Неандертальцы. Иное человечество - Александр Викторович Волков Страница 21

Как выяснилось, участки, занятые восприятием и обработкой запахов, занимают в нашем мозге куда больше места, чем у неандертальцев. Разница составляет примерно 10–12 %. Во многом это отличие обусловило особенности поведения человека современного типа (M. Bastir, K. Harvati et al. «Nature Communications». 2011, № 2).

По мнению руководителей международной группы ученых, проделавшей эту работу, подобная разница означает, что обоняние помогало нашим предкам ориентироваться в окружающем их мире гораздо лучше, чем неандертальцам. Темными, тревожными ночами они могли полагаться не только на свой острый слух, но и на умение чувствовать любые ароматы. Они чуяли запах опасности. Выражение «чужим духом пахнет» было для них вовсе не фигурой риторики. В темном лесу они могли отыскать пищу по ее запаху. Недаром, даруя яства богам, люди с древнейших времен добавляют к предложенной жертве благовония, дабы всевышние среди нашей суеты сует немедленно распознали священный дар. Обоняние еще и сплачивало людей, державшихся небольшими племенами. Своих узнавали по характерному запаху в любом месте, в любое время дня и ночи.

Традиционно большинство ученых придерживались другого мнения. Считалось, что в жизни гоминид и приматов обоняние вообще играло второстепенную роль, пребывало в тени других важнейших чувств. «Однако результаты нашего исследования побуждают совсем иначе взглянуть на роль обоняния в эволюции человека», – отмечает Катерина Харвати, одна из участниц этого проекта. Всю важность обоняния для социальной жизни гоминид до сих пор явно недооценивали.

Между тем само строение нашего мозга может объяснить, почему запахи – почти на уровне бессознательного – руководят нами, заставляют совершать те или иные поступки, избегать общения с одними людьми («на дух их не переносить») и, наоборот, стремиться к другим («чуять в них свое, родное»). Дело в том, что обонятельная луковица – структура мозга, отвечающая за восприятие запахов, – далеко вдается в соседние части мозга. Поэтому информация, получаемая нами с помощью самых разных ароматов, непосредственно поступает в те области мозга, которые заняты совсем другим – пробуждают в нас страх, воскрешают воспоминания, навевают приятные чувства, усиливают сексуальное влечение, подталкивают к принятию различных решений.

Анализируя результаты проделанной работы, Харвати приходит к тому же выводу, который когда-то интуитивно сделал Пруст: «Обоняние теснее, чем все другие чувства, связано с нашей памятью. Это объясняет, почему определенные запахи тотчас заставляют нас вспомнить какие-то сильные эмоции, пережитые нами когда-то, или же людей, которые нам были близки».

Мало того! «Результаты недавних исследований свидетельствуют о том, что люди буквально по запаху могут определить, что человек рядом с ними испытывает страх», – отмечает руководитель проекта, австрийский антрополог Маркус Бастир. Эта наша особенность, даже не осознаваемая нами, с давних времен была чрезвычайно важна для людей, определяла их отношения друг с другом. Можно сказать, что обоняние давало человеку анатомически современного типа эволюционные преимущества перед конкурировавшими с ними Homo neanderthalensis.

Поистине ароматы, недоступные неандертальцам, нередко становятся для нас путеводной нитью в непроглядных дебрях жизни, сквозь которые мы пробираемся. А наши доисторические «кузены» так и канули в Лету, никуда не дошли…

Контент доисторической сорбонны

Итак, мы осмотрели неандертальца со всех сторон, обмерили все части его черепа, но так (не считая разговора об обонянии) и не добрались до его «сорбонны» (О. Бальзак) или его «контента», если мы воспользуемся жаргоном не двухвековой давности, а новейшим, от продвинутых «айтишников». Пора исправить это упущение и поговорить о головном мозге неандертальцев, о средоточии их разума. Не будь они наделены им в той же мере, что и ранние гомо сапиенс, мы никогда не заговорили бы о них как о «запасном человечестве».

Пожалуй, объем головного мозга – это наиболее важная (с нашей сегодняшней точки зрения) особенность, объединяющая нас и их. Как пишет Иан Таттерсол, «объем головного мозга для палеоантропологов – это нечто священное, так как на протяжении последних четырех миллионов лет истории человеческого семейства, вероятно, самым надежным мерилом эволюции его представителей было увеличение объема мозга» («Neandertaler. Der Streit um unsere Ahnen». 1999).

По этому показателю и мы, и они заметно отличаемся от всех остальных гоминид. Мозг гомо сапиенс и мозг гомо неандерталенсис, заявляем, не вдаваясь пока в подробности, – это два суперкомпьютера. Наличие такого мозга и позволило людям современного анатомического типа постепенно покорить весь мир, а затем считать себя «венцом творения» на протяжении 200 тысяч лет (а, если согласиться с мнением некоторых антропологов, то и все 400 тысяч лет!) царствовать в Европе с ее – по большей части времени – суровым климатом, где человеку, в отличие от мамонтов и северных оленей, было нелегко выжить. Однако неандертальцы были достаточно умны, чтобы справиться со всеми каверзами, которые приготовила им природа.

Объем головного мозга неандертальцев варьировался в пределах от 1200 до 1750 кубических сантиметров (Элис Робертс. «Evolution: The Human Story». В рус. пер. «Происхождение человека. Эволюция». 2011/2014). У классического неандертальца, по оценке Иана Таттерсола, средний объем мозга (1500 кубических сантиметров) был почти на 10 % выше, чем у современного человека (1400 кубических сантиметров).

Разумеется, «мерить интеллект по объему мозга в какой-то степени то же самое, что пытаться оценить возможности электронной вычислительной машины, взвешивая ее», – иронично заметил Джордж Констебл на страницах книги «Неандертальцы». Но и называть неандертальцев «безмозглыми» было бы, памятуя об этих цифрах, неловко. Тем более что в кругах антропологов продолжаются неполиткорректные споры с теми, кто – не без оснований, опираясь только на факты, – считает, что «абсолютный размер мозга лучше коррелирует с результатами тестов по оценке уровня интеллектуальных способностей, чем размер относительный» (цит. по: Л.Б. Вишняцкий. «История одной случайности, или Происхождение человека». 2005).

Неандертальский рекорд принадлежал «Голиафу из Амуда». В 1961 году Хисаси Судзуки обнаружил в израильском гроте Амуд подлинного исполина среди неандертальцев. Его рост достигал 180 сантиметров, а объем мозга составил почти 1750 кубических сантиметров (рекорд среди вымерших гоминид). Этот неандертальский голиаф умер около 50 тысяч лет назад в возрасте 25 лет. В его облике проглядывались и «современные» черты: например, надглазничный валик выделялся не очень сильно. Были и другие характерные детали, напоминавшие уже кроманьонца, то есть анатомически современного человека. Не случайно у некоторых ученых возникла догадка, что «Голиаф из Амуда» был гибридом, помесью неандертальца и сапиенса. Археологам известны несколько подобных гибридов, найденных в других израильских пещерах. Речь идет о черепах, носящих названия Кафзех 6 и Схул 4, 5 и 9. Они обнаружены в пещерах Джебель Кафзех и Схул. Комментируя эти находки, С.В. Дробышевский писал: «Два человечества пересекались, соревновались, влияли друг на друга» («Байки из грота». 2018).

Следует