Режиссура для дочки - Нариман Туребаев Страница 3

как типичные вещи, присущие каждому, так и странные, как в том примере с тюбиком пасты. И этот сонм миров твоих персонажей со всеми своими причудами может представлять собой удивительную гармонию твоего экранного мира. Должен представлять. А для этого к каждому своему персонажу режиссеру необходимо подходить с любовью, даже если кто-то из них несказанно отвратителен. Вспоминается «Аризонская мечта» Эмира Кустурицы, где каждый герой – просто бездна странностей, а вместе – это удивительное волшебное пространство, не имеющее, вероятно, к настоящей Аризоне никакого отношения.

Подтверждением тому может также служить другой фильм, совсем не похожий на предыдущий пример, «Золотая перчатка» Атиха Акина, где один персонаж отвратительнее другого, и все они собою составляют безобразный, безысходный мир, в котором на свет выходят самые темные стороны человеческой природы. И в этой своей крайней безобразности фильм прекрасен (но ни в коем случае не смотри его, пока тебе не стукнет 18).

А теперь хочу, наоборот, перескочить вперед, к инструментам, помогающим в зарождении новых замыслов, идей. И одним из них является

Наблюдение. Для меня следующий абзац будет довольно тяжелым, но все-таки давай поговорим об этом.

Хемингуэй как-то сказал что-то вроде того, что, если ты настоящий писатель, то даже тогда, когда умирает твой отец, ты должен стоять рядом и записывать все, что с ним происходит, до самых мелких деталей. Наблюдение как инструмент творчества – непростая, часто невыносимая штука. Я наблюдал, как умирает папа, у которого, как ты знаешь, была деменция. Как протекает эта болезнь, правдиво описано у Салли Портер в фильме «Неизбранные дороги». Там был эпизод, как герой Хавье Бардема описался, сидя в кресле у дантиста. Сколько стыда было в его глазах после случившегося. Мне тоже приходилось видеть этот ни с чем не сравнимый стыд в глазах своего отца. Стыд и боль. Он все понимал, но не мог вырваться из того кокона, в котором оказался заключен его разум.

Наблюдение – это вещь с двухсторонним движением. Наблюдая за чем-то или кем-то, ты одновременно наблюдаешь и за собой, своей реакцией, своими эмоциями, иногда открывая в себе самые темные стороны. Наблюдение – инструмент крайне циничный, но необходимый. Я видел, как отец после многочасовых, бессмысленных хождений по квартире вдруг падал и отжимался (он был всегда спортивным человеком). Однажды мне, идиоту, пришло в голову подсчитать его очередные отжимания – он отжимался ровно 20 раз, и ни разу не ошибся. Ровно 20 раз.

Руки. Взгляд. Поза. Улыбка.

Мы все еще изучаем человека, только подходим к нему гораздо ближе.

Есть такое популярное мнение, что кино – исключительно визуально действо, где словам отводится второстепенная роль. Наверное, это так. или нет так? К примеру, волшебство кадров из фильмов Тарковского поглощает тебя без остатка, но что бы значили эти картины без речи, звучащей в них?! «Зеркало»? «Ностальгия»?

Тем не менее, если это так – что тогда говорит в фильме больше, чем слова? Или хотя бы существует рядом с речью на равных? Думаю, это тело человека. Богатство языка тела кажется безграничным. Не буду говорить о немом кино, вспомним то, что поближе.

Руки. Я до сих пор не могу забыть кадр из «Коротких встреч» Киры Муратовой, где на столе едва касаются друг друга пальцы рук двух одиноких женщин. Это было так чувственно, в этом мимолетном касании сплелись и страсть, и робость, и боль. Возможно, мне показалось. Но признаемся, нам всем очень важны прикосновения рук другого человека, независимо от того, близок он нам или нет. Наши руки умны в прямом смысле – на каждом кончике наших пальцев расположены десятки тысяч сенсорных нейронов, способные распознавать тончайшие нюансы прикосновений и даже узнавать человека по касанию. И, если ты посмотришь вокруг, ты увидишь, что люди просто так прикосновениями не разбрасываются, и даже в переполненных автобусах, где на поручнях нет места, пассажиры редко соприкасаются руками, иногда держась за потолок. И это не вопрос какого-то табу – это вопрос огромной значимости прикосновения рук, ладони, пальцев. Поэтому в кино нужно быть очень трепетным в отношении прикосновений – наши пальцы, наши кисти рук являются тончайшим инструментом человеческих взаимоотношений.

Возможно, ты захочешь посмотреть американский фильм «Никогда, редко, иногда, всегда» (2020). Там есть момент, когда малознакомый парень прижимает одну из героинь к каменной колонне и целует ее. И ее находит старшая сестра, она незаметно прячется с другой стороны колонны. Кончиками пальцев руки она дотягивается до руки своей сестренки, они цепляются друг за друга пальцами, пока та не по своей воле обнимается с другим. И в этом касании, этом хрупком сплетении – столько силы и любви! Невероятная по своей внутренней глубине и внешней простоте сцена.

Вообще, глубина и простота – эта два незыблемых атрибута языка человеческого тела. Только руки, глаза, фигура, микродвижения членов тела позволяют в кино добиться огромной душевной глубины при кажущейся внешней простоте.

Менее трепетным, но не менее говорящим я назову еще одно свойство рук –

Жест. Жест – это ведь самый распространенный символ, обозначающий то или иное отношение друг к другу, будь то «помаши маме ручкой» или обычный «фак». Движения рук предназначены не только для разговора глухонемых, на самом деле мы разговариваем руками гораздо активнее, чем словами. В советской картине «Человек, которого я люблю» (1966) есть удивительная микросцена, когда двое мужчин и одна женщина, сидя за столом, молча передвигают чашки на блюдцах. Первая чашка была передвинута дабы скрыть неловкость от молчания только что познакомившихся людей, когда не знаешь, куда деть руки. А потом это превращается в маленькую бессловесную игру, заканчивающуюся общим смехом.

Прячешь ли ты руки в кармане, убираешь ли локоны со лба – это все жесты, которые говорят, даже если ты этого не хочешь. Вот моя давняя миниатюра о жестах:

«Что в тебе такого? Мне трудно сказать тебе эти три слова, которые я никогда не говорил и даже никогда не писал. Что-то заставляет замирать и дрожать. Ты прислоняешься ко всему, к чему можно прислониться, ты опираешься обо все, обо что можно опереться. Ты не можешь пройти мимо стены, чтобы не погладить ее рукой, ты задеваешь плечом каждый столб на твоей дороге. Ты не знаешь, куда деть свои руки, и поэтому часто прячешь их за спиной. Но это длится недолго потому, что ты вдруг начинаешь смущаться – тебе кажется, что ты выставляешь свою еле видимую грудь напоказ всем. И тогда ты находишь повод, чтобы прикрыть ее – например, начинаешь теребить цепочку на шее. Ты еще не знаешь силу глаз и всегда смотришь прямо, даже тогда, когда смущена.