Эдуард Днепров - Женское образование в России Страница 28

Некоторые отзывы выпускниц институтов о характере получаемого в них образования были много резче. Так, в романе «Двойная жизнь», изданном в 1848 г., Павлова писала: «вместо духа» институткам давали «букву, вместо живого чувства – мертвое правило, вместо святой истины – нелепый обман». В сочетании с гнетущим казарменным духом, господствовавшим в закрытых женских учебных заведениях, институтское образование создавало такую атмосферу, которая «заморачивала детскую горячую кровь» и в которой воспитанницы «тупели до идиотства» [227, с. 78].

Устав женских учебных заведений Ведомства учреждений императрицы Марии 1855 г. не исправлял и не мог исправить ни духа, ни характера, ни направленности институтского воспитания и обучения, сложившихся ко второй половине XIX в. Несмотря на то что Устав был первым законодательным актом в области женского образования (как, впрочем, и образования в целом), подписанным новым императором Александром II 30 августа 1855 г., он всецело принадлежал старой николаевской эпохе, более того – венчал ее. Сознание молодого императора, как уже отмечалось, еще не соприкоснулось с пробуждающимся общественным сознанием, с началом общественного подъема, волны которого дадут о себе знать менее чем через полгода.

Устав не только фиксировал, но и кристаллизировал все основные установки правительственной политики уходящей эпохи в сфере женского образования. Из них двумя ведущими, насквозь пронизывавшими Устав, составлявшими его стержень, были жесткая и даже жестокая сословность в женском образовании и его верноподданнический характер. А это, как всегда в образовании, – палка о двух концах. По словам известного общественного деятеля А. Амфитеатрова, институтское воспитание поставляло не только «фанатичек самодержавия», но и «рекрутов отчаяния в будущую армию женской эмансипации» [41, с. 120—122].

Вместе с тем Устав свидетельствовал и о том, что при всем старании николаевского правительства соблюсти строжайшую сословность в женском образовании время пробило в сословной политике значительные бреши. Из 30 женских учебных заведений I и II разрядов в 11 (как отмечалось в приложении к параграфу 82 Устава) были допущены, хотя и своекоштными пансионерками, дочери купцов 1-й и 2-й гильдии. А это уже означало существенный отход от постоянно и строго требуемой Николаем I «сословной чистоты» мариинских женских учебных заведений.

ЗАВЕРШЕНИЕ НАЧАЛЬНОГО ЭТАПА РАЗВИТИЯ ЖЕНСКОГО ОБРАЗОВАНИЯ

Устав 1855 г. завершал начальный этап становления российского женского образования, два первых акта его развития. Наступал новый жизненный цикл развития женской школы, ростки которого начали пробиваться на свет уже в 1840—1850-х гг. с широкого обсуждения «женского вопроса».

Возникновение в России «женского вопроса» может быть отнесено еще к 1830-м гг., когда в прессе и литературе появились первые публикации о положении женщины в семье и обществе, об условиях ее жизни, ее равноправии с мужчиной и т. д. В 1840-х гг. этот вопрос, в первую очередь благодаря усилиям В. Г. Белинского, выдвинулся в русской литературе на одно из первых мест. В 1841 г., говоря о сочинениях Зинаиды Р-вой (псевдоним писательницы Ган), Белинский писал: «Женщина… создана действовать в тех же самых сферах и на тех же самых поприщах, где действует мужчина… А между тем общественный порядок обрек женщину на исключительное служение любви и преградил ей пути во все другие сферы человеческого существования… Удивительно ли, что вся сила духовной натуры женщины выражается в любви, когда у женщины не отнято только одно право любить, а все другие человеческие права решительно отняты?.. Действительно, какою ее создало воспитание и разные общественные отношения, она – низшее в сравнении с ним (мужчиною) существо, хотя в возможности, какою создала ее природа, она столько же не ниже его, сколько и не выше… Получая воспитание хуже, чем жалкое и ничтожное, хуже, чем превратное и неестественное, скованная по рукам и ногам железным деспотизмом варварских обычаев и приличий… считая за стыд и за грех предаться вполне какому-нибудь нравственному интересу, например, искусству, науке, – они, эти бедные женщины, все запрещенные им кораном общественного мнения блага жизни хотят, во что бы то ни стало, найти в одной любви» [165, с. 176—178].

