Александр Смыкалин - Перлюстрация корреспонденции и почтовая военная цензура в России и СССР Страница 16

Поскольку подданные России смутно догадывались, что «охранка» перлюстрирует корреспонденцию, они прибегали к эзоповскому языку, а иногда и к зашифровке писем. Следовательно, стояла задача их обратной дешифровки. Главным криптографом «охранки» был Иван Зыбин, который являлся настоящим гением в своем деле. Начальник московского отделения «охранки» П. Заварзин рассказывал: «…он был фанатиком, если не сказать маньяком, своей работы. Простые шифры он разгадывал с одного взгляда, а вот запутанные приводили его в состояние, близкое к трансу, из которого он не выходил, не решив задачу». Таким образом, царская «охранка» привлекала для своей перлюстрационной и дешифровальной работы весьма талантливых людей.

Первоначально главной задачей службы дешифровки «охранки» была расшифровка корреспонденции революционеров внутри и за пределами России, но постепенно «охранка» включила в поле своей деятельности и дипломатические телеграммы иностранных посольств, находящихся в Санкт-Петербурге.

Еще начиная с 40-х годов XVIII в., разведывательная служба время от времени пользовалась перехватом дипломатической корреспонденции в качестве источника информации. В 1800 г. член Коллегии Министерства иностранных дел Н. П. Панин писал своему послу в Берлине: «Мы располагаем шифрами переписки короля (Пруссии) с его поверенным в делах здесь. Если Вы заподозрите Хаугвица (министра иностранных дел Пруссии) в вероломстве, найдите предлог для того, чтобы он направил сюда свои сообщения по данному вопросу. Как только сообщение, посланное им или королем, будет расшифровано, я немедленно сообщу Вам о его содержании».[70]

В начале XIX в. в связи со значительным увеличением использования курьеров для доставки дипломатической почты число расшифрованных сообщений, перехваченных «черными кабинетами», стало постепенно сокращаться. Однако широкое использование телеграфа в конце прошлого века значительно упростило передачу дипломатической информации и ее перехват. Во Франции дипломатическая переписка расшифровывалась в «черных кабинетах» как Министерства иностранных дел, так и службе безопасности «Сюрте». То же самое происходило и в России, где сотрудники «черных кабинетов» Министерства иностранных дел и «охранки» постоянно обменивались расшифрованной дипломатической перепиской. Под руководством Александра Савинского, начальника «черного кабинета» Министерства иностранных дел с 1901 по 1910 гг., служба перехвата и дешифровки получила новый статус, и ее организация была значительно улучшена.

Следовательно, наряду с «черными кабинетами» «охранки» существовали и «черные кабинеты» Министерства иностранных дел, где перлюстрировалась дипломатическая и иная переписка иностранцев в России и за ее пределами.

Вместе с тем в этой области «охранка» занимала лидирующее положение по отношению к Министерству иностранных дел. Здесь были собраны наиболее квалифицированные специалисты. Раскрытие сложнейших кодов и шифров зависит не только от способностей дешифровальщиков, но и от той помощи, которую ей оказывают разведывательные службы. «Охранка» стала первой современной разведывательной службой, которая ставила перед собой задачу выкрасть иностранные дипломатические коды и шифры, а также оригинальные тексты дипломатических телеграмм, которые можно было впоследствии сравнить с перехваченными шифровками. Так, перлюстрация корреспонденции становится серьезным и важным направлением в работе разведывательной службы России. Опыт «охранки», приемы и методы работы впоследствии были использованы в деятельности КГБ СССР.

Поскольку главное направление работы «охранки» было сосредоточено на борьбе с революционным движением в стране, то соответственно и революционерам приходилось искать новые формы конспирации. Одной из такой форм являлась тайная переписка.

