Анатолий Филатов - Россия и мир. Геополитика в цивилизационном измерении. Монография Страница 4

Известно, что геополитическая доктрина К. Хаусхофера в определённой степени использовалась государственным руководством нацистской Германии в период 1933–1940 гг. Существует версия, что Ось Берлин – Москва – Токио не сложилась по причине ксенофобии А. Гитлера и антикоминтерновской позиции Третьего рейха (усилившейся после гражданской войны в Испании) и Японии (мотивированной войной в Китае). По этой версии получается, что Советский Союз был готов создать вместе с Германией Континентальный блок, но Германия разрушила этот проект, начав 22 июня 1941 г. войну с СССР. Не менее вероятной может быть и иная версия, что именно СССР не принял предложение нацистской Германии образовать совместно с самурайской Японией новый геополитический союз – Континентальный блок, как он был выписан в доктрине К. Хаусхофера. Тому было несколько причин: Коммунистическая Россия в 30-х гг. ХХ столетия, во-первых, уже отказалась от идеи построения Всемирного Союза Советских Социалистических Республик и не прельщалась перспективой нового передела мира совместно с национал-социалистической Германией, во-вторых, советское руководство сохраняло приверженность социалистическим и коммунистическим идеалам, принципам интернационализма, что проявилось в интернациональной помощи Народному фронту Испании в 1936–1939 гг., стремлении защитить Чехословакию от оккупации Германией в 1938 г. (к слову сказать, Интернациональные бригады для военной поддержки Народного фронта в Гражданской войне в Испании формировались при содействии правительств Советского Союза, Франции и Мексики и лояльности правительства США), в-третьих, те же ценности, что и в случае с Испанией, не позволили СССР поддержать японскую агрессию против Китая, а наоборот, располагали Советское правительство к поддержке сначала Гоминьдана Чан Кайши, а затем Коммунистической партии Китая Мао Цзедуна, боровшихся против японской интервенции. Всё это привело к тому, что в начале 40-х гг. ХХ столетия Советский Союз отклонил возможные предложения Германии по созданию Оси Берлин – Москва – Токио.

Рассматривать геополитическую доктрину К. Хаусхофера, направленную против основанного на морской мощи мирового господства Великобритании и США, как концепцию евразийства не представляется возможным уже потому, что сам он свой проект Континентального блока не наполнял смыслами евразийской теории. Более того, К. Хаусхофер Евразию отождествлял с Россией или Советским Союзом. Достаточно сослаться на название его работы – «Континентальный блок: Центральная Европа – Евразия – Япония», где под Центральной Европой понимается Германия, а под Евразией – Россия/СССР. Из этого допустимо сделать заключение, что К. Хаусхофер всё-таки принимал во внимание культурно-цивилизационные отличия между Германией и Россией, хотя и не исследовал в работах влияние культурно-цивилизационных факторов на геополитическое форматирование.

Николас Дж. Спайкмен в статьях и книгах фактически адаптировал идею Хартленда Маккиндера к внешнеполитическим/геополитическим интересам США. Наряду с Хартлендом, отмечал Н. Спайкмен, существует Римленд (дуговая земля), которая окружает Хартленд с запада, юга и юго-востока. Именно управление Римлендом даёт возможность контролировать Хартленд или Евразию, имеющую геостратегическое значение по причине наличия там богатейших природных ресурсов и содержащейся в её просторах гигантской социальной энергии, не позволяющей кому-либо управлять миром. Потому, если США намерены взять на себя функции по управлению миропорядком, то они должны добиться управления Римлендом и благодаря этому взять под контроль Хартленд.

По сути, Римленд Н. Спайкмена стал дополнением, конкретизацией и развитием Хартленда Маккиндера. Причём Римленд весьма схож по географическому расположению с внутренним полумесяцем Маккиндера. Потому говорить о какой-либо альтернативе концепции Спайкмена концепции Маккиндера вряд ли возможно, да и нецелесообразно.

Н. Спайкмен выступил в рамках своей концепции также автором так называемой политики сдерживания, когда управление Римлендом было призвано сдерживать любые геополитические агрессии, исходящие от Евразии. Насколько такие заключения соответствовали действительности, это уже другая проблема, в данном случае лежащая за границами нашего исследования.