Мы столь обширно процитировали слова В. Г. Белинского потому, что в них впервые в русской публицистике резко поставлен вопрос о равноправии женщин с мужчинами и впервые вскрыты те причины унизительного, неравноправного положения женщины, вокруг которых будут не умолкать споры в течение двух последующих десятилетий, – «общественный порядок», «общественные отношения», «варварские обычаи», извращенное «общественное мнение», «жалкое и ничтожное», «превратное и неестественное» воспитание и образование женщины. По существу, вокруг этих проблем, с акцентом на той или другой из них, будет идти все обсуждение «женского вопроса» в России в период общественного подъема второй половины 50—начала 60-х гг. XIX столетия. Но и в 1840-х гг. современники В. Г. Белинского вторили приведенным его мыслям, расширяя и развивая их.

Год спустя после публикации процитированной статьи В. Г. Белинского журнал «Отечественные записки» резко отвергал традиционные в то время ретроградные суждения о том, что «низшая степень развития женщин» обусловлена их природой, и видел причины их унизительного положения в «полуварварском устройстве общества» и в том «сахарном, аркадском воспитании, которое им дается».

Даже в эпоху «мрачного семилетия» женский вопрос, выступления в защиту равноправия женщин не сходили со страниц передовых русских журналов. И постоянной темой этих выступлений были проблемы женского образования, критика его второсортности, закрытой системы институтского воспитания.

Наиболее полно и емко, с позиций, близких передовой общественности последующего десятилетия, эти проблемы были рассмотрены в статье Д. Мацкевича «Заметки о женщинах», опубликованной в некрасовском «Современнике» в 1850 г. и позднее в 1853 г. изданной в Киеве отдельной брошюрой. Рассматривая вопросы женского образования в широком теоретическом и социальном контексте женского равноправия, Мацкевич подчеркивал, что в интересах общества и молодого поколения необходимо давать женщинам широкое, полноценное образование. «Науки, – писал он, – должны преподаваться женщинам так, как они преподаются мужчинам». Чем более ум женщины просвещен, тем более она сохраняет превосходство и достоинства своей природы, «а в области человеческих знаний нет ни одной науки, в которой не нуждался бы ум женщины» [102, с. 17].

Н. Г. Чернышевский в «Современнике» в 1854 г. высоко оценил работу Д. Мацкевича и высказал по ее поводу, как отмечала Е. И. Лихачева, «такие взгляды, которые в настоящее время приняты всеми образованными людьми» [94, кн. 3, с. 231]. Эти взгляды были близки тому, что еще в 1841 г. говорил В. Г. Белинский. Как и его великий предшественник, Н. Г. Чернышевский видел корни неравенства женщин в «условиях их семейной и гражданской жизни» и в том отрицательном влиянии, которое оказывало на них существовавшее в то время женское воспитание и образование [Современник, 1854, № 9, c. 30– 32].

Таким образом, и само развитие женского образования в России в том русле, какое избрало для него самодержавное правительство, и осознание передовой русской общественностью узости и даже тупиковости этого русла свидетельствовали на пороге второй половины XIX столетия об исчерпанности избранного пути, о завершении данного жизненного цикла женской школы, о необходимости искать для нее новые дороги, направления, средства и способы развития. И такие дороги и способы нащупывались уже в середине 1840-х гг.

Одним из наиболее ярких примеров этого был представленный в 1846 г. министру народного просвещения С. С. Уварову попечителем С. – Петербургского учебного округа М. Н. Мусиным-Пушкиным проект «высшего» училища для девиц в Петербурге, подготовленный «по советам и указаниям людей опытных и сведущих в деле воспитания, давно занимающихся или надзором, или обучением в воспитательных и учебных заведениях для девиц». (Это все, что мы пока знаем об авторах данного проекта.)

Хотя проект создания высшего училища для девиц 1846 г. следовал и, вероятно, не мог не следовать (поскольку он шел официальным путем) много раз уже упомянутой официальной цели женского образования – подготовке «добрых жен и полезных матерей семейств», его отличали от существовавших женских учебных заведений, по крайней мере, две принципиальные особенности, делавшие проект праопытом принципиально нового шага, нового направления в развитии женского образования.

Первая из этих особенностей состояла в том, что новое женское учебное заведение было открытым, предназначенным «исключительно для учениц приходящих», поскольку, по убеждению авторов проекта, «воспитание вне круга своих семейств не может и не должно иметь общего приложения, но необходимость и польза его измеряется частными потребностями». Это был принципиально новый взгляд на характер и пути развития женского образования, который с 60-х гг. XIX в. станет господствующим в России.