшая деятельность III Отделения, признала его неэффективность в новых политических условиях, и 6 августа 1880 г. Александр II упраздняет его. Функции последнего были переданы в Департамент полиции исполнительной МВД, впоследствии переименованный в Департамент государственной полиции. Одновременно из МВД был выделен Почтовый департамент, на основе которого было образовано Министерство почт и телеграфов. Но упускать такое важное направление политического контроля за населением, как перлюстрация корреспонденции, было нельзя, поэтому министром был назначен бывший министр внутренних дел Л. С. Маков. Но и этого было недостаточно. Вскоре Министерство почт и телеграфов было ликвидировано, а его функции вновь переданы МВД. Новым министром внутренних дел стал М. Т. Лорис-Меликов, который являлся и шефом жандармов.

Факт, подтверждающий тесную связь почтового ведомства, просматривается и из кадровых назначений руководителей. Первым директором Департамента государственной полиции стал барон Иван Осипович Велио, в прошлом руководитель Почтового департамента МВД.

В 1883 г. Департамент государственной полиции был переименован в Департамент полиции, состоящий из пяти делопроизводств. Первое (распорядительное) – ведало вопросами назначения, увольнения, награждения сотрудников полиции. Второе (законодательное) – занималось «организацией полицейских учреждений во всех местностях Империи», а также мерами «по предупреждению и пресечению явного соблазна, разврата в поведении, по прекращению пьянства и нищенства». Третье собирало негласным путем сведения о людях, изъявивших желание издавать газеты, журналы, открывать частные школы, выехать за границу, а также поступить на государственную службу. Оно вело переписку «по доносам и заявлениям частных лиц, по преступлениям общеуголовного характера и другим предметам», а также контролировало розыск преступников. Четвертое – организовывало работу Особого совещания при министре внутренних дел и контролировало проведение дознания по делам о государственных преступлениях. Пятое делопроизводство наблюдало за исполнением «состоящихся решений по делам о государственных преступлениях», в котором располагался справочный стол, где имелись списки и фотографии лиц, «обративших на себя внимание правительства». Введение в 1894 г. винной монополии, рост забастовочного движения, распространение и широкое применение не только в технических целях динамита обусловили создание в составе Департамента полиции нового делопроизводства.

Оно было образовано в 1894 г. и контролировало производство и хранение взрывчатых веществ, соблюдение винной монополии, законодательства о евреях, а также занималось проблемами взаимоотношений владельцев предприятий и рабочих. В 1898 году был создан Особый отдел Департамента полиции, руководивший заграничной внутренней агентурой, обобщавший результаты перлюстрации писем.[66]

Анализу перлюстрированной корреспонденции придается особое значение. С этого момента можно говорить о новом этапе этой деятельности, на основе постоянно перлюстрируемой и цензурируемой корреспонденции составляются политические сводки и меморандумы, которые докладываются правительству. Эта работа носит уже не эпизодический, а регулярный характер. Деятельность Особого отдела по перлюстрации корреспонденции носит все более засекреченный характер.

В компетенцию этого Отдела входила также и борьба с антиправительственными изданиями, выходившими как в России, так и за рубежом. В конце XIX – начале ХХ в. в центральный аппарат Министерства, помимо Департамента полиции, входило еще 20 учреждений. По значимости МВД было центральным министерством среди всей министерской системы России.

Рост революционного движения в России привел и к более активным формам борьбы с ним. С 1880 г. в Москве и Варшаве при канцеляриях обер-полицмейстеров и градоначальников появляются «отделения по охране общественной безопасности и порядка». В Петербурге это отделение появилось еще раньше, в 1866 г. Эти секретно-розыскные отделения, называвшиеся с 1903 г. «охранными отделениями», получили в России широкое распространение.

Вхождение охранных отделений в состав канцелярий обер-полицмейстеров и градоначальников имело конспиративный смысл. Цель заключалась в отвлечении общественности от истинного назначения этих подразделений секретной полиции России. В ведении каждой «охранки» находилась агентура наружного наблюдения (филеры) и негласные агенты, внедренные в партийные и революционные организации. Московское охранное отделение претендовало на роль организатора политического сыска на территории всех центральных губерний России.

По мнению специалистов, занимающихся историей «охранки», методы подрыва революционного движения в стране были разнообразными, но к основным можно отнести следующие: а) провокация, основанная на внедрении агентов полиции в политические партии; б) наружное наблюдение; в) перлюстрация корреспонденции.[67]

В условиях кризисных явлений политического строя перлюстрации корреспонденции уделяется особое внимание, поскольку она является важной формой осведомления правительства о состоянии общества.

В конце XIX в. в ведении Министерства внутренних дел находились местные почтовые и телеграфные учреждения – почтово-телеграфные конторы и их отделения, объединенные в 1885 г. в территориально-телеграфные округа. В столицах сохранились почтамты, но создавались управления столичными телеграфами. При ряде почтамтов возникли так называемые «черные кабинеты», где велась активная перлюстрация корреспонденции.[68]

Что касается «охранки», то она внесла большой вклад и в проведение царской внешней политики. Именно здесь впервые в России была создана служба перехвата и дешифровки правительственных сообщений.

Последний начальник «охранки» А. Т. Васильев постоянно пытался убедить всех, что их деятельность была направлена исключительно на борьбу с заговорщиками и преступниками: «…у правомыслящих граждан, безусловно, никогда не было никакого резона опасаться цензуры, поскольку на частные дела, в принципе, не обращается никакого внимания». В действительности же, как и в старорежимные времена, вскрытие писем было источником как слухов, так и разведывательной информации. В результате расшифровки тайной корреспонденции архиепископа Иркутска стало известно, что у него была тайная любовная связь с настоятельницей монастыря.[69]