Петр Романов - Россия и Запад на качелях истории. От Павла I до Александра II Страница 3

В полном смысле слова автором «Завещания» кавалер, судя по всему, не был. Скорее всего, фальшивку сфабриковали на основе тайных отчетов д’Эона о положении в России Министерству иностранных дел Франции. А вот кому пришла в голову оригинальная идея облечь эти отчеты в форму «Завещания», неизвестно.

Публикация «Записок кавалера» существенно разнится с книгой Лезюра в деталях, но полностью повторяет ее дух. И здесь в основе политики России якобы лежит старый колониальный постулат «Разделяй и властвуй». Если в первом варианте говорилось: тот, кто владеет Индией, владеет миром – то во втором варианте к Индии приплюсовали Турцию. Петр якобы рекомендует потомкам:

…возбуждать постоянные войны то против турок, то против персов, проникнуть до Персидского залива, восстановить, если возможно, древнюю торговлю Леванта через Сирию.

Как справедливо замечают исследователи фальшивки, Петр Великий интересовался многим, но не Левантом (прибрежными странами Малой Азии), так что данный фрагмент особенно любопытен. Издатели, невольно оговариваясь (Левант входил в зону как раз французских интересов), выдают свое авторство.

С каждым последующим изданием «Завещания» в нем появлялись все новые и новые географические названия, оно модернизировалось в угоду сиюминутным политическим и пропагандистским задачам. Когда в очередной раз обострялась ситуация вокруг Польши, соответственно расширялся польский раздел; когда горячо становилось на юге Европы, тут же новые подробности возникали в освещении турецких планов Петра. При необходимости дорабатывался шведский раздел документа, австрийский или какой-то иной.

В 1841 году к «крестовому походу против русских варваров» призывал французский историк Ф. Кольсон. Он не без патетики возвещал:

В начале XVIII века Петр I, остановив взгляд на карте мира, воскликнул: «Бог создал только Россию», и тогда он задумал те грандиозные планы, которые оформил потом в завещании.

Кольсон, ни в чем себе не отказывая, снова произвольно расширил притязания России, включив туда даже Бирму, о существовании которой тогда не догадывалось подавляющее большинство русских. В книге аббата М. Гома повторяется мысль о крестовом походе католиков против православной России, а в тексте «Завещания» неожиданно появляется уже и Япония.

Дальше – больше. В 1912 году в связи с событиями на Балканах снова расширяется раздел, посвященный Турции и Персии. Здесь Петр начинает говорить, по меткому выражению одного из исследователей, языком арабского халифа, рассуждает о том, как сделать Персию «послушным верблюдом». За период около 180 лет, по подсчетам специалистов, возникло четыре абсолютно самостоятельных текста «Завещания», связанных друг с другом лишь формально.

Было бы наивно полагать, что никто из публикаторов «Завещания» не догадывался о том, что оно является подделкой. Французский историк Шницлер, издавший фальшивку во второй половине XIX века, например, заявил, что, хотя, возможно, «Завещание» и является «чистейшей выдумкой, но оно прекрасно служит целям антирусских выступлений». Откровеннее не скажешь. Миф о «русской угрозе» выстраивался тщательно, кирпич к кирпичу – своего рода пропагандистская китайская стена европейского производства, которая должна была максимально надежно отделить Запад от русских, а русских от Запада.

Так что у создателей железного занавеса эпохи холодной войны есть предшественники. Но жили они не в России.

Павел I. Дон Кихот из Гатчины

Первым русским императором-фантазером, выстроившим свою политику не на расчете, а на идее, мечте и благородном жесте, можно по праву считать Павла I.

Русские историки и литераторы, как правило, отказывали Павлу в большом уме. Впрочем, как известно, очень многое в официальной истории (как в русской, так и в мировой) построено на мифах либо на умолчании, а потому и четыре с половиной года правления Павла заслуживают объективного анализа. Тем более что именно этот император, реформатор и фантазер, кое в чем сумел продвинуться на Запад гораздо дальше всех своих предшественников и последователей.

Да и отзывы западных исследователей о Павле куда более благожелательны, чем воспоминания русского дворянства, которому сын Екатерины за короткий срок своего правления действительно сумел изрядно насолить, урезав их льготы.

Известно, что Наполеон, узнав об убийстве Павла, пришел в неимоверную ярость и воскликнул: «Англичане промахнулись по мне в Париже, но они не промахнулись по мне в Петербурге». Наполеон имел в виду покушение, которое было совершено незадолго до того: он сам чудом избежал смерти в результате взрыва «адской машины».

Убийство российского императора действительно изменило всю европейскую историю. Одного этого уже достаточно, чтобы заинтересоваться царствованием Павла и его необычной личностью.

Если Павел и был безумцем, то его безумство было сродни безумству Дон Кихота из Ла-Манчи. Легко представить себе, что стало бы с Испанией, если бы на несколько лет этот рыцарь получил абсолютную власть над страной. Сколько благородных поступков было бы совершено на Пиренейском полуострове! И одновременно сколько ветряных мельниц уничтожено. Это и есть история царствования Павла в России.

В этом утверждении нет ни большого преувеличения, ни большой иронии. Достаточно представить себе, в какой обстановке рос Павел, что читал, на каких примерах воспитывался. Если верить дневнику его воспитателя Порошина, с раннего детства среди любимых книг мальчика, помимо Сервантеса, Расина и Мольера, было множество книг по истории рыцарства, Тевтонского ордена и братства тамплиеров.

Особое пристрастие Павел питал к мальтийским рыцарям. Самая любимая книга детства будущего российского императора – это «История Ордена Св. Иоанна Иерусалимского», написанная аббатом Верто. Плюс к этому бесконечное число рыцарских романов, с которых начались все неприятности и у знаменитого идальго. Известно, как мало в этих книгах подлинной, порой кровавой и жестокой истории крестоносцев, и как много романтизма, благородной позы и жеста. Отрывая же глаза от книги, Павел видел далеко не рыцарский двор своей прагматичной и фривольной матушки, где доминировали не благородные менестрели, а не в меру развязные фавориты. Контраст чрезмерный. Убийственный.

Было бы странно, если бы в подобной обстановке в голове и душе Павла постепенно не сформировались взгляды, диаметрально противоположные материнским. Формулу этих сложных и запутанных воззрений, где трезвая оценка сосуществовала с воспаленным воображением, расшифровать совсем не просто. Во-первых, объективные пороки Екатерининской эпохи многократно умножались Павлом, который испытывал обиду на мать. Не будем забывать, что Павел – рыцарь, неоднократно лишенный матерью наследства. Во-вторых, сама по себе не вполне объективная уже реальность причудливо преломлялась Павлом в масонском духе (причем явно не «по Новикову», а скорее в утопическом духе «Путешествия в землю Офирскую»). Наконец, полученный таким невообразимым образом результат, как на эталонно точном инструменте, поверялся благородными рыцарскими традициями и правилами в стиле фэнтези.

При таком подходе отделить важные и реальные вопросы от второстепенных и надуманных было практически невозможно. В итоге у наследника вызывала отвращение вся эпоха Екатерины. Павлу не нравилась внешняя и внутренняя политика императрицы, его оскорбляла коррупция ее режима, он презирал сибаритство ее гвардейцев, аморальность двора, его раздражало все – вплоть до формы шляпы или каблука на сапоге екатерининского вельможи.

Как у Петра I в юности было село Преображенское, так и у Павла I (только уже в зрелые годы) появилась своя собственная «земля обетованная» недалеко от Петербурга – Гатчина. Это бывшее имение своего любовника Григория Орлова Екатерина подарила сыну в 1783 году, разрешив Павлу на этом небольшом кусочке земли отводить душу, всласть экспериментировать над подданными, создавая в миниатюре тот мир и то общество, что он хотел бы в идеале выстроить в масштабах всей империи.

В отличие от петровских потех, гатчинские эксперименты Павла историки обычно описывали с нескрываемой издевкой, подчеркивая прусский казарменный дух, царивший там. Это правда. Но не вся. Можно посмотреть на гатчинские опыты и несколько иначе. Некоторые постсоветские российские исследователи это уже пытаются делать, объективно отмечая и положительные социальные эксперименты Павла на этом клочке земли. Простому человеку там жилось совсем неплохо. Было и где работать, и где учиться, и где лечиться. Да и с «казарменным духом» все было гораздо сложнее, чем описывается в официальной дореволюционной и советской истории. Шагистики в Гатчине хватало. Но было и другое.