Эдуард Днепров - Женское образование в России Страница 27

Не менее важной считалась и другая цель нравственного воспитания, сформулированная в Уставе следующим образом: «Удаляя от девиц всякий ложный блеск, могущий дать им неправильное понятие о будущем их назначении, воспитание сие, кроме общих нравственных целей, следует направлять к утверждению и укреплению в воспитанницах любви к порядку и труду, соответственно назначению их в семействе и обществе» (параграф 101, 102). В последующих статьях Устава раскрывался и характер этого труда в зависимости от сословной принадлежности воспитанниц.

Для умственного образования, или, как говорилось в Уставе, «образования ума и вкуса девиц» использовались «преподавание им наук, языков и искусств, равно обучение их рукоделиям». При этом соотношение названных компонентов в содержании образования также строго подчинялось сословным задачам учебных заведений различных разрядов. С этой целью «в отношении числа и объема учебных предметов для заведений каждого разряда, сообразно с будущим назначением воспитанниц и другими местными условиями» впервые были составлены единые для всех учебных заведений соответствующего разряда «особые расписания преподаваемых наук, языков и искусств», а также единая «таблица учебных часов», которые публиковались в приложениях к Уставу.

Устав подчеркивал, что преподавание учебных предметов должно производиться в строгом соответствии с утвержденными наставлениями, программами и учебными руководствами. В отношении «искусств» – рисования, пения, музыки – Устав отмечал, что на них «особенное внимание должно быть обращаемо» в заведениях «двух первых разрядов». Что же касается «рукоделий изящных и еще более хозяйственных», то они в этих заведениях составляют «необходимое дополнение учебного курса, но для обучения оным назначается свободное от занятий науками и искусствами время».

Напротив, в заведениях III разряда рукоделия «должны составлять главный предмет обучения воспитанниц, которых в особенности следует приучать ко всем хозяйственным и домашним работам, равно, по возможности, к некоторым ремесленным занятиям; самое преподавание наук в сих заведениях должно преимущественно служить к объяснению воспитанницам предметов, относящихся к их быту и промыслам» (параграфы 105—110).

В соответствии с этими установками были составлены указанные «расписания предметов учения» и «таблица учебных часов» в женских учебных заведениях (табл. 3) [32, Приложение к с. 106].

Таблица 3. Количество учебных часов в женских учебных заведениях Мариинского ведомства

Примечание 1. Рукоделиям девицы обучаются в часы, свободные от преподавания, из числа назначенных на уроки по общему распределению дня; а для занятия музыкой назначаются, по мере надобности, часы из учебного и рекреакционного времени.

Примечание 2. На гимнастические упражнения, в случае необходимости, отделяется один час от послеобеденной рекреации.

Как видно из табл. 3, курс обучения в женских учебных заведениях Мариинского ведомства, по существу, оставался таким, каким он был определен в 1844 г. От разряда к разряду он значительно уменьшался по времени. Общее число часов в неделю на «науки и языки» составляло в институтах I разряда – 28,5, II разряда – 25,5 и III разряда – 15 часов, т. е. на полтора часа меньше, чем было установлено для заведений III разряда Комитетом по пересмотру уставов женских учебных заведений десятью годами ранее (в 1844 г. на географию и историю здесь отводилось по полтора часа в неделю, теперь – полтора часа на оба предмета вместе). Это еще более подчеркивало окончательно сформировавшийся официальный взгляд на утилитарно-прикладной характер элементарного образования для «низших сословий».

Ведущими предметами учебного курса в женских институтах были языки – 42% учебного времени. При этом на русский язык и словесность отводилось в три раза меньше времени, чем на иностранные. На изучение арифметики, как и естественных наук, было отпущено в два раза меньше времени, чем на каждый из остальных предметов, включая Закон Божий. Последний в женских средних учебных заведениях, в отличие от мужских, занимал равное место со всеми основными учебными предметами: 3 часа в неделю, или 10,5% учебного времени, в учебных заведениях I разряда, 11,8% – в заведениях II разряда и 20% – в заведениях III разряда. Здесь по числу учебных часов только рисование равнялось с Законом Божьим, а русский язык превосходил его в полтора раза. Напротив, на каждый из остальных учебных предметов отводилось в полтора раза меньше времени, чем на Закон Божий.

