Дима Зицер - Свобода от воспитания Страница 15

Помните еще один принцип: наиболее полезные книги – те, которые читали вы. Носов, Барто и Бианки – наше все! Неважно, что дети по этому поводу думают, считают ли они эту литературу современной и чувствуют ли ее. Не имеет значения, насколько это «их» язык, – они обязаны прочесть именно ваш контрольный список. Решительно отнимите у ребенка право на самостоятельный выбор книги. Строгий неослабевающий контроль за читаемым материалом – залог успеха.

С годами, в моменты, когда ребенок становится своевольным и может заподозрить неладное, не забывайте повторять и такое: «То, что ты читаешь в социальных сетях, – не чтение!» Пусть как следует и окончательно запутается: что чтение, а что нет. И пусть, дабы выбраться из этих дебрей, отбросит, наконец, книгу навсегда.

Решайте за него и ограничивайте любой выбор. Помните: даже намек на самостоятельность мышления может рано или поздно привести человека к книге.

Все получится: мир за окном решительно за нас!

Естественным образом разговор о чтении не может не перейти в обсуждение темы мультфильмов, гаджетов и компьютеров. Вот где взрослые навязчивые идеи по-настоящему дают о себе знать! Это ведь поле, в котором наш собственный детский опыт ничем не может помочь, поскольку его попросту нет: мы-то в детстве обходились без цифровых устройств (напомню, их в то время еще не изобрели). Поэтому наши страхи расцветают буйным цветом, подтверждая теории известных психотерапевтов о том, что сильнейший из страхов – страх неизведанного…

«А поговорить?..»

Одним из результатов нашего панического состояния становится так называемое родительское неделание. Нет-нет, я имею в виду вовсе не восточный принцип великого бездействия, который основан на понимании, что человек сам способен к познанию мира, а нам остается лишь жить честно и правильно. Я говорю о своеобразном родительском ступоре, в котором мы не только не можем помочь человеку развиваться, а напротив – тормозим его становление. Словно инстинктивно выбираем в рамках «воспитательного процесса» не вести себя никак – избегаем искреннего слова, поступка, вопроса, сомнения.

Как-то раз я случайно оказался у выхода из детского сада в конце рабочего дня. Мимо меня прошли подряд четыре мамы с детьми. Удивительно, но я услышал четыре совершенно одинаковых разговора (если это можно назвать разговорами):

Мама: Ну, что ты сегодня делал(а)?

Ребенок: М-м-м…

Мама (как бы помогая): Было в садике что-нибудь интересное?

Ребенок: Ну-у-у…

Вот и все. Что называется, вот и поговорили. Продолжения я не знаю, но с легкостью могу его представить. Мама задаст еще пару вопросов, ребенок, возможно, выдавит из себя в лучшем случае одно воспоминание, и мама успокоится. Как вариант: не успокоится, а придет к воспитателю и спросит его, делают ли они вообще что-то или почему ребенок такой скрытный.

Должен признаться, что среди вопросов, которые часто задают мне родители, в том числе и в нашей школе, есть такой: «Почему он(а) не рассказывает о том, что происходит?»

И правда, почему так? Они что, не хотят с нами делиться?

Дорогие родители, не волнуйтесь, еще как хотят! Только не умеют. Совсем как… мы с вами.

Спрашиваю маму, когда она в последний раз говорила с сыном о своей работе? Она удивленно отвечает: «Кажется, никогда…» Интересно, как же человеку научиться рассказывать о себе, если он не знает такой модели диалога? Разговор в одну сторону, даже с самой доброй и неравнодушной мамой в мире, неминуемо будет похож на допрос. А кому приятно участвовать в допросе, тем более в качестве подозреваемого?

Пора начинать общаться. Рассказывая человеку о наших переживаниях, интересных встречах, удивлении, радости, мы протягиваем ему руку и даем право на собственный рассказ. И заодно обнаруживаем, что интереснее собеседника не найти. Только не надо торопиться. И ему и нам нужно время, чтобы научиться. Постепенно, день за днем мы вместе будем открывать, как это здорово – общаться. В две стороны.

Вот и весь секрет. Хотите слышать об их жизни – говорите о своей.