Вслед за Х. Маккиндером, А. Мэхэном и К. Хаусхофером, Н. Спайкмен считал географический фактор важнейшим в политике государства, влияющим в конечном счете, на геополитический статус страны. Но географический фактор вовсе не означает, что государство становится заложником своего географического положения и должно довольствоваться тем, что определила ей историческая судьба. Примеры небольшой островной Великобритании, ещё меньшей Португалии, достигавших мирового господства, свидетельствуют о возможности эффективного использования географического фактора при наличии политической воли. По мнению Н. Спайкмена, США в 30-е гг. ХХ в. не уделяли должного внимания географическому фактору и не могли влиять на мировую политику. Определение значения Римленда было призвано исправить эту ситуацию.

Геополитические концепции авторов второй половины ХХ в. уже не строятся на сугубо географическом факторе. География государства теперь не рассматривается в качестве основного источника геополитики, рассматриваются и другие условия.

Одним из таких авторов является французский географ и геополитик Ив Лакост. В концепции он отводит географическому пространству роль пассивной среды, в границах которой осуществляют свою деятельность политические институты, в том числе государство. В результате такой деятельности государство преобразует пространство и создаёт необходимые условия, которые и являются, собственно говоря, геополитикой. И. Лакост считает, что не географическая среда задаёт границы политике, а политика определяет географическое пространство её субъектов. Сложно сказать, что тут оригинального, с учётом того, что И. Лакост позиционирует себя вне или даже – над континенталистской (теллурократической) парадигмой и моделью морской мощи (талассократической) в политологии. Разве что у Ф. Ратцеля можно найти определения существенного значения и первоочередной роли географической среды и климатических условий (да ещё у Э. Хантингтона1, которого вряд ли целесообразно относить к геополитикам). Но уже у Р. Челлена географическая среда и климат не даются в качестве определяющих в жизни государства, не говоря о концепциях К. Хаусхофера, А. Мэхэна и Н. Спайкмена. По сути, И. Лакост оперирует теми же элементами, что и его предшественники – географическими условиями и разворачивающимися в их рамках политическими действиями. Акцентуация политических действий в концепции Лакоста объясняется тем, что он пытается встроить геополитику в локальную (но всё же – географическую) среду. И тогда разница обнаруживается в том, что традиционная геополитика (надо сказать, адекватная смыслу самого термина) видит географический фактор в воздействии глобальных пространств на политику государств, а так называемая новая геополитика, в данном случае в лице И. Лакоста, стремится внедрить геополитический инструментарий в локальные границы, в пространство регионов. Для этого И. Лакостом вводится новый термин «внутренняя геополитика». Однако ни он сам, ни кто-либо другой вряд ли смогут объяснить, чем «внутренняя геополитика» отличается от региональной или внутригосударственной политики.

Заслугой Сэмюэла Хантингтона является то, что он не остановился на сугубо дескриптивном методе в характеристике геополитического устройства современного мира, что было характерно для классической геополитики, а предпринял попытку объяснить геополитические интересы и геополитическую расстановку в мире культурно-цивилизационными системами ценностей, объединяющих различные этнические образования в цивилизационные блоки.

Пожалуй, впервые именно у С. Хантингтона географическая среда становится не более чем пространством реализации, с помощью политических методов и способов, цивилизационных интересов государств и их союзов. Ретушируя влияние природной среды, воплощаемой в географическом пространстве, на культуру (во всех сферах её проявления – от материальной до духовной) и цивилизацию, не говоря уже о дихотомии природа – (человеческая) деятельность, С. Хантингтон «выплеснул младенца вместе с водой». От «сциллы» географического детерминизма он оттолкнулся к «харибде» религиозно-политической зависимости типов цивилизаций.

Очевидной ошибкой С. Хантингтона стало выведение культурно-цивилизационных формирований из специфики конфессионально-мировоззренческих систем. Тогда в одном формировании (конфессиональной цивилизации по С. Хантингтону) оказываются этнические сообщества, находящиеся на самом деле в различных культурно-цивилизационных образованиях. Например, монголы, как буддисты, оказались в одной конфессиональной цивилизации с тайцами, лаосцами, кампучийцами и бирманцами. Причём это монголы из Республики Монголия, а вот монголы, также буддисты, из Автономного района Китайской Народной Республики Внутренняя Монголия отнесены С. Хантингтоном к Синской (Китайской) цивилизации.