Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке Страница 14
- Категория: Разная литература / Прочее
- Автор: Райнер Мария Рильке
- Страниц: 53
- Добавлено: 2023-07-18 16:10:32
Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке» бесплатно полную версию:Райнер Мария Рильке — один из крупнейших поэтов XX столетия. В его стихах нашлось место самым разнообразным мыслям, чувствам, фантазиям: это и «одиночество среди толпы», и скитания по Европе, любовь женщин, чтение волшебных историй, мир искусства, античные мифы и старинные легенды, воспоминания о детстве, сновидения, мечты, религиозные прозрения… Уроженец Праги, писавший по-немецки, он глубоко ощущал свою причастность к европейской культуре и твердо верил, что «внутренний мир человека есть ценность, он полон сокровенных, одному ему понятных значений и смыслов».
В настоящем издании собраны самые значительные поэтические книги Рильке в блестящих переводах Владимира Микушевича.
Поздняя осень в Венеции - Райнер Мария Рильке читать онлайн бесплатно
и куда канут канаты.
<2>. «В такие ночи открывается тюрьма…»
В такие ночи открывается тюрьма,
и закрадываются в сны охраны
сны-смутьяны,
шуты-шарлатаны из тех, кто исчез.
Лес! К тебе убегают, где больше спится,
пока темница все еще не отпускает.
Лес!
<3>. «В такие ночи могут быть пожары…»
В такие ночи могут быть пожары
в театрах, чьи чудовищные чары —
угроза многоярусному залу,
где собирались тысячи к началу
и где уменьшен
век мужчин и женщин,
сверкающему обречен оскалу
огня, предшествующего обвалу
стропил и стен, когда, не дав дохнуть,
проламывают грудой чью-то грудь,
чтоб сердце раздавить кому-нибудь,
и в пламени похож на зазывалу,
смолкая, вопль…
<4>. «В такие ночи тьма к живым сурова…»
В такие ночи тьма к живым сурова,
а в саркофагах начинают снова
сердца владык умерших биться вдруг,
и вся гробница сдвинуться готова,
где в золоте внезапный слышен стук
сквозь пелену камчатого покрова,
и двигаться приходится собору;
колоколам вцепиться в башни впору
когтями птичьими, когда простору
приверженные в чаяньи размаха
вот-вот качнутся; двери дребезжат,
как будто бы таща гранит громад,
ползет слепая черепаха.
<5>. «В такие ночи думают на смертном ложе…»
В такие ночи думают на смертном ложе:
мы были тоже.
И, безнадежно больным потакая,
простая хорошая мысль такая
длится, пока не прервется она.
Из их сыновей лишь младший в гулком
городе бродит по закоулкам;
в ночи, когда засыпают живые,
с мертвыми думает он впервые:
что тяжестью было свинцовой,
то жизнью теперь окажется новой,
и этот праздник предчувствует он.
<6>. «В такие ночи под флагами города́…»
В такие ночи под флагами города́,
кажется, все
на той же полосе,
где буря ночная,
за волосы хватая,
тащит их туда, где страна другая,
и нет сада без пруда,
и такой же там пруд и дом,
тот же свет в окне и крыльцо,
и кто-то перед окном
закрыл руками лицо.
<7>. «В такие ночи кто до смерти дорос…»
В такие ночи кто до смерти дорос,
тот перебирает пряди своих волос;
они, как стебли, на черепе слабы,
пока еще вживе;
им закрепиться пора бы
у смерти на ниве.
И по всему дому распространяется этот жест,
словно везде зеркала — как мнимые дали
и волосы — последние всходы,
потребовавшие сил, расточающихся окрест,
а они копились целые годы, которые миновали.
<8>. «В такие ночи у меня растет сестра…»
В такие ночи у меня растет сестра,
умершая до моего рожденья как вчера.
В такую ночь малышка — сущая милашка.
И кажется мне, замуж ей пора.
Слепая
Чужой
Боишься говорить об этом?
Слепая
Нет.
Она не я и от меня все дальше.
Та, зрячая, жила, бывало, громко
и умерла…
Чужой
Мучительною смертью?
Слепая
Смерть не щадит не ожидавших смерти.
Чужая смерть — и та невыносима.
Чужой
Ты ей чужая?
Слепая
Стала ей чужою.
Мать и дитя чужие после смерти,
но ужас первых дней припоминаю,
когда я ранена была всем телом.
Цветущий, созревавший мир
был выкорчеван из меня, как сердце
(казалось мне). Я как земля была,
распаханная, чье глотает лоно
дождь стынущий, мои же слезы,
из мертвых глаз моих неудержимо
струящиеся, как с небес, где Бога
не стало, сиротеющие тучи,
а слух мой ширился, всему открытый,
услышав то, что слышать не дано:
ток времени в лесу волос моих,
в стекле сосудов звонких тишину, —
а между тем касалась рук моих
большая роза белая дыханьем.
И думала я: ночь, всего лишь ночь,
и, кажется, забрезжило уже,
и день уже произрастет вот-вот,
и думалось мне даже: это утро,
оно давно уже в моих руках.
Я мать будила, будто в тишине
не видно мне, как в темноте, ни зги;
кричала матери: «Ко мне, ко мне,
свет зажги!»
Прислушивалась к мнимому лучу,
а у меня подушки каменели;
забрезжило в ночи не мне ли?
А мать рыдала у постели,
но вспоминать я не хочу.
Свет! Свет зажги же! Нет в помине дня.
Весь рухнул мир и придавил меня.
Ты сдвинь его с моей груди,
звездам его верни ты, —
или это могильные плиты?
Вынести неба я не могу.
С тобой говорю я, мама?
А с кем еще? Кто это там сзади?
Кто там за шторой? Зима в засаде?
Мама: вихрь? Мама: тень?
Или это день? День!
Без меня? Какой же день без меня?
И нигде меня не хватились?
Никто не ищет меня?
Значит, мы совсем позабыты?
Мы? Но ты же там;
у тебя есть все, так?
Все вещи зреньем твоим прельщены
и ему льстят.
И даже если поник твой взгляд,
безнадежно усталый,
глаза твои не отзвучали.
…Мои же замолчали.
Цветы мои серее пыли,
мои зеркала застыли.
В книгах моих зарастают строки,
птицы мои одиноки
и разбиваются об оконные стекла.
Вокруг меня все поблекло.
Я в море. Волны жестоки.
Я остров.
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.