Как и о чем говорить? Обо всем, что интересует и вас и ребенка. Вспоминаю любопытнейшую историю, рассказанную моим знакомым. Это произошло, когда ему было около восьми лет. Они с мамой и папой отправились на прогулку. По дороге болтали о разных мелочах. О чем была беседа он, конечно, уже не помнит. Навстречу им попался странный человек. Он был каким-то «очень бедным» (по воспоминаниям приятеля). Шел без обуви, в одних носках, был небрит, неряшливо одет. Мальчику запомнился его взгляд: усталый, внимательный и строгий. Такого взгляда у других людей он никогда не видел, поэтому остановился, чтобы внимательно рассмотреть прохожего. Но мама вдруг сказала: «Не смотри на него» и ускорила шаг, грубо потянув сына за собой. Дальше всю дорогу он был занят только тем, что вспоминал этого человека. Прошло много лет. В памяти моего приятеля не сохранилось никаких подробностей той прогулки. Кроме глаз человека, которого они встретили, и неожиданной маминой реакции.

Этой историей я хотел бы проиллюстрировать ответ на вопрос о том, нужно ли ограждать детей от неприятных личностей (неприятных, конечно, на наш взгляд), ограничивать их в общении с теми, с кем общаться, по нашему мнению, не следует.

Дело в том, что простой и очень важный (лично для меня) принцип «все люди разные» невозможно лишь декларировать. Чтобы человек пришел к пониманию, что мир многополярен, многозначен, необходимо позволить ему видеть его именно таким, позволить ему встречаться с ним, показать, что существует бесконечное множество разных людей, оценок, событий.

Никаких проблем при столкновении с новым и странным у ребенка нет. Для него практически всё – новое и непохожее на другое. Человеку в пять лет в определенном смысле совершенно все равно, видит он жука, самолет неизвестной конструкции или странного человека. У взрослого, напротив, чаще всего существует огромная проблема. Как быть? Объяснить, что «дяде холодно», но он сам предпочел так одеться? Сказать, что это плохой человек, поэтому он и дошел до такой жизни? Ускорить шаг и сделать вид, что ничего не видел?

Как об этом поговорить и при этом «выжить»?

То есть не испытать неприятного чувства неудобства (перед собой и ребенком), страха, отвращения, стыда. Ведь и популярные в последнее время разговоры о всяческой пропаганде среди детей вызваны только одним: глубочайшим чувством собственной неполноценности и нежеланием взаимодействовать с действительностью. Когда взрослый, с одной стороны, живет с пониманием того, что ребенок – недоразвитое существо, которое постоянно необходимо образовывать, воспитывать, контролировать, а с другой – не понимает или боится того или иного явления, он неминуемо приходит к единственно возможному выводу: явление (людей, события) нужно запретить. И запрещает. Вместо того чтобы проанализировать, понаблюдать, поговорить.

Когда родители заявляют, что ребенок является полноценной личностью, однако при этом скрывают от него события, к которым тот проявляет любопытство, ограждают от общения с определенными людьми, которые ему интересны, они не только противоречат себе – они затевают ужасную, огромную ложь, и с ней человеку придется долго-долго жить. Полнейшей глупостью, произрастающей из того же корня, является мнение о том, что ребенок, увидевший гей-парад, с большой вероятностью может стать гомосексуалистом (Заметьте: не захочет повеселиться, попрыгать с шариками, радостно спеть в веселой компании и осознать, что все люди разные.) Таким же нелепым представляется утверждение: «Он не должен видеть этого мальчика – тот может на него плохо повлиять».

Сильнее, чем папа, лежащий на диване с бутылкой пива из вечера в вечер, на ребенка не влияет никто. Так же как трудно «перебить» опыт мамы, кричащей: «Немедленно убери свои игрушки!»

Что касается нехорошего мальчика, лучшее, что с ребенком может произойти, – это такая встреча, в результате которой он укрепит свою самоидентификацию: «Человек может быть таким, может мне нравиться или не нравиться, следовательно, и я могу выбирать, каким быть, то есть могу быть собой». Самое страшное, что можно совершить по отношению к любимому человеку, – это отказать ему в самости, испытывая уверенность, что тот настолько не понимает, кем является, что немедленно примкнет к плохому мальчику, девочке-хулиганке, начнет пить, увидев алкоголика, и т. п.

Признаюсь, я абсолютно убежден: чем больше встреч с людьми, которые не похожи на тебя, – тем лучше. Человек должен как можно чаще видеть новое. В этом смысле у меня нет выхода: я должен восстать против принципа единства педагогических требований. Ведь он предполагает, что самые разные взрослые повторяют одно и то же, смотрят на мир одинаково, всячески доносят до ребенка, что «тут не о чем спорить – любой умный человек тебе это скажет». Круг сжимается, выбирать ребенку не из чего – все взрослые одинаковы, ибо у них «единство».