Александр Силецкий - Общипанные крылышки мечты

Александр Силецкий

ОБЩИПАННЫЕ КРЫЛЫШКИ МЕЧТЫ

Когда-то, лет сорок - сорок пять назад, советскую фантастику принято было называть не иначе, как «литературой крылатой мечты». Дескать, это там, на проклятом Западе, человек человеку волк, загнивает, одни только антиутопии и мрачные предупреждения, хотя порой и прогрессивные… А вот у нас зато - сплошная несравненная мечта, да с крылышками. Правда, не двуглавая… О том, что может быть в природе и такая, в те поры не знали.

Это теперь твердят: вся тогдашняя наша фантастика была на единый пробор, а читатели даже не ведали, какие в мире наличествуют высокие образцы. В принципе верно: до поры до времени переводной фантастики у нас практически не выходило, а если что и пробивалось, то с великим трудом. В основном о достижениях жанра судили по произведениям, созданным в девятнадцатом веке либо в первой трети двадцатого. И лишь с начала шестидесятых годов ситуация резко изменилась: издавать зарубежную фантастику стали больше и больше. Советские читатели с восторгом обнаружили: в мире-то, поди-ка, существуют подлинные мастера, способные отменно сочинять. Ведь невдомёк же было, что переводится и издаётся - лучшее. И что у этих самых мастеров (за редким исключением) в загашниках куда как больше разной откровенной ерунды, знакомиться с которой, право, и необязательно. Сложился миф: всё, сочиненное за дальними буграми, если не подряд шедевры, то уж образцы для восхищенных подражаний - несомненно. С этим мифом жили долго и лелеяли его, нисколько не таясь. И что же?

Советская фантастика при этом худо-бедно развивалась, в действительности не особо тяготясь соседством с западной. И спрос читательский был - просто сказка. Сто-, а то и двухсоттысячные тиражи любого автора сметались с прилавков моментально. Впору удивиться: как же так, а крылатая мечта - она ведь одна на всех, единая и неделимая?! Какое может быть разнообразие?! Иное дело за кордоном: там-то по определению наличествуют всякие свободы и есть условия для самовыражения. Там - не у нас! И тем не менее…

Возьмём хотя бы шестидесятые годы - время действительного расцвета советской фантастики - и попробуем одного автора сравнить с другим. Что, Мартынов писал, как Гуревич? А Гуревич - как Емцев и Парнов? А те - как Гансовский? А Гансовский - как Варшавский? А Варшавский - как Казанцев? А Казанцев - как Днепров? А тот - как Войскунский и Лукодьянов, или Савченко, или Ефремов? А все вместе - как братья Стругацкие? Ведь нет же! У каждого были и свой почерк, и свои собственные темы, каждый говорил своим неповторимым, легко узнаваемым голосом, не теряющимся в общем «жанровом хоре». Иными словами, каждый был неповторимой творческой личностью. И это особенно ценилось любителями фантастики. Не случайно же ею всерьёз увлекались и школьники, и студенты, и токари, и дворники, и высоколобые академики. Все что-то находили для себя. Тут нет никакого преувеличения. В принципе фантастика во многом взяла на себя культурно-просветительские функции. А ведь в качественной научно-популярной литературе недостатка тогда не ощущалось… Значит, кроме познавательной и собственно литературной фантастика несла на себе и дополнительную нагрузку. Какую? Назовём это «цивилизационным фактором», когда человеку помогают по возможности адекватно вписаться в новый поворот прогресса. Любой из тогдашних фантастов был, по сути дела, непредсказуем - читатель никогда не мог загодя предположить, о чём окажется новая вещь, куда автора занесёт в очередной раз. Вот вам и единообразная «крылатая мечта»! Как бы подразумевая, а порой публично признавая, что она и вправду существует и отступать от неё категорически нельзя, каждый при этом явственно думал и мечтал о своём.

Да, не было такого количества писателей и выдаваемых нагора произведений, как на Западе, хотя халтуры появлялось тоже вполне достаточно. Но лучшие авторы непременно стремились придумать что-либо оригинальное, не повторяющее прежнее, и, что очень важно, заботились, по мере сил, и о качестве написанного, понимая, что фантастика пусть и особый жанр, но же - часть Литературы.

