Анна Камачо - журнал Космопорт Страница 12

— На кого воздействовать?

— На того, кто довёл до нас это самое мнение… О, вот и он.

Я обернулся и увидел, что к нашему столику подходит человек весьма выразительной внешности. Из тех, про кого не скажешь, что он сможет укрыться за флагштоком. То есть туловище-то скроется полностью, если он станет в профиль, но вот нос будет торчать. А глаза такие, что не забудешь — близко посаженные, горящие каким-то тёмным пламенем. Взгляд пронизывающий.

Режиссёр, уронив стул, стремительно поднялся и бросился навстречу Арнольду. Между ними произошел не слишком долгий приглушенный разговор, лицо Бражко-Буйницкого просветлело, и он, взяв медиума под локоток, повлёк к выходу. Разумеется, про меня он уже и думать забыл…

Но у самой двери резко остановился, крутнулся на пятках и уставился на меня жёстким взглядом. Ага, дошло, наконец, что откровенничать с посторонними может быть и опасно.

Мягким кошачьим шагом режиссёр вернулся к моему столику.

— Э-э, Василий, друг мой. Я тут наговорил много всего, но…

— Ни слова, Мстислав Гедальевич! Я всё понимаю. Я буду нем, как рыба, никому ни слова, но не просто так, вы же понимаете…

Лицо его сделалось несчастным.

— И что же вы хотите за молчание?

— Не пугайтесь, Мстислав Гедальевич, всего лишь абонемент на все ваши постановки — и даже не контрамарки, я могу заплатить, просто билетов на ваши спектакли не достанешь. И ещё — похоже, ваш Арнольд нашёл какой-то выход? Не расскажете, что вы будете ставить?

Он расслабился.

— Да, он смог уломать всех этих вышестоящих. Объяснил, что так быстро современную постановку нельзя сделать, но что, мол, два наших самых выдающихся современных драматурга, Кастусь Сциплы и Алесь Камюкадзе, уже пишут для нас пьесы на современную тему, ну а пока, как паллиатив, мы будем ставить классику советского периода — пьесу Янки Навошты «Светлая гать». Дело в том, что там речь идёт о родных местах одного из высочайших лиц, чье мнение мы должны учитывать. Это их успокоило.

Может, чиновников высокого полёта это и успокоило, но я поразился.

— «Светлая гать»?! Но ведь в ней Янка Навошта рассказывает о послевоенном колхозном строительстве в Полесье, об осушении торфяных болот и о происках вредителей… Какие там к черту призраки?

— Да сам не знаю, Арнольд говорить отказывается, но уверяет, что призрак обязательно будет. Так что следите за афишами.

Он быстро написал на вырванном из элегантного блокнотика листке несколько строк, вручил мне его и откланялся.

Всё-таки он выписал мне именно контрамарку, причем на все свои постановки.

За афишами я, разумеется, следил, но надо же было такому случиться, что как раз в день премьеры, которая должна была состояться в только что отреставрированном здании одного из самых старых наших театров, у меня организовались дела, которые я никак не мог отложить или перенести. Так что к началу спектакля я никак не успевал, но утешал себя, что, может быть, хотя бы к концу первого акта успею.

Успеть-то успел, да только в театр попасть мне было не суждено. Уже на подходе к театру, когда во всю прыть нёсся по старинной улице Подгорной, я услышал странный шум, совершенно неуместный в такое время и в таком окружении. А когда подбежал к углу, где вход в метро и откуда свежеотреставрированный театр открывается во всей своей красе, я увидел, как распахивают тяжёлые театральные двери — и меня оглушила звуковая волна мощного коллективного вопля, доносящегося изнутри. А затем из дверей побежали люди. Бледные лица, выпученные глаза, орущие мужчины и визжащие женщины, выражение ужаса на всех, без исключения, физиономиях. Исход длился минут десять, и оставалось только удивляться, как это никого при таком паническом бегстве насмерть не затоптали?! Народ выбегал из театра и резво разбегался во всех направлениях, похоже, у каждого на уме было одно стремление — оказаться от театра на как можно большем расстоянии. И вскоре перед прекрасным зданием не было уже никого, воцарилась тишина, только где-то в глубине здания причитал женский голос — возможно, испуганная гардеробщица голосила. Да, похоже, на этот раз Арнольд превзошёл самого себя. И что же такое страшное он им всем показал?.. Я, не решаясь зайти внутрь, стоял на площадке перед главным входом, на асфальте, усеянном сломанными каблуками, потерянными в ходе бегства дамскими сумочками и театральными биноклями.

Наконец из дверей вышел, покачиваясь, сам Бражко-Буйницкий в совершенно растерзанном виде, со сбившимся галстуком, оторванными пуговицами и растрепанной шевелюрой. И с выражением полного отчаянья на лице.

