Данте Алигьери - Новая жизнь. Божественная комедия Страница 16

Потом обратились ко мне две благородные донны с просьбой, чтобы я им прислал эти мои стихи, и я, подумав об их благородстве, решил послать им свои слова и сочинить еще новую вещь, дабы отослать ее им вместе с другими и тем самым более почтительно исполнить их просьбу. И сочинил я тогда сонет, который повествует о моем состоянии, и послал его им вместе с предыдущим сонетом и еще с другим, что начинается: «Придите внять…». Сонет, который я сочинил тогда, начинается «Над сферою…» и заключает в себе пять частей. В первой я говорю, куда идет моя мысль, называя ее именем некоего ее действия; во второй — говорю, отчего идет она в высь, то есть кто ведет ее туда. В третьей — говорю о том, что она видит, то есть какую Донну, чтимую в выси;[110] и тогда я называю ее «духом странническим», ибо он идет в высь духовно и, подобно страннику, находящемуся вдали от отчизны своей, остается там. В четвертой — говорю, какой видит он ее, то есть в таком достоинстве, что я не могу постичь его; означает же это, что моя мысль поднимается в ее достоинстве на такую ступень, что мой рассудок не может этого постичь, принимая во внимание, что рассудок наш стоит в таком же отношении к тем благословенным душам, как немощный глаз к солнцу: это именно и говорит Философ во второй книге Метафизики.[111] В пятой — говорю, что хоть я и не могу разуметь того предмета, к коему влечет меня мысль, то есть дивного ее достоинства, все же разумею я то, что все это есть размышление о моей Донне, ибо я часто слышу имя ее в моей мысли; в конце же пятой части говорю: «…о донны…», дабы пояснить, что именно к доннам я обращаюсь. Вторая часть начинается так: «То новая Разумность…»; третья так: «И вот пред ним…»; четвертая так: «Что видел он…»; пятая так: «Но явно мне…». Можно было бы еще более тонко провести подразделение и более тонко выявить смысл, но возможно обойтись и этим разделением, а потому я и не стану подразделять сонет далее.

Над сферою, что шире всех кружится,[112]Посланник сердца, вздох проходит мой:То новая Разумность, что с тоскойДала ему Любовь, в нем ввысь стремится.

И вот пред ним желанная граница:Он видит донну в почести большой,В таком блистанье, в благости такой,Что страннический дух не надивится.

Что видел он, то изъяснил; но яНе мог постигнуть смысла в хитрой притче,[113]Как ни внимала ей душа моя.

Но явно мне: он о Благой вещал,Зане я слышал имя: «Беатриче» —И тайну слов, о донны, постигал.

После этого сонета было мне дивное видение,[114] в котором лицезрел я вещи, понудившие меня принять решение не говорить о Благословенной до тех пор, пока я не смогу повествовать о ней более достойно. И, чтобы достигнуть этого, я тружусь, сколько могу, как о том истинно знает она. Так что если угодно будет Тому, кем жива вся тварь, чтобы моя жизнь продлилась несколько лет, я надеюсь сказать о ней то, что никогда еще не говорилось ни об одной. А потом, да будет угодно тому, кто есть Господь милосердный, чтобы душа моя могла вознестись и увидеть славу своей Донны, то есть той благословенной Беатриче, которая достославно созерцает лик Того, qui est per omnia saecula benedictus.[115]

БОЖЕСТВЕННАЯ КОМЕДИЯ

Перевод и примечания М. Лозинского.

АД

1 Земную жизнь пройдя до половины,[116]Я очутился в сумрачном лесу,

Утратив правый путь во тьме долины.

4 Каков он был, о, как произнесу,Тот дикий лес, дремучий и грозящий,Чей давний ужас в памяти несу!

7 Так горек он, что смерть едва ль не слаще.Но, благо в нем обретши навсегда,Скажу про все, что видел в этой чаще.

10 Не помню сам, как я вошел туда,Настолько сон меня опутал ложью,Когда я сбился с верного следа.

13 Но к холмному приблизившись подножью,[117]Которым замыкался этот дол,Мне сжавший сердце ужасом и дрожью,

16 Я увидал, едва глаза возвел,Что свет планеты,[118] всюду путеводной,Уже на плечи горные сошел.

19 Тогда вздохнула более свободнойИ долгий страх превозмогла душа,Измученная ночью безысходной.

22 И словно тот, кто, тяжело дыша,На берег выйдя из пучины пенной,Глядит назад, где волны бьют, страша,

25 Так и мой дух, бегущий и смятенный,Вспять обернулся, озирая путь,Всех уводящий к смерти предреченной.

28 Когда я телу дал передохнуть,Я вверх пошел, и мне была опораВ стопе, давившей на земную грудь.

