С. Капица - Жизнь науки Страница 6

Потому, вследствие тревожности военного времени, мне пришлось возвратиться в Лувен. И так как там врачи в течение восемнадцати лет и во сне не видели вскрытий, то я оказал большие услуги тамошней Академии и благодаря этому сам стал много опытнее в этом деле, вообще совершенно темном, но для меня являющемся вопросом первостепенной важности во всей медицине. Там я стал излагать при вскрытиях строение человеческого тела несколько более четко, чем в Париже, и теперь младшие профессора этой Академии, оказывается, посвящают распознаванию частей человека много больше внимания, притом внимания серьезного, вполне понимая, что знакомство со строением человеческого тела – превосходное подспорье для их искусства. Далее, в Падуе, в славнейшем на всем земном шаре учебном заведении, где уже пять лет как вверена мне светлейшим и высокощедрым к научным занятиям сенатом в Венеции кафедра медицины и хирургии, поскольку к этой кафедре относится изучение и анатомии, я так поставил дело изучения строения человека, что демонстрировал его еще чаще, и, отбросив былые нелепые учебные обычаи, преподавал его так, чтобы не могло быть никакого пробела сравнительно с тем, что дошло до нас от древних. Но дело в том, что медики, по своей небрежности, слишком мало заботились о том, чтобы сохранить до нашего времени сочинения Эвдема, Герофила, Марина, Андрея, Лика и других писателей по этому вопросу; не сохранилось ни одной страницы из сочинений тех знаменитых авторов, которых Гален в своем втором комментарии к книге Гиппократа «О человеческой природе» упоминает больше двадцати раз; даже из его книг по анатомии спаслось от гибели не больше половины. Из тех же, кто следовал за Галеном и в числе которых я считаю Орибазия, Феофила, арабов и всех тех наших ученых, труды которых мне удалось прочитать (пусть простят мне великодушно за все то, что говорю), всё, заслуживающее чтения, они заимствовали от Галена; и, клянусь Юпитером, для ревностного работника по вскрытиям они представляются ни в чем ином так мало осведомленными, как именно во вскрытиях человеческих тел. Итак, даже крупнейшие ученые, рабски придерживаясь чужих оплошностей и какого-то странного стиля, в своих непригодных руководствах только перелагали Галена и, чтобы хорошенько уяснить себе его содержание, никогда ни на волос не отступали от него; мало того, и в заголовках книг они добавляли, что их писания точно скомпилированы из положений Галена и что все эти сочинения, в сущности, принадлежат ему.

Все медики настолько доверяли Галену, что не найдется среди них, наверное, ни одного, который мог бы допустить, что в сочинениях Галена где-либо имеется или уже обнаружен хоть малейший промах в области анатомии, в то время как сам Гален довольно часто вносит поправки и неоднократно указывает на небрежность, допущенную им в его книгах, и даже в одних томах сообщает противоречащее тому, что находится в других. Но главное – то, что теперь, с возрождением искусства вскрытия, нам стало известно из внимательного чтения книг Галена: они содержат во многих местах немаловажные свидетельства о том, что сам он никогда не вскрывал тела недавно умершего человека. Вводимый в заблуждение своими опытами над обезьянами (правда, ему попадались человеческие трупы, но высохшие и потому пригодные лишь для исследования костей), Гален часто вследствие этого несправедливо возражал древним медикам, которые практиковались во вскрытиях человека. Но, кроме того, у Галена встречается весьма много ошибочных сведений и относительно обезьян, не говоря уже о том чрезвычайно удивительном обстоятельстве, что при многообразном и бесконечном различии организмов человеческого тела и тела обезьяны Гален не заметил между ними никакой разницы,– разве только в пальцах и в подколенном сгибе,– что, без сомнения, он пропустил бы вместе с прочими различиями, если бы это не бросилось в глаза и без вскрытия человека. Но сейчас я вовсе не предполагаю обличать ложные положения Галена, этого, пожалуй, первого из специалистов по анатомии. А главное, я совсем не хотел бы с самого начала выставить себя по отношению к нему непочтительным и мало охраняющим авторитет его, сделавшего столько добрых дел.

Ведь мне небезызвестно, что врачи (далеко не так, как последователи Аристотеля) обыкновенно возмущаются, когда замечают во время вскрытий, какие я произвожу в своей школе, что Гален, оказывается, больше двухсот раз отступал от истины в описании сочетания, предназначения и функции частей человеческого тела. С каким бы рьяным упрямством в целях самозащиты они (врачи) ни рассматривали разъединенные части, все же, влекомые любовью к истине, и они мало-помалу смягчаются и начинают больше верить своим глазам или бесспорным, доводам, чем писаниям Галена.

