Режиссура для дочки - Нариман Туребаев Страница 4

Мы читаем другого человека по жестам рук, по их плавности или резкости, по их необычности или типичности – психологи это лучше знают, но мы с тобой не психологи. И поэтому нам необходимо полагаться на самого себя, на наши наблюдения за людьми, а любой проходящий мимо нас – это бездонный материал по богатству внешних выражений характера и чувств.

Я тебе говорю тут о каких-то тонких вещах – прикосновения, жесты… То, что скорее описывает невидимые движения души. Но это работает и там, где, кажется, нет места тонкости чувств – комедиях, жестких драмах, боевиках. Даже больше – это работает там с намного большей силой, с большим эффектом, и режиссеры, работающие в таких жанрах, пользуются этими тонкими инструментами с огромным чувством меры, виртуозно, чему стоит поучиться многим из нас.

Пожалуй, «Рестлер» Даррена Аронофски – хороший пример такой работы. Герои этой драмы имеют весьма брутальные профессии: он – рестлер, она – стриптизерша. Они – просто мясо, и соответственно у них нет границ в том, чтобы обнять, похлопать по плечу, ударить, потереться, извиняюсь, задницей о колени. Но это только внутри их профессий. В их реальной жизни, за рамками работы они становятся «двумя одиночествами», редко смея прикоснуться друг к другу. И так же робок герой Микки Рурка в отношениях с дочерью. И с девушкой, и с дочкой он словно боится разрушить своим мощным телом их зыбкие миры. В итоге, разрушает свой собственный… В этой сверхэмоциональной драме язык прикосновений и жестов имеет тонкие настройки, и работает еще сильнее по причине соседства с жестокими профессиями героев. В те моменты, когда он протягивает руку к дочери в попытке прикоснуться, но так не делает этого, заставляет замереть сердце, выражаясь банальностями.

И в этом контексте очень большое место в «Рестлере» занимает следующее качество человеческого тела:

Поза (фигура), или 1, 2, 3.

1, 2, 3. Когда дочь отворачивается и уходит вдаль от героя Микки Рурка, а ты смотришь на его одинокую фигуру с руками в карманах куртки – ты понимаешь, насколько слаб и одинок этот сильный человек. Вообще, для меня поза (фигура) на общем плане более всего выражает внутренние переживания персонажа, сильнее, чем глаза, слезы, слова.

Еще заметь прием, когда камера в «Рестлере» часто следует за спиной Рурка, как выразительны его плечи, как он выражает свое состояние наклонами головы.

Микки Рурк – великий актер. В «Эшби» (2015) он также играл сильного человека, угасающего под тяжестью смертельной болезни. Там был потрясающий момент, когда его нога едва задрожала, а колени согнулись от приступа слабости – но он сделал так, что никто вокруг этого не заметил, кроме зрителя.

Перезагрузка.

1, 2, 3… Что это значит?

Более полугода я не писал этот свой опус и забыл, что значит это в оглавлении этой части. Вспомню позднее.

Продолжая о позе. По сути, когда мы говорим о положении тела, мы говорим прежде всего о статичной картинке фотографии или живописного холста. Я с детства помню набор открыток с репродукциями картин из Эрмитажа, где меня до сих пор преследует одна из них. «Любительница абсента» Пикассо. Иногда мне кажется, что именно из-за нее в зрелом возрасте у меня начались проблемы с алкоголем. На этой не очень веселой картине худощавая женщина сидит, положив одну руку на стол, а другой то ли подпирает, то ли трогает подбородок. И рядом стоит бокал абсента. Во всем ее облике, в ее острых плечах, в ее выдвинутой вперед голове, в ее взгляде – в этом всем было столько одиночества!

Конечно же, значение позы меняется в зависимости от ракурса и крупности. Но в целом, эмоциональное влияние положения человеческого тела на зрителя преобладает над всеми другими сопутствующими факторами – уж таковы мы, люди, всегда приковывающие к себе взгляды, независимо от того, как на нас смотрят, и как нас снимают. Потому так эффектны силуэты в кино, когда мы не видим ничего, кроме позы. Этим изрядно пользовались в немецком экспрессионизме – силуэты, тени, проемы дверей, окон и то подобное.

Силуэт – это прежде всего одиночество. Я пока говорю только об одном герое, вне контекста его окружения, и это не зря. Я считаю совершенно непреложным свойством любого героя – это его одиночество. А что такое одиночество в герое? Это прежде всего постараться внедрить в него частицу самого себя. Будь он разухабистый, общительный парень-рубаха ил же разбитная девица с дурными манерами – найди в ней или в нем момент одиночества и внедри в эту пустоту себя. Это можно сделать с любым героем, даже если тебе дали сценарий, где ни слова нельзя поменять.

Выше мы уже некоторые инструменты рассмотрели – поза, жест. Но есть еще не менее важные вещи –

Взгляд и Улыбка.

Вальяжный Михалков в «Жестоком романсе» Рязанова только тонким использованием своих взгляда и улыбки составляет целую палитру этой сложной и одинокой, кстати, человеческой натуры.

Взгляд – и отсутствие взгляда.

Улыбка – и ее отсутствие – этими реакциями лица он определяет отношение к человеку, к окружению, к самому себе, когда его взгляд вдруг теряется, и он понимает всю глубину своего падения.

Улыбка – это вообще драгоценность в кино. В моем первом фильме герой за весь фильм ни разу не улыбнулся. Однажды актер поправил меня, когда я забыл об этом и сказал ему улыбнуться в какой-то сцене: «Я же никогда не улыбаюсь» – я сильно смутился тогда. И только в финальном кадре, когда герой остается один, без дома, без друзей – он улыбается. И это действительно работает.

И вот с улыбкой и взглядом мы подходим к отношениям персонажей между собой, а именно к

Мизансцене.

Все зависит от дистанции. Улыбка и взгляд тоже определяют дистанцию. Но на общем плане мы определяем дистанцию отношением тел героев друг к другу. В любой групповой фотографии или живописи ты наблюдаешь мизансцену, которая показывает отношение персонажей друг к другу.

«Свобода одного человека заканчивается там, где начинается свобода другого человека», – ты слышала это выражение. Это и есть суть мизансцены. Подчинение – неподчинение, зависимость, степень зависимости – это главные элементы мизансцены. С помощью мизансцены мы выстраиваем иерархию отношений, иерархию зависимостей или независимости (а любая независимость – это лишь разновидность