Революционеры догадывались о существовании тайной перлюстрации и поэтому наряду с легальной перепиской велась нелегальная. Деловые письма писались с помощью шифра, конспиративных терминов и химических средств, между строк книг или журналов. На языке конспираторов такие письма звались «ласточками». По прочтении они обычно уничтожались. Публикация переписки редакции газеты «Искра» с Россией показывает, сколь сложна и обширна была деловая переписка революционеров. Не прекращалась она и позднее. «Пользуюсь оказией, чтобы побеседовать откровенно, – писал В. И. Ленин В. А. Карпинскому осенью 1914 г., – …не пишите прямо в письмах ничего. Если надо что-либо сообщить, пишите химией. (Знак химии – подчеркнутая дата в письме)». С предельной осторожностью вели конспираторы и легальную переписку, поскольку их личная жизнь и революционная деятельность тесно переплетались. Чтобы не навлечь внимания полиции на друзей и знакомых, они избегали упоминания имен и фамилий, заменяли их намеками и кличками. Открыто упоминали только тех, знакомство с кем было известно полиции или не носило политического характера. В годы мировой войны, по воспоминаниям А. И. Ульяновой-Елизаровой, легальная переписка сильно сократилась, но конспирация продолжалась успешно.

Конспиративность деловой переписки революционеров весьма усложнила работу перлюстраторов и стимулировала развитие дешифровального дела в полиции. Охранникам далеко не всегда удавалось выявить нелегальную переписку, добыть ключи к шифрам через провокаторов. Добрую службу им сослужило изданное «Бундом» руководство по шифровке, ключами которого пользовались некоторые революционеры. Шифрованные и написанные с помощью химических средств письма отсылались к дешифровщикам Департамента полиции. Упоминаемый уже И. А. Зыбин являлся крупнейшим специалистом по дешифровке и преподавал ее на курсах для офицеров, поступавших в жандармский корпус. Химические письма проявляли. Если охранка была заинтересована в продолжении выявленной конспиративной переписки, по адресу высылалась умело исполненная копия. Виртуозом таких подделок был В. Н. Зверев. Начав карьеру писарем в московской «охранке», он, благодаря покровительству С. В. Зубатова, который заметил его талант, достиг положения помощника И. А. Зыбина.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Из истории Всероссийской чрезвычайной комиссии. 1917–1921 гг. М., 1972. С. 418–419.

2

Макаревич Э. Политический сыск. М.: Алгоритм, 2002. С. 6.

3

Курлов П. Г. Гибель императорской России. М., «Современник». 1992. С. 121.

4

Михайлов А. Г. Портрет министра в контексте смутного времени: Сергей Степашин. М.: Олма-Пресс, 2001. С. 175.

5

Курлов П. Г. Гибель императорской России. М.: Современник, 1992. С. 121.

6

Горяева Т. М. Политическая цензура в СССР 1917–1991 гг. М.: РОСПЭН, 2002. С. 6.

7

Панарин И. Информационная война XXI века: готова ли к ней Россия? // Власть. 2000. № 2. С. 101–104.

8

Макаревич Э. Политический сыск. М.: Алгоритм, 2002. С. 18.

9

Федотов М. А. Гласность и цензура: возможность сосуществования // Советское государство и право. 1989. № 7. С. 31.

10

Бабаш А. В., Шанкин Г. П. История криптографии. М.: Гелиос – АРБ, 2002. С. 105.

11

Майский С. «Черный кабинет» из воспоминаний бывшего цензора». Пг., 1922. С. 23.

12

Бабаш А. В., Шанкин Г. П. История криптографии. С. 164.

13

Аксаков И. С. Биография Ф. И. Тютчева. М., 1886.

14

Бабаш А. В., Шанкин Г. П. История криптографии. С. 219–220.

15

Там же. С. 221.

16

Левченко И. Е. Цензура как общественное явление. Автореф. дис. … канд.??? Екатеринбург, 1995. С. 11.

17

Сизиков М. И. Государство и право России в период утверждения абсолютизма (конец XVII – первая четверть XVIII века). М., 1994. С. 20.

18

Российское законодательство X–XX веков. М.: Юрид. литература, 1986. Т. 4. С. 198.

19

Сизиков М. И. История государства и права России с конца XVII до начала XIX века. Учебное пособие. М.: Инфра-М, 1998. С. 80.

20

Сизиков М. И. Государство и право России в период расцвета абсолютизма (1725–1800 гг.). М.: Юридический институт МВД РФ, 1995. С. 41.