А я усиленно описывал своим друзьям их поистине необычайные выводы, добытые не из чужого опыта и основанные не только на свидетельствах авторитетов. При этом я заботливо и дружески поощрял своих друзей к наблюдению, а следовательно, и к ознакомлению с истинной анатомией, так что возникает надежда, что она будет разрабатываться во всех Академиях именно так, как это когда-то было в обычае в Александрии.

И я сделал все, что от меня зависело, дабы, при счастливых предрасположениях Муз, осуществился успех этого дела: кроме того, что я издал по этому предмету в свое время,– именно то, что теперь некоторые плагиаторы, воображая, что я живу далеко от Германии, выпустили как свое, – кроме этого я сделал полное описание частей человеческого тела в семи книгах так, как я обыкновенно трактую анатомию в этом городе, в Болонье, в Пизе, в собрании ученых мужей.

Я сделал это для того, чтобы те, кто присутствовал при вскрытиях, имели в своем распоряжении комментарии к показанному им, и поэтому им будет удобнее демонстрировать анатомию и другим. Впрочем, и для тех, кто не имел случая сам наблюдать, книги эти никак не будут бесполезны, ибо они достаточно подробно излагают количество, положение, форму, вещество, связь с другими частями, назначение и функцию каждой части человеческого тела и многое из того, что мы обычно объясняем при вскрытии его частей. Эти книги, вместе с описанием приемов вскрытия мертвых и живых организмов, содержат изображения их частей, вставленные в содержание беседы о них таким образом, чтобы они как бы представляли взору изучающих творения Природы и вскрытое тело.

В книге I я изложил свойства всех костей и хрящей, с которыми должно ознакомиться прежде всего, поскольку прочие части держатся на них и описываются по ним.

В книге II перечисляются связки, при помощи которых соединяются между собой кости и хрящи, а затем мускулы, производящие наши произвольные движения.

Книга III охватывает многочисленные вены, переносящие кровь, свойственную мускулам, костям и прочим частям и питающую их, а также и артерии, определяющие в организме степень присущего именно им тепла и жизненного духа.

Книга IV объясняет разветвления не только тех нервов, которые вносят в мускулы животный дух, но и всех остальных нервов.

Книга V сообщает об органах питания, доставляющих пищу и питье и, кроме того, содержит описание органов, близких к последним, созданных творцом всего, что служит для продления рода.

Книга VI посвящена питомнику жизненной способности – сердцу иобслуживающим его частям.

Книга VII излагает строение мозга и органов чувств, но в таком виде, чтобы не повторять того, что уже изложено в книге V о расположении нервов, ведущих свое происхождение от мозга.

Дело в том, что в распорядке этих книг я следовал мысли Галена, считавшего нужным после описания мускулов изложить анатомию вен, артерий, нервов, а затем анатомию внутренностей, хотя некоторые, особенно новички в этой науке, будут требовать, и не без основания, после изложения картины распределения сосудов, сведений о внутренностях, подобно тому как я это дал в «Эпитоме», изготовленном в виде руководства к этим книгам и с указателем того, что в них содержалось. Эту книгу я украсил блеском имени светлейшего государя Филиппа, сына твоего величества и живого повторения отцовских доблестей.

Но здесь мне припоминается, как некоторые горячо осуждают то, что учащимся в числе изображений объектов природы предлагаются не только травы, но и части человеческого тела, хотя бы и хорошо исполненные, потому что, по их мнению, должно изучать предмет не по картинам, а путем тщательного вскрытия и рассмотрения самих вещей. Они поступают так, как будто бы я прилагал к тексту самые тачные изображения, притом никогда не подвергавшиеся искажению со стороны печатников, с той целью, чтобы учащиеся довольствовались только ими и воздерживались от вскрытия тел. А я поощряю – и этими изображениями, и какими угодно другими способами – то, чтобы готовящиеся к медицинскому званию собственноручно занимались практикой. Конечно, если бы у нас сохранился обычай древних, упражнявших юношей во вскрытиях так же, как и в чтении и рисовании, тогда я, пожалуй, допустил бы, чтобы у нас отсутствовали не только рисунки, но и всякие комментарии, подобно тому, как это и было у древних. Ведь древние начали писать о руководстве вскрытиями лишь тогда, когда сочли своим долгом сообщитъ это искусство не только одним детям, но и не касающимся этого дела уважаемым за доблесть мужам. А когда перестали упражнять юношей во вскрытиях, неизбежно стали изучать и анатомию с меньшим успехам, поскольку прекратились эти начинавшиеся обыкновенно с детства упражнения. После того как наука вышла из семьи Асклепиадов и много веков склонялась к упадку, понадобились книги, сохранившие в целости ее положения. А что картины способствуют пониманию вскрытии и представляют их взору яснее самого понятного изложения, то ведь нет никого, кто бы не испытал того же при изучении геометрии и других математических дисциплин.