Юрий Софиев - Вечный юноша Страница 15

2.

(Газетная вырезка со статьей «Оживают древние миры» Г.Сметанникова — 18/ IV 1959 г., о Льве Александровиче Майдановиче, сотруднике Института Зоологии АН Каз. ССР, кандидате биологических наук — Н.Ч.).

«По профессии Лев Александрович — маляр».

Кстати, это правда, но (helas) только наполовину, т. к. молодости Л.А. был морским офицером, т. е. имел и среднее, и специальное образование, другими словами, был образованным интеллигентным человеком, все это было отлично известно автору, но, увы, Л.А. был эмигрантом и вернулся на родину вскоре после меня. Как большинство трудовой эмиграции во Франции Лев Алекс. занимался физическим трудом. И был действительно отличным маляром.

Начал А.А. еще в Париже с работы над оловянными солдатиками, одевая их в точную историческую форму. Увлекался не естественной наукой, а историей и создал ряд (еще в Париже) великолепных диорам на исторические темы (русская история), но здесь нигде не мог найти им применения.

3. Сентябрь 1960 г.

Виктор Мамченко сообщил, что в Париже в № 44 «Грани» напечатано нечто вроде антологии зарубежной поэзий (впоследствии она выйдет отдельной книгой), где помещены стихи 86-ти поэтов (от Гиппиус через Марину Цветаеву до современной в том числе Иринины (Кнорринг — Н.Ч.): «Мы мало прожили свете…», «Будет больно. Не страшно, а странно…» и «Я люблю заводные игрушки…».

Мои стихи: «Что же я тебе отвечу, милый?..» «Как трудно жить с растерянным сознаньем…», «Этот день был солнечен и ярок…», «Тот городок в апреле…» и «Шумели сосны в эту ночь прощанья…».

Меня это весьма удивило, но с другой стороны, ничего не поделаешь: из зарубежной поэзии, конечно, нас не выкинешь.

Два первые мои стихотворения взяты из книги моей «Годы и камни», у кого-то она значит есть, три других были напечатаны в газете «Советский Патриот» в 1946 г.

В общей сложности это 4-я антология зарубежной поэзии: «Якорь» 1934, «Эстафета» 1947, «На Западе» 1955 и эта 1960. Но я не могу вспомнить стихи, помещенные в этих антологиях, кроме «Эстафеты».

Анна Семеновна Присманова прислала третью свою, последнюю книгу «Вера» (Вера Фигнер). А сейчас пришло известие о ее кончине.

Аня была очень своенравным и талантливым несомненно поэтом. Очень жалко Сашу Гингера — потеря жены вероятно очень большое, для него горе.

Виктор (Мамченко — Н.Ч.) вырвал из «Граней» стихи (антология) и послал мне, но они не дошли. Увы! Дошли книги «Roman inechvee» Арагона, Мамченко «Певчий час», Присмановой «Вера», Н.В. Кодрянской «А.М.Ремизов».

Высланные же мне книги С. Прегель и В. Корвина-Пиотровского — не дошли.

Рая (Миллер — Н.Ч.) сообщила, что в «Возрождении» появилась статья Ник. Станюковича, к статье поставлено в качестве эпиграфа моя строка из старых стихов:

А нашей юности стыдитьсяУ нас с тобой причины нет.

Не понимаю, зачем ему это понадобилось?

Со Станюком мы давно разошлись. Мы всегда были далеки по своим противоположным политическим убеждениям, а после войны стали врагами.

Но в период «Союза молодых поэтов», несмотря на политические расхождения, по-человечески, мы с Ириной и в особенности он к нам — относились хорошо и дружески, несмотря на резкие споры и ругань.

Когда я увидел книгу «Тропой архаров» Кирилла В. Станюковича (ученый геоботаник), я сразу понял, что это брат Николая. Я купил книгу и через Раю послал ее Николаю. Много позже Рая сообщила, что книгу Станюкович не взял, т. к. у него уже была эта книга. И даже не поблагодарил. Урок. Горбатого могила исправит. Видимо, я не умею в человеческих отношениях быть строго и прямолинейно принципиальным. Недостаток?

27/XII

Отправил «Озеро Иссык-Куль» Ясиновскому в «Туристские тропы».

Когда пойдет, неведомо. Хотя с присылкой торопил.

4/I

Отправил «В советской деревне» в Р.Н. («Русские новости», Париж — Н.Ч.). С письмом В.А. Могилевскому.

(Квитанция денежного перевода на 20 рублей 16 копеек — Н.Ч.).

Мой первый литературный гонорар в отечественном издании «Охотничьи просторы», № 15. Альманаха еще не видел.

(Записка от Аркадия Александровича Слудского — Н.Ч.)

«Дорогой Юрий Борисович!

Передайте, пожалуйста, получателю настоящей записки книгу Руденко об раскопках курганов и, если можно, фотографии рисунков из этой книги.

