Ольга Новикова - Актуальные проблемы Европы №3 / 2010 Страница 9

С учетом же того, что именно на объединенные командования возложена задача общего руководства экспедиционными операциями Альянса (где Франция принимает самое непосредственное участие), расширение французского присутствия в органах подобного рода представляется чем-то большим, нежели сугубо символичный акт. Это предположение подтверждается и увеличивающейся год от года численностью французского офицерского состава во всей структуре военных органов блока. В 2007 г. французское представительство в НАТО насчитывало порядка 290 человек, из них 90 являлись офицерами миссии связи и 110 занимали должности непосредственно в рамках интегрированной военной структуры. Сюда относятся такие ключевые органы, как Объединенный военный штаб, оба стратегических командования – трансформаций и операций, Объединенные командования в Италии, Нидерландах и Центр межвидовых боевых действий в Норвегии. Еще порядка 90 офицеров были рассредоточены по различным специализированным агентствам [Michel].

Несмотря на то что французское военное присутствие в НАТО в середине 2000-х годов составляло чуть более 1 % от общей численности военного персонала организации, французские генералы смогли занять некоторые ключевые должности в руководящих органах Альянса. Среди них – посты заместителей директоров ОВШ по сотрудничеству и региональной безопасности, а также по логистике, вооружениям и ресурсам. Сюда же относятся и должности заместителя начальника штаба СКТ по развитию потенциала, исследованиям и технологиям и заместителя руководителя штаба СКТ по учениям [Michel].

Таким образом, если в 60-е годы для сохранения контроля над собственными вооруженными силами Франции потребовалось покинуть натовскую командно-штабную структуру, то в современных условиях решение той же задачи потребовало от Республики противоположных действий.

Наряду с решением о расширении присутствия Франции в командованиях и штабах НАТО важнейшим шагом Парижа на пути к «полноценному» членству в Альянсе стало возобновление работы французских офицеров в Комитете военного планирования. Подобное решение долго вызревало в умах французского истеблишмента, однако в официальной обстановке и до определенного момента власти не спешили объявлять о готовящихся планах. Сказывалось подозрительное отношение к КВП военных чинов и политических оппозиционеров, видевших в нем структуру, способную ограничить «независимый статус» вооруженных сил Республики.

Военное и политическое руководство также рассчитывало (и не без основания) оставить за собой необходимые инструменты влияния, которые позволяли бы Пятой республике сохранить собственную «автономию» в рамках НАТО и при этом оставаться вне Комитета военного планирования (КВП) и Группы ядерного планирования, ограничивая свое военное сотрудничество с Альянсом лишь членством в Военном комитете. Подобный оптимизм подпитывался также действиями проевропейски настроенной администрации У. Клинтона, которая в ходе весенне-летней военной кампании в Косово 1999 г. предложила новый способ коллективного военного планирования, получившего название «войны по решению комитета» [Castle]. На практике такая политика принятия решений (реализуемая в основном в рамках Североатлантического совета) позволяла Парижу существенно воздействовать на американские боевые планы и корректировать их в соответствии с собственными политическими соображениями. Фактически все решения, касающиеся проведения военной операции против Белграда, должны были единогласно приниматься участвовавшими в бомбардировках странами – членами НАТО посредством достижения между ними консенсуса; и именно это обстоятельство, по замыслу Вашингтона, должно было продемонстрировать важность политики мультилатерализма, учитывавшей мнения союзников4.

Ситуация изменилась в 2000–2001 гг. после смены правящей администрации США. Новое руководство Белого дома, взявшее курс на «односторонность» во взаимоотношениях с внешним миром, провозгласило свободу действий на мировой арене одним из важнейших условий обеспечения национальной безопасности страны. Президент Дж. Буш пообещал усилить возглавляемые Соединенными Штатами международные союзы (в том числе НАТО), если это не приведет к снижению эффективности последних.

Осознание французским политическим истеблишментом перемен в евроатлантической политике США произошло уже осенью 2001 г., когда после терактов 11 сентября Вашингтон начал военную операцию против режима «Талибан» и группировки «Аль-Каида» в Афганистане, отказавшись задействовать в операции руководящие политические органы НАТО при одновременном использовании лишь некоторых военных активов блока5.