— Это пипец! — сказал он мне, без сил прислонившись к дверному косяку. Глаза его бегали, он, казалось, никак не мог сфокусировать взгляд. — Полный пипец!

— Да что, случилось-то, Мстислав Гедальевич? — закричал я. — Что — призрак такой страшный оказался?

— Ага. Страшный.

— Да кого же вызвал этот ваш Арнольд? И вообще, какой призрак может быть в пьесе о коллективизации на Полесье?!

— Призрак коммунизма…

Евгений Дрозд родился в 1948 году. Один из наиболее ярких представителей белорусской фантастики, переводчик, критик. Член Союза писателей Беларуси. Живёт в Минске, Беларусь.

Клиффорд БОЛЛ. ДУАР ПРОКЛЯТЫЙ

Нионе из династии Краллов, правительница Йгота, сидела на троне красиво изогнувшись, но по-мужски: локоть упирался в колено, а подбородок в кулак. Перед ней в кольце стражников стоял рослый человек с непокрытой головой. На его бронзовое полуобнажённое тело были взвалены тяжёлые цепи. Многочисленные рубцы и порезы показывали, с каким трудом удалось захватить его в плен. И, тем не менее, мужчина как ни в чём ни бывало смотрел поверх головы королевы на багряно-золотые гобелены, словно они целиком поглотили его внимание. Опускаться на колени он явно не спешил, и белокурая красавица, занимавшая трон, быстро теряла терпение.

— Говори, собака! — сердито велела она. — Шевели языком, а не то мои палачи пошевелят его щипцами!

Пленник счёл за лучшее подчиниться и ответить. Но без лишней суеты. Вначале его взгляд медленно переместился со стены на стражу, а со стражи, ещё медленней, на цепи…

— Да уж!.. — наконец произнёс пленник глухим голосом. — Тебе лучше воином быть, чем любовницей.

Стражники беспокойно вздрогнули, загремев цепями. Две рабыни скорчились у подножия трона, их смуглая кожа побледнела. Королева Нионе разом утратила и величественную осанку, и самообладание.

— Я не любовница! — яростно воскликнула она громче иной уличной торговки. — Ты скоро узнаешь, тварь, кто я такая!.. Я выжгу на тебе своё имя огненными буквами!

— И я унесу его куда подальше, твоё величество, — безбоязненно прервал её пленник. Лёгкий изгиб его губ исключал всякое смирение.

— Не дальше рабских галер, собака! — усмехнулась Нионе. — По отметинам на твоей спине я вижу, что ты уже бывал там. И успел почувствовать тяжесть кнута.

— Конечно. А ещё я успел почувствовать тяжесть короны. Видно, она чуть легче, раз отметина от неё уже стёрлась.

Узник улыбнулся, и в сиянии белых зубов пропала вся угрюмость его загорелого лица — так луч света преображает мрачное поле битвы. Один из стражников раздражённо дёрнул цепь. Улыбка исчезла, пленник повернулся к своему обидчику, пряча обещание убийства за безмятежностью синих глаз. Стражник нервно переступил с ноги на ногу, и королева Нионе, заметив это, не сдержалась:

— Болваны! Кого понабрали в мою стражу? Танцовщиц из Ниемы?

— Трое из них уже пляшут в Аду, — будто ни к кому не обращаясь, сказал пленник.

— А есть ли у тебя имя, о могучий? — насмешливо спросила Нионе.

— Меня зовут Дуар…

Королева Йгота поникла на своём уютном троне: всю её злость, как пену, смыло волной удивления. Рука непроизвольно поднялась к неожиданно побледневшему лицу. Стражников, ранее просто испуганных, теперь охватила настоящая паника, как будто они по ошибке поймали жуткую белую обезьяну с барсумских холмов и теперь не знали, как от неё избавиться. Каждый попятился к самому концу цепи, которую держал. Потом они постарались отойти ещё дальше, не отпуская при этом железные оковы, чтобы не подвергать лишней опасности себя и свою королеву. Дуару пришлось вытянуть руки, ибо цепи угрожали разорвать его на части.

— Я вижу, Нионе, — сказал он с насмешливой гримасой, — что даже в этой варварской стране обо мне наслышаны… — Он рассерженно встряхнул длинной гривой чёрных волос. — Скажи своим шакалам, чтобы они так не упирались, пока я не переплёл их кости с этими железками!

Нионе жестом отдала приказ. Стражники осторожно шагнули ближе, ослабляя натянутые цепи. И всё же, на всякий случай, самый недоверчивый из них приставил остриё меча к затылку Дуара.