Приезжайте к нам. Вся семья будет рада Вас видеть.

С приветом и уважением.

9/1-61 г.»

Получил поздравление с Новым Годом от Пфеффера. Открытку отдал А.А.Слудскому. (Пфеффер жил в Париже — Н.Ч.).

18/II

Письмо И.Г.Эренбургу, на адрес «Лит. Газеты».

Наконец-то отослал долг Ладинскому, 200 рублей ст. деньгами.

(Квитанция перевода Ладинскому в Москву, — Н.Ч.)«

4.

(Телеграмма от некоей Тамары с днем рождения — Н.Ч.).

(Письмо от сына, Игоря — Н.Ч.).

«Дорогой папа!

Пользуюсь случаем, что у тебя скоро будут не то рождение, не то именины, чтобы написать тебе несколько слов.

Во-первых, поздравляю тебя (не знаю только, с чем — наверное, рождение?).

Получил дней пять тому назад письмо от дедушки и Алеши, из которых узнал, что дедушка сломал себе ключицу. Для старика это, конечно, большое потрясение, не говоря уже о том, что срастаться она будет очень долго. Невольно задумываюсь о том факте, что дедушке теперь будет очень трудно жить одному. Надеюсь, что хоть у тебя здоровье сейчас хорошее!

Еще один факт меня очень обеспокоил — письмо Алеши; если ты последнее время заходил к дедушке, то он, наверное, о нем тебе говорил. Я вообще очень много думал о всем этом запутанном и тяжелом, и нелепом положении, которое мне вначале казалось совершенно безвыходным. Теперь же мне кое-что стало совершенно ясным, особенно, что касается моих отношений к Оле и Алеше, и я чувствую, что эти связи слишком глубоки и крепкие и порвать их мне очень трудно, почти что невозможно. Надо сказать, что это я впервые здесь так остро почувствовал, даже сам себе удивился! Эти чувства очень субъективны и односторонние, но что бы то ни было, мне очень трудно будет создать вторую семью, особенно сейчас…»

5.

Черновик письма к Алеше Эйснеру. Письмо осталось «гласом вопиющего в пустыне», а автор в роли Максима Максимыча (кстати, одного из любимых моих героев).

Дорогой мой Алексей!

Еще раз Дюма оказался прав, а твой скептицизм — посрамлен. Более двадцати лет я искал твой след, и, как видишь, мои поиски увенчались успехом. Бесконечно рад, что ты существуешь и malyre faute судя по «Новому миру» и свидетельству Наташи (Столяровой — Н.Ч.) процветаешь.

Кое-какие слухи о тебе бродили все время. Старуха Елена Николаевна рассказывала мне, что ты подвизался в качестве бригадира, где-то у нас в Казахстане, эти слухи дошли от какого-то испанца, вернувшегося во Францию, написавшего какую-то книгу — я ее не читал — и, не упоминая твое имя, упомянул в ней о тебе, вернее мы решили, что это о тебе. Кстати — из потонувшего мира, если Стендаль хотел умереть, мечтая (возможно, что мечтая и умер — упал на улице мертвым), то Георгий Петрович умер, читая, над книгой (что-то стендалевское — tount proportron qarde, конечно! — произошло и с Оцупом — вышел на улицу ночью и его нашли мертвым). Рожан (?) женился на Нине и родил Таню — из него получился художник-иллюстратор. Я бесконечно рад, что судьба заочно столкнула меня, уже через почти 30 лет (опять прав Дюма!), с чудесной Наташей Столяровой, в те годы мы, к сожалению, не были с ней коротко знакомы, но она мне «издали» так нравилась, что ее образ на всю жизнь остался живым, ярким и свежим. И эта эпистолярная встреча меня очень взволновала. И, подумай, при каких обстоятельствах — близится 70-летие Эренбурга. Всего этого могло никогда не случиться, т. к. я никогда (…) не писал никаких восторженных «откликов читателя» в адрес знаменитых писателей. Но на этот раз я очень рад, что «цепная реакция» довела меня наконец до тебя. Надеюсь, что ты fen fout de meme мне ответишь и расскажешь о себе. В короткое время сопротивленцы (?) встречался с Тоней Клепининой (она разошлась с мужем), но в период «Советского Патриота» — она отошла от нас и советского паспорта не взяла. Володя Подгорный во время Сопротивления был связистом, но потом с ним произошла какая-то темная история. Еще в «маки» он женился на французской крестьянке, впоследствии народил шестерых детей, паспорта не взял, запил горькую и у меня есть все основания думать, так запутался из боязни высылки, что (…), меня чуть не прибил, словом, после Сопротивления стал служить, ради страха иудейского, официальной Франции!

Егор солдатом проделал drole de qerre, перетащился за море к де Голлю, освобождать Францию, которая, видимо, для него окончательно стала родной.