На фоне дефицита военных возможностей, наглядно продемонстрированных европейскими странами Альянса в ходе косовской кампании, любые притязания союзников на большее влияние в блоке становились нереалистичными. С началом антиталибской операции Пентагон стремился нивелировать влияние западноевропейской военно-политической бюрократии, сделавшей Альянс менее дееспособным в оперативном отношении и создавшей немало проблем американскому генералитету еще в ходе войны в Югославии [см.: Clark, p. 304].

Военная кампания США в Ираке, продемонстрировавшая определенную ограниченность Совета НАТО, заставила Париж сначала весьма осторожно, а затем все более настойчиво изучать вопрос о возобновлении французского участия в Комитете военного планирования, принимая во внимание тот факт, что именно последнему предстоит задавать тон в развитии общей политики Альянса. Так, еще накануне операции «Шок и трепет» в марте 2003 г. вопрос о предоставлении дополнительных гарантий безопасности Турции, активно муссировавшийся Вашингтоном, был решен не в рамках Североатлантического совета, а в рамках Комитета военного планирования НАТО, где на тот момент отсутствовали французские представители.

В свете нарастающей склонности США к односторонним действиям во внешней и военной политике дальнейшее отсутствие Франции в КВП создавало для нее риск изоляции, так как подобное «неполноценное» членство ограничивало возможности для маневра, столь необходимого при отстаивании национальных интересов. Очевидность различий между американским и французским силовыми потенциалами заставила Париж оспаривать американские притязания на гегемонию в НАТО не путем раскола этой организации, а путем вовлечения США в существующие институты трансатлантической кооперации, способные вернуть Вашингтон на путь мультилатерализма. Однако реализация подобных задач была бы трудноосуществимой без участия в работе КВП. Дальнейшее игнорирование этого органа, представляющего собой «политическую сердцевину» военной организации НАТО, ее управляющий центр, неизбежно привело бы к половинчатым результатам в стремлении Парижа расширить французское присутствие в системе военных командований Альянса.

Тем не менее возможности для возвращения в КВП открылись перед Республикой только ближе к середине 2000-х годов в связи с отступлением волны американского унилатерализма и постепенным возвращением США на путь многостороннего сотрудничества с европейскими союзниками. В этот же период на франко-американских отношениях все сильнее начинал сказываться и внутриполитический фактор, связанный с грядущей сменой президентских администраций обеих стран.

Потеря американскими консерваторами командных высот в законодательных органах власти после выборов в Конгресс 2006 г. и пессимистический настрой по поводу исхода предстоящей президентской кампании не могли не повлиять на характер евроатлантической стратегии команды Дж. Буша.

В свете постепенной «интернационализации» прежде «сугубо американских» войн возросла значимость интегрированной структуры НАТО и ее руководящих органов, в которые отныне США все больше стали «вовлекать» прежде игнорируемых европейских союзников, в том числе Францию (также, в свою очередь, нуждавшуюся в восстановлении диалога с США по линии Альянса). Если на начальном этапе «глобальной войны с терроризмом» США придерживались принципа «кто не с нами, тот против нас», предпочитая иметь дело не с союзниками, а с сателлитами, которыми можно было не руководить, а командовать, то впоследствии резкий тон представителей, функционеров, политиков американской администрации стал более сдержанным, а сама стратегическая линия Вашингтона – более гибкой и открытой для диалога с европейскими партнерами.

Это обстоятельство не могло не найти отклик в Елисейском дворце, который обусловил процесс «возвращения» Франции в НАТО определенными требованиями, озвученными в том числе на Бухарестском саммите-2008. К таковым в первую очередь относились притязания французского руководства на глубокую трансформацию Альянса, «европеизацию» его интегрированной военной структуры, укрепление европейской обороны. Последнюю Париж планировал активно развивать в период своего председательства в ЕС с июля по декабрь 2008 г., причем именно по итогам деятельности в этой области администрация Н. Саркози намеревалась окончательно определиться с возвращением Республики в военную организацию НАТО.