Отсюда, вероятно, и отсутствие тяги к серийным романам: лучше новую идею, новую проблему сполна заявить и развить в одном произведении, чем распылять ее на десяток однотипных текстов, где эта идея, в итоге становясь пародией на саму себя, распылится, выродится и благополучно умрет, так и не дойдя должным образом до ума читателей. В том-то и дело: «литература крылатой мечты» провоцировала, будоражила читательское воображение, и потому внешняя, событийная занимательность порой отходила на второй план, замещалась занимательностью «внутренней», сконцентрированной на движении и развитии авторской мысли. И, как ни странно, подобная трансформация читателя нисколько не отпугивала, поскольку он понимал: хорошая фантастика должна быть умной, а не только развлекательной. Впрочем, и недурственно сработанная приключенческая фантастика тоже исправно поставлялась на книжный рынок. Наши авторы трудились отнюдь не в безвоздушном пространстве и с уважением относились к достижениям своих зарубежных коллег, не считая для себя зазорным использовать лучшие наработки в этом жанре.

Я отнюдь не собираюсь идеализировать состояние отечественной фантастики в прошедшие времена. Были несомненные достижения, но случались и трагические провалы. Особенно забуксовала фантастика в восьмидесятые годы. Буквально на глазах она вдруг начала отчетливо глупеть, из литературы интеллектуальной превращаясь в назойливо развлекательную, что тотчас же сказалось и на культурно-возрастном изменении читательской аудитории. Была, впрочем, попытка в самом конце восьмидесятых возродить былой уровень советской фантастики. В какой-то мере это случилось под влиянием лучших новейших западных образцов, которые у нас стали обильнее переводить и издавать. Но, мне кажется, гораздо большую роль сыграло то, что наконец-то получили возможность свободно печататься авторы так называемой «четвёртой волны», то есть те авторы, чьи вкусы, идеи и собственно литературные притязания были сформированы на многих семинарах молодых фантастов, ежегодно проводившихся сначала в Малеевке под Москвой, а затем в Дубултах. Активное общение друг с другом, какового прежде эти авторы были напрочь лишены, чтение и тщательные разборы свежеиспечённых произведений, бурные дискуссии о настоящем и будущем фантастики (не только отечественной, но и вообще - мировой) - это самым положительным образом сказалось на художественном уровне новых сочинений. По сути, было декларировано: «Можем делать нисколько не хуже, чем там у них!» Вот именно: на свой лад - но не хуже. И ведь делали, определенно! Кстати, эта качественная закваска даром не прошла - и много лет спустя, в нынешнее время, те самые «средне-молодые» по-прежнему пишут вещи, по уровню частенько превосходящие то, что предлагают авторы, чьи звёзды взошли на небосклоне уже в девяностые годы. Как говорится, школа есть школа…

Был просвет, когда вдруг понадеялись, что кризис - позади. Увы! После распада СССР ситуация в отечественной фантастике резко изменилась. Если раньше и с книгами было не густо, и писателей, их издающих, насчитывалось десятка два с небольшим, да и сочинялись эти книги отнюдь не в авральном темпе (халтуру всё-таки старались не публиковать), то в новые времена - в эпоху рыночных, как любят выражаться, отношений - потребовался вал. Ибо вал давал издателям и книготорговцам прибыль. Дело было поставлено едва ли не на промышленную основу. Само по себе это, наверное, неплохо, но…

Конечно, говорят, вы посмотрите, как на Западе! Там принято писать и издавать помногу. Иной автор за свою жизнь по сотне, а то и по две сотни книжек сочиняет. И вправду, есть такие. Да только книжечки у них в основном тоненькие и, по большому счёту, оч-чень одинаковые. И забываются после прочтения почти в момент. А хорошие по-настоящему писатели… они вроде бы тоже немало пишут - взять, к примеру, Саймака, или Шекли, или кого другого из признанных корифеев. Но если начать считать, совсем иная картина получается: за полвека работы в фантастике Саймак опубликовал всего (!) книг тридцать (то есть сочинял меньше одной в год), а недавно изданный «Весь Шекли» уместился в пухленьких шести томах, хотя вещей там собрано и впрямь немало… Великому же Толкину и подавно хватило всего трёх романов, чтобы стать классиком мировой литературы.

Кстати, коли уж речь зашла о Толкине. Создавая свои несравненные по глубине и исполнению философские притчи, он, бедняга, вероятно, и не подозревал, сколько пройдошистых, порой не шибко грамотных эпигонов объявят его предтечей всех собственных поделок и как бы поставят себя в один ряд вместе с ним. Великое имя, безусловно, будоражит читательское воображение, да и дивиденды приносит, судя по всему, неплохие, ежели с умом использовать… Но не сочинял Толкин «фэнтези»! Он, поди, и знать не знал, что это такое. Либо не ценил нисколько - достаточно прочесть и сопоставить книги, написанное им совсем другого уровня и другого рода. Слишком разные весовые категории…