31 И вот, внизу крутого косогора,Проворная и вьющаяся рысь,Вся в ярких пятнах пестрого узора.

34 Она, кружа, мне преграждала высь,И я не раз на крутизне опаснойВозвратным следом помышлял спастись.

37 Был ранний час, и солнце в тверди яснойСопровождали те же звезды вновь,[119]Что в первый раз, когда их сонм прекрасный

40 Божественная двинула Любовь.Доверясь часу и поре счастливой,Уже не так сжималась в сердце кровь

43 При виде зверя с шерстью прихотливой;Но, ужасом опять его стесня,Навстречу вышел лев с подъятой гривой.

46 Он наступал как будто на меня,От голода рыча освирепелоИ самый воздух страхом цепеня.

49 И с ним волчица, чье худое тело,Казалось, все алчбы в себе несет;Немало душ из-за нее скорбело.

52 Меня сковал такой тяжелый гнет,Перед ее стремящим ужас взглядом,Что я утратил чаянье высот.

55 И как скупец, копивший клад за кладом,Когда приблизится пора утрат,Скорбит и плачет по былым отрадам,

58 Так был и я смятением объят,За шагом шаг волчицей неуемнойТуда теснимый, где лучи молчат.[120]

61 Пока к долине я свергался темной,Какой-то муж[121] явился предо мной,От долгого безмолвья словно томный.

64 Его узрев среди пустыни той:«Спаси, — воззвал я голосом унылым, —Будь призрак ты, будь человек живой!»

67 Он отвечал: «Не человек; я был им;Я от ломбардцев низвожу мой род,И Мантуя[122] была их краем милым.

70 Рожден sub Julio,[123] хоть в поздний год,Я в Риме жил под Августовой сенью,[124]Когда еще кумиры чтил народ.

73 Я был поэт и вверил песнопенью,Как сын Анхиза[125] отплыл на закатОт гордой Трои, преданной сожженью.

76 Но что же к муке ты спешишь назад?Что не восходишь к выси озаренной,Началу и причине всех отрад?»

79 «Так ты Вергилий, ты родник бездонный,Откуда песни миру потекли? —Ответил я, склоняя лик смущенный. —

82 О честь и светоч всех певцов земли,Уважь любовь и труд неутомимый,Что в свиток твой мне вникнуть помогли!

85 Ты мой учитель, мой пример любимый;Лишь ты один в наследье мне вручилПрекрасный слог, везде превозносимый.

88 Смотри, как этот зверь меня стеснил!О вещий муж, приди мне на подмогу,Я трепещу до сокровенных жил!»

91 «Ты должен выбрать новую дорогу,[126] —Он отвечал мне, увидав мой страх, —И к дикому не возвращаться логу;

94 Волчица, от которой ты в слезах,Всех восходящих гонит, утесняя,И убивает на своих путях;

97 Она такая лютая и злая,Что ненасытно будет голодна,Вслед за едой еще сильней алкая.

100 Со всяческою тварью случена,Она премногих соблазнит, но славныйНагрянет Пес[127], и кончится она.

103 Не прах земной и не металл двусплавный,[128]А честь, любовь и мудрость он вкусит,Меж войлоком и войлоком[129] державный.

106 Италии он будет верный щит,Той, для которой умерла Камилла,И Эвриал, и Турн, и Нис убит.[130]

109 Свой бег волчица где бы ни стремила,Ее, нагнав, он заточит в Аду,Откуда зависть хищницу взманила.

112 И я тебе скажу в свою чреду:Иди за мной, и в вечные селеньяИз этих мест тебя я приведу,

115 И ты услышишь вопли исступленьяИ древних духов, бедствующих там,О новой смерти тщетные моленья;[131]

118 Потом увидишь тех, кто чужд скорбямСреди огня, в надежде приобщитьсяКогда-нибудь к блаженным племенам.

121 Но если выше ты захочешь взвиться,Тебя душа достойнейшая[132] ждет:С ней ты пойдешь, а мы должны проститься;

124 Царь горних высей, возбраняя входВ свой город мне, врагу его устава,Тех не впускает, кто со мной идет.

127 Он всюду царь, но там его держава;Там град его, и там его престол;Блажен, кому открыта эта слава!»

130 «О мой поэт, — ему я речь повел, —Молю Творцом, чьей правды ты не ведал:Чтоб я от зла и гибели ушел,

133 Яви мне путь, о коем ты поведал,Дай врат Петровых[133] мне увидеть светИ тех, кто душу вечной муке предал».

136 Он двинулся, и я ему вослед.

1 День уходил, и неба воздух темныйЗемные твари уводил ко снуОт их трудов; лишь я один, бездомный,

4 Приготовлялся выдержать войнуИ с тягостным путем, и с состраданьем,Которую неложно вспомяну.

7 О Музы, к вам я обращусь с воззваньем!О благородный разум, гений свойЗапечатлей моим повествованьем!

10 Я начал так: «Поэт, вожатый мой,Достаточно ли мощный я свершитель,Чтобы меня на подвиг звать такой?

13 Ты говоришь, что Сильвиев родитель,[134]Еще плотских не отрешась оков,Сходил живым в бессмертную обитель.

16 Но если поборатель всех греховК нему был благ, то, рассудив о славеЕго судеб, и кто он, и каков,

19 Его почесть достойным всякий вправе:Он, избран в небе света и добра,Стал предком Риму и его державе,

22 А тот и та, когда пришла пора,Святой престол воздвигли в мире этомПреемнику верховного Петра.

25 Он на своем пути, тобой воспетом,[135]Был вдохновлен свершить победный труд,И папский посох ныне правит светом.

28 Там, вслед за ним. Избранный был Сосуд,[136]Дабы другие укрепились в вере,Которою к спасению идут.

31 А я? На чьем я оснуюсь примере?Я не апостол Павел, не Эней,Я не достоин ни в малейшей мере.

34 И если я сойду в страну теней,Боюсь, безумен буду я, не боле.Ты мудр; ты видишь это все ясней».

37 И словно тот, кто, чужд недавней волеИ, передумав в тайной глубине,Бросает то, что замышлял дотоле,

40 Таков был я на темной крутизне,И мысль, меня прельстившую сначала,Я, поразмыслив, истребил во мне.

43 «Когда правдиво речь твоя звучала,Ты дал смутиться духу своему, —Возвышенная тень мне отвечала. —

46 Нельзя, чтоб страх повелевал уму;Иначе мы отходим от свершений,Как зверь, когда мерещится ему.

49 Чтоб разрешить тебя от опасений,Скажу тебе, как я узнал о том,Что ты моих достоин сожалений.

52 Из сонма тех, кто меж добром и злом,[137]Я женщиной был призван столь прекрасной,Что обязался ей служить во всем.

55 Был взор ее звезде подобен ясной;Ее рассказ струился не спеша,Как ангельские речи, сладкогласный:

58 О, мантуанца чистая душа,Чья слава целый мир объемлет кругомИ не исчезнет, вечно в нем дыша,

61 Мой друг, который счастью не был другом,В пустыне горной верный путь обрестьОтчаялся и оттеснен испугом.

64 Такую в небе слышала я весть;Боюсь, не поздно ль я помочь готова,И бедствия он мог не перенесть.

67 Иди к нему и, красотою словаИ всем, чем только можно, пособя,Спаси его, и я утешусь снова.

70 Я Беатриче[138], та, кто шлет тебя;Меня сюда из милого мне края[139]Свела любовь; я говорю любя.

73 Тебя не раз, хваля и величая,Пред господом мой голос назовет.Я начал так, умолкшей отвечая:

76 «Единственная ты, кем смертный родВозвышенней, чем всякое творенье,Вмещаемое в малый небосвод,[140]

79 Тебе служить — такое утешенье,Что я, свершив, заслуги не приму;Мне нужно лишь узнать твое веленье.

82 Но как без страха сходишь ты во тьмуЗемного недра, алча вновь поднятьсяК высокому простору твоему?»

85 «Когда ты хочешь в точности дознаться,Тебе скажу я, — был ее ответ, —Зачем сюда не страшно мне спускаться.

88 Бояться должно лишь того, в чем вредДля ближнего таится сокровенный;Иного, что страшило бы, и нет.

91 Меня такою создал царь вселенной,Что вашей мукой я не смущенаИ в это пламя нисхожу нетленной.

94 Есть в небе благодатная жена;[141]Скорбя о том, кто страждет так сурово,Судью[142] склонила к милости она.

97 Потом к Лючии[143] обратила словоИ молвила: — Твой верный — в путах зла,Пошли ему пособника благого. —

100 Лючия, враг жестоких, подошлаКо мне, сидевшей с древнею Рахилью,Сказать: — Господня чистая хвала,

103 О Беатриче, помоги усильюТого, который из любви к тебеВозвысился над повседневной былью.

106 Или не внемлешь ты его мольбе?Не видишь, как поток, грознее моря,Уносит изнемогшего в борьбе? —

109 Никто поспешней не бежал от горяИ не стремился к радости быстрей,Чем я, такому слову сердцем вторя,

112 Сошла сюда с блаженных ступеней,Твоей вверяясь речи достохвальной,Дарящей честь тебе и внявшим ей».

115 Так молