User - i dfee46a8588517f8 Страница 15

«Распутинщина»— это и симптом болезни и сама болезнь, означавшая, что царизм уже у порога гибели.

Камарилья против камарильи

Самоизоляция верховной власти, выраженная в «распутин- щине», вызвала и породила конфликт между этой властью и камарильей, что является также показателем глубочайшего кри­зиса абсолютизма, его предельно критического состояния, ибо только такая ситуация может заставить камарилью пойти на кон­фликт.

Слово «камарилья» происходит от испанского «camarilla», и под ней обычно понимают группу придворных, клику, которая, ' пользуясь своим положением, при помощи разного рода интриг старается влиять на государственные дела в интересах личной выгоды. Однако это слишком узкая характеристика. В. И. Ленин (определил камарилью как политический институт, являющийся /органической частью абсолютизма и выражающий его самые / реакционные черты, как неофициальное правительство, стремя- ( щееся диктовать свою волю правительству официальному, управ- 1 ляющему страной на основании закона.

, «Дело в том,— писал В. И. Ленин,— что у нас, как и во j всякой стране с самодержавным или полусамодержавным режи- I мом, существуют собственно два правительства: одно официаль­ное — кабинет министров, другое закулисное — придворная кама­! рилья. Эта последняя всегда и везде опирается на самые реак- I ционные слои общества, на феодальное — по-нашему черносотен­ное — дворянство... Изнеженная, развращенная, выродившая­ся — эта общественная группа являет собой яркий образец самого гнусного паразитизма... Сохранение крепостнического хозяйства, I дворянских привилегий и самодержавно-дворянского режима — i вопрос жизни и смерти для этих мастодонтов и ихтиозавров, ибо ; „зубры"—для них слишком почетное название»"9.

Таким образом, главная цель камарильи состоит в сохранении существующего режима — источника ее и благополучия. Однако разложение царизма зашло в последние годы его существования так далеко, изоляция камарильи от подлинной жизни страны и ее проблем была столь необратимой, что лишь небольшая часть придворных кругов, движимая инстинктом самосохранения, считала необходимым задуматься о судьбах режима и как-то вме­шаться в политику царя.

Людей, оказывавших сколько-нибудь серьезное политическое влияние на Николая II, было очень мало.

На это явление обратил внимание Шавельский. Описывая окружение царя в ставке, он констатировал: свита — люди «„бла­гонамеренные", в большей или меньшей степени ему преданные, но у лучших из них недоставало мужества говорить правду и почти у всех — государственного опыта, знаний, мудрости, чтобы самим разобраться в происходящем и предостеречь государя от неверных шагов» 120. И далее шел ряд персональных характеристик, очень метких и верных.

Дворцовый комендант Воейков был самым ловким из царского окружения, но имел дурную привычку расценивать события легко­весно —«грозные тучи принимать за маленькое облачко». По части парада или коммерции перворазрядный делец, в делах государст­венных он «был недалек и легкомыслен». Самый умный — царский лейб-медик профессор Федоров, но его девиз —«моя хата с краю». Флаг-адмирал Нилов открыто высказывал свою вражду к Распу­тину. Несмотря на это, отношение царя к нему (в отличие от царицы) оставалось по-прежнему доброжелательным, «но и толь­ко». Нилов был человеком со странностями и путаным языком. ‘ К тому же горький пьяница.

Гофмаршал В. А. Долгоруков «слишком прост умом», чтобы пользоваться каким-то влиянием. Комендант конвоя граф Л. Н. Граббе выглядел весьма колоритно: «заплывшее жиром ли­цо, маленькие, хитрые и сладострастные глаза». Еда, вино, жен­щины, чтение скабрезных романов — единственное, что его инте­ресовало. Любимый партнер царя для игры в кости. Для того чтобы быть советчиком, у него не хватало ни ума, ни опыта, ни интереса к государственным делам. «Начальник походной кан- J целярии, флигель-адъютант полковник Нарышкин всегда молчал»./ Граф Шереметьев не шел дальше формального исполнения^ обязанностей дежурного флигель-адъютанта. Генерал Максимо­вич (в ставке с 1916 г.) «на редкость бесцветный». «Красавец» Саблин в ставке держался скромно, но Нилов и Федоров «неод­нократно» предупреждали автора, чтобы он с ним был поосто­рожнее— распутинец |2'. Мордвинов, скромный, застенчивый, мягкий человек, не играл никакой роли. Точно так же не имел ни малейшего влияния другой флигель-адъютант — полковник Силаев, толстый, простой, добрый. «Такова,:— заключал Ша- вельский,— была ближайшая свита государя, с которой он прово­дил большую часть дня». Ни талантов, ни дарований. По-видимо­му, государь не умел или не хотел окружить себя другими людьми 122.

Только три человека из окружения царя выгодно отличались, по мнению автора, от остальных: начальник военно-походной канцелярии В. Н. Орлов (до Нарышкина), его помощник флигель-адъютант А. А. Дрентельн и капитан I ранга Ден, помощник Нарышкина. Но первые два, долго близкие к царю, попали в опалу и были удалены из ставки за открыто анти­распутинскую позицию. Третий с трудом передвигался, поэтому в ставке бывал редко. Хотя Ден, как утверждает Шавельский, относился к распутинской клике «несочувственно», вряд ли он открыто выступал против нее. Доказательством служит сохранив­шееся к нему расположение царицы, а его жена до самого конца оставалась одной из немногих близких ее друзей.

Не больше влияния, чем свита, имели и великие князья, находившиеся в ставке. Царя они очень боялись и в решительный момент прятались за спины других 123.

Была лишь одна область, где свита была всемогуща,— это при­емы, приглашения на царские завтраки и обеды. Иногда, действуя хитро, она оказывала влияние и на большие назначения. Смена Поливанова Шуваевым была произведена по проискам свиты, особенно Нилова и Федорова, не симпатизировавших Поливанову. Рейн также был назначен под давлением Федорова. Самым искусным в обхаживании царя, по мнению Шавельского, был Воейков 12\

Наблюдения Шавельского полностью подтверждает и дополня­ет Мосолов. «Только с министрами, на докладах, царь говорил

серьезно о делах, их касающихся. Со всеми другими, с членами императорской фамилии, с приближенными государь тщательно старался избегать ответственных разговоров, которые могли бы его вынудить высказать свое отношение по тому или иному предмету» |25. Влияние великих князей на царя было крайне ничтожным. Влияние непосредственного окружения «всегда пре­увеличивали». Министр двора граф Фредерикс — один из самых близких людей, но политикой граф «не занимался и о ней никогда не говорил». Капитан Саблин — интимный друг, «но поли­тической роли не играл». Флигель-адъютанты Мордвинов и герцог Николай Лейхтенбергский «никакого политического значения не имели». Вообще флигель-адъютантам «в голову (бы) не пришло докладывать его величеству о чем-либо, выходившем за пределы их дневных обязанностей. Впрочем,— писал Мосолов,— Фреде­рикс крайне ревностно и зорко следил, чтобы такие нарушения не могли иметь место. Да и всем нам было хорошо известно, что государь терпеть не мог, чтобы его слугй касались каких-либо вопросов вне круга своей компетенции».

Окружение царя в ставке «производило впечатление тусклости, безволия, апатичности и предрешенной примиренности с возмож­ными катастрофами. Честные люди уходили, их заменяли эгоисты, больше всего думавшие о собственном интересе. Ни один из них не мог быть полезным и беспристрастным союзником царя». Девиз ближайшей свиты государя —«главное не вмешиваться з политическую деятельность», знать только свой шесток. К числу честных и умных автор также относит Орлова, которой «один из всей свиты был политически зрелым человеком», и Дрентельна, «умного, честного человека, широко культурного и с большим ха­рактером» 126.

Мосолов заключал: «Пропасть, отделявшая государя от стра­ны, все росла. Министры приезжали редко, а приехав, тянули каж­дый в свою сторону. Единство действий и цели отсутствовало. Николай II видел лишь то, что ему позволяла видеть в своей переписке государыня. Письма эти при всей страстности и искрен­ности грешили исключительной односторонностью» 127.

В свою очередь, Спиридович указывал на ошибочное представ­ление о роли Воейкова. «В Петербурге считали,— писал он,— что генерал Воейков имел большое влияние на государя. Это была большая ошибка. Генерал не имел никакого политического влия­ния» |28.

В постановлении следователя Чрезвычайной следственной ко­миссии Временного правительства «о деятельности Распутина и его приближенных лиц и влиянии их на Николая II в области управления государством» приведенные свидетельства подтвер­ждаются. Фредерикс, говорится в постановлении, был личным другом царской четы, но никогда не давал никаких советов, не вмешивался в политику, не участвовал в заседаниях Совета министров, держался в стороне от Вырубовой и Распутина. Воей­ков мог повредить или, наоборот, помочь той или другой кан-