Анатолий Кулик - Политическая наука № 4 / 2010 г. Политические партии, демократия и качество государственного управления в современном обществ Страница 7

Соредакторами различных томов (и частей томов) являются Джордже Ланзаро (Латинская Америка), Анатолий Кулик (постсоветские страны), Баоганг Хе (Азия), Люк Синджун (Африка), Мэриам Симмс (Океания), Саад Эддин Ибрагим (арабский мир) и я сама (Северная Америка и Европа, поскольку почти четверть века я занималась двумя этими континентами в равной мере). Соредакторы помогли найти авторов и направляли их работу до завершения рукописей, а первое и окончательное редактирование всех текстов осуществлялось мной. Этот инициативный проект был выполнен без спонсорской поддержки: самостоятельность в научных исследованиях я всегда предпочитаю зависимости от институциональных спонсоров. Мои коллеги по проекту консультировали меня и помогали, когда в этом возникала необходимость. Трое других коллег прочли мое заключение, и их замечания существенно способствовали его усовершенствованию.

Чтобы понять отношение между политическими партиями и демократией, необходимо прежде всего понять его исторический, социоэкономический и институциональный контексты, а также напряженность, существующую между ними сегодня. Нужно также выяснить сущностный тип государства: что бы партии ни заявляли о своем предназначении, то, к чему они действительно стремятся, – это власть в государстве, без которой их программы остаются пустыми словами на бумаге или в киберпространстве.

От партий ожидается, что, формируя тесную связь между гражданами и государством, они закладывают фундамент демократии. Нарождающиеся партии обычно принимают этот вызов, поскольку обещание создать правительство в соответствии с волей народа является лучшим способом получить поддержку, достаточную для того, чтобы отобрать власть у недемократического руководства. Даже состоявшиеся и самые демократические современные партии выросли из этого изначального замысла и развернувшейся вокруг него борьбы. Но немало партий, исследованных в данном проекте, так и застряли на этой ранней стадии. Другие успешно преодолели ее, но затем потерпели поражение, поскольку военная, религиозная и/или этническая автократия вернула себе власть, и, по крайней мере на сегодняшний день, эти партии продолжают существовать только в роли марионеток, которая дает им определенные привилегии, но не власть как таковую. Некоторые являются новичками в демократическом правлении, и их отношения с демократией еще только складываются: хотя они пришли во власть под лозунгами демократии, они далеко не всегда способны блюсти ее принципы.

Партии в западном мире, наиболее тщательно исследовавшиеся учеными на Западе, на протяжении многих лет преуспевали в качестве более или менеее подлинного института демократии. Однако сейчас они постепенно, но ощутимо двигаются к новой стадии. Тесные связи с массами более не кажутся необходимыми, так как партии профессионально осваивают инструментарий политического маркетинга, и лидеры победившей партии осуществляют политику, которая удовлетворяет прежде всего их наиболее влятельных сторонников. Постепенно ослабляя связи, обеспечивающие политическое участие, партии обычно в определенной степени сохраняют отзывчивость10, однако ответ на вопрос о том, на кого они реагируют, вовсе не обязательно является обнадеживающим для приверженцев демократии.

Кратко отметим, что на протяжении прошлого столетия политические партии в своем развитии прошли три стадии в борьбе за власть: либерализацию, демократизацию и дедемократизацию. Дедемократизацию невозможно предотвратить, когда диктаторский режим возвращается к власти. Но временами отход от демократии является результатом преднамеренных действий находящихся у власти лидеров с целью избежать ограничений, которые накладывает на их неутоленную жажду править «слишком быстрая», в их интерпретации, демократизация. Чтобы понять, что представляют собой партии и их отношение с демократией, необходимо определить, на какой стадии находятся партии и какие средства они используют в борьбе за власть.

Исследователи не всегда уделяли должное внимание важности властного контекста, в котором функционируют партии. Не всегда они также проявляли интерес к связи между партиями и демократией. Оглядываясь сейчас в прошлое, я вижу, что тоже не скоро пришла к пониманию, насколько сильно зависит от контекса то, что партии действительно делают для укрепления демократии. Однако я почти сразу же сосредоточилась на отношении между партиями и демократией. Первой книгой, которую я прочла еще аспиранткой Университета Беркли (Калифорния), была «Политические партии» Мориса Дюверже [Duverger, 1959]11. Больше всего мне в ней понравилось то, что партии рассматриваются не просто как машины борьбы за власть, но как организации, выполняющие представительские функции. В своей преподавательской и научной работе я, чтобы выявить, насколько демократична та или иная политическая система, прежде всего обращала внимание на партии. Я видела, что из всех политических институтов только партии всегда заявляли, что будут использовать власть на благо людей (или какой-то их части) как представители их интересов. Но также я замечала, что партийные руководители, заявляя, что представляют граждан и служат агентами демократии, далеко не всегда поступали так, а когда поступали, то часто только потому, что это был единственный способ получить и удерживать то, к чему они в действительности стремились: править и извлекать из власти собственную выгоду.

Чтобы воспринимать партии как организации со своими идентичностями, необходимо было понять реальную связь между ними и демократией. Дюверже в этом отношении был полезен тем, что рассматривал, как партии организованы (кто делает что), каковы их свойства как автономных образований (происхождение, члены, идеологии) и как конституции и законы страны определяют их формирование. Чтобы найти авторов, которые сосредоточили бы свое внимание непосредственно на отношении партий к демократии, нужно было вернуться на 30–40 лет назад, к работам Роберта Михельса [Michels, 1915] и Моисея Острогорского [Ostrogorski, 1903]. Михельс полагал, что вопреки всем усилиям установить демократические процедуры неотвратимые силы продвигают олигархов во власть в партиях и тем самым в государстве. Даже социал-демократические партии становились инструментами бюрократизации и в конечном счете манипулирования массами. Острогорский был даже более категоричен: для него за фасадом внутрипартийной демократии всегда стояли «безликие кукловоды», которые никогда, даже на мгновение, не отказывались от реальной власти. Другим известным автором того же времени, чье творчество затрагивало репрезантивную роль партий, был Макс Вебер [Weber, 1958]. Он несколько оптимистичнее оценивал роль партий в демократии, но в конечном счете относился к ним довольно пренебрежительно: партийные активисты, для которых политика была призванием и которые работали в области возможного, могли, конечно, добиваться важных реформ. Но то же самое при желании могли сделать и независимые харизматические лидеры. По Веберу, хорошее правление зависит от качества бюрократии, т.е. организации государства, а не от внешних политических структур.

Американский автор Эльмер Шаттшнайдер [Schattschneider, 1942; Schattschneider, 1975] занял более позитивную позицию, обратившись к этой тематике в 1940-е годы (и сохраняя приверженность ей на протяжении всех 1960-х годов): он считал партии организациями, которые однажды создали демократию и затем воссоздавали ее каждый день. Он был убежден, что компетентный электорат, осознавая сущность и последствия политики, проводимой избранными политиками, может использовать и использует партии как агентов, способных осуществить позитивные изменения на его благо. В.О. Кей [Key, 1964], другой известный исследователь партий этого времени, признавал способность партий (и групп) выполнять критически важную функцию демократической связи между гражданами и государством. Используя метафору «приводной ремень» и отмечая позитивную роль, которую могут играть партии второго плана, бурно проявляющие себя на периферии системы, он заверял своих читателей, что демократии создают «ответственных избирателей». Несколько поздее Фрэнк Сороф [Sorauf, 1964; Sorauf, 1968; Sorauf, 1972; Sorauf, 1976; Sorauf, 1980; Sorauf, 1984] включил подобные наблюдения в свои работы 1964–1988 гг.

Однако эти трое авторов были американцами и писали о партиях США. Большинство же сравнительных исследований партий было выполнено в Европе. Но после Второй мировой войны и подъема тоталитарных режимов внимание европейских исследователей в меньшей степени было сосредоточено на том, как партии способствуют созданию и поддержанию демократии. Их больше интересовало, в какой мере партии были идеологически умерены, ограничены в количестве и способны агрегировать интересы таким образом, чтобы канализировать недовольство в обществе, не подвергая опасности политию. Липсет и Роккан [Lipset, Rokkan, 1967], объединив исследования партий Японии, Бразилии и Западной Африки, а также Европы, сконцентрировались на политической организации недовольства, на том, как партии обращаются за поддержкой к избирателям по ту или другую сторону глубоко укоренившихся расколов и каковы последствия этого для стабильности партийных систем и правительств. Примерно в то же самое время Дж. Лапаломбара и М. Вайнер [La Palombara, Weiner, 1966] провели целый комплекс сравнительных исследований партий, в центре которых стоял вопрос демократизации, а не проблема достижения стабильности как единственной цели партий. Но, будучи менее амбициозными в плане создания теории, эти исследования привлекли меньше внимания. Десять лет спустя работы Джованни Сартори [Sartori, 1976] стали впечатляющим в теоретическом плане вкладом в сравнительные исследования партий, но они были ограничены по своему как географическому, так и тематическому диапазону. Внимание Сартори было сосредоточено на том, какая комбинация видов партий в политической системе ведет к хорошему правлению и стабильности12. Его характеристика типов систем по числу партий, идеологической дистанции между ними и относительной степени успеха (процент голосов, процент мест) послужила полезным методологическим инструментарием для такого рода исследований. В Соединенных Штатах сравнительные исследования партий предпринимались тогда все еще достаточно редко. Все внимание было обращено на исследование индивидуального политического поведения и на ставшие к этому времени весьма популярными методы социологических опросов и статистического анализа, с сопутствующим акцентом на легко квантифицируемые данные голосований и выборов. Однако постепенно те, кто занимался партиями по обе стороны Атлантики, осознали, что могут использовать количественные данные об индивидах в сравнительных исследованиях партий как организаций и даже в исследовании отношения между партиями и демократией. Некоторые ученые сами стали развивать количественные исследования, используя организационные переменные для сравнения партий разных стран. Стефано Бартолини, Дэвид Фаррелл [Farrell, 2001], Роберт Хармел, Пьеро Игнаци [Ignazi, 2003; Ignazi, Ysmal, 1998], Кеннет Джанда [Janda, 1980], Р.C. Кац, Питер Мэир [Katz, Mair, 1995; Katz, Mair, 1994], Алан Вэир [Ware, 1987; Political parties… 1987; Ware, 1996] и Хармон Цайглер [Zeigler, 1993] были лидерами этого направления в 1970–1990-х годах. Только А. Вэир и Х. Цайглер (а позднее – Р.C. Кац и П. Мэир) оценивали успех партий в плане их полезности как агентов демократии; стандартным критерием был (и остается) успех на выборах.