Характеристика учебного плана женских институтов Мариинского ведомства была бы неполной без сравнения с учебным планом мужской школы того же периода, которое ранее не проводилось в литературе. Сопоставим один из основных типов мужских гимназий по учебному плану 1852 г. с наиболее распространенными и наиболее полными по учебному курсу женскими институтами второго отделения I разряда (табл. 4).

Таблица 4. Распределение учебных часов в мужских гимназиях и женских институтах

Как показывает табл. 4, в женских институтах Закон Божий занимал в 1,5 раза больше учебного времени, чем в мужских гимназиях. Новые языки – в 1,3 раза, чистописание и рисование – в 2,7 раза. Больше времени отводилось также на историю и географию, но сама программа этих предметов была существенно проще, чем в мужских гимназиях. И много слабее было преподавание математики и естественных наук, на которые в учебном плане женских институтов отводилось соответственно в три и в два раза меньше времени. Но особенно показательно традиционное для женских учебных заведений того времени недостаточное внимание к русскому языку и словесности, на которые отводилось в полтора раза меньше учебного времени, чем в мужских гимназиях. Хотя, как говорилось ранее, в «Наставлении для образования воспитанниц женских учебных заведений» принца П. Г. Ольденбургского отмечалась необходимость более широкого и углубленного изучения русского языка.

В целом учебный курс женской средней школы был более облегченным, более поверхностным, чем в мужской школе, что непосредственно отражало официальные взгляды на «специфику» и «особый характер» женского образования, проистекающих как якобы из особенностей «женской природы», так и из убеждения в ненужности и недоступности для женщин полноценного научного образования. Все это приводило к тому, что образование в институтах, по словам одной из их выпускниц А. Бельской, имело характер «орнаментальный». Воспитанницы выходили оттуда «с мыслью, что знание вещь почтенная, самих же знаний институт не давал» [216, с. 140—144].

Конечно, так было далеко не везде и не всегда. Тем более что во многих женских институтах нередко преподавали многие выдающиеся личности, известные ученые и педагоги, такие, например, как Н. В. Гоголь, А. Д. Галахов, Н. И. Костомаров, А. В. Никитенко, М. М. Стасюлевич, В. Я. Шульгин, Ф. Ф. Петрушевский, В. Ф. Одоевский, П. Г. Редкин. Но общий дух обучения в институтах, его характер и направление вызывали серьезную критику передовой общественности и глубокую неудовлетворенность многих лучших преподавателей и выпускниц институтов.

По словам А. В. Никитенко, образование в институтах было вполне предоставлено случаю, все делалось «для парада и показа» [226, с. 125]. Вся жизнь институток, по воспоминаниям одной из них, «сводилась на заучивание уроков» [220, с. 87]. Это заучивание подчас не только теряло смысл, но приобретало абсурдные формы, как, например, в петербургском Екатерининском училище, где до 1845 г. алгебра преподавалась на немецком языке, потому что учитель не знал другого [233]. Во многих институтах на иностранных языках, еще не освоенных воспитанницами, преподавались физика, всеобщая география и история и т. д. «Понятно, – отмечала Е. И. Лихачева, – что воспитанницы заучивали эти уроки наизусть, слово в слово, по запискам учителя или по книге, а суть предмета от них ускользала, и такое заучивание не могло иметь влияния на их развитие» [94, кн. 3, с. 125,126].

Следствием всего этого, как отмечала одна из воспитанниц, было то, что многие институтки охладевали к учению, поскольку не видели «применения науки к жизни», не видели «никакой другой цели учения, кроме сдачи экзаменов, никакой пользы, кроме хороших отметок». «Живя взаперти», институтка не знала и не понимала «ни цели, ни пользы, ни следствий образования, что можно видеть только на практике, в жизни и чего никак не внушить простыми словами». «На ученье, с мыслью о котором у институтки соединена мысль о 7—8-летнем затворничестве, она смотрела как на что-то, против ее воли навязанное ей извне, как на какое-то испытание, которое она должна выполнить… » Были, конечно, редкие исключения из этого правила, но в целом «научные занятия институток можно охарактеризовать выражением: «ученье для ученья»» [222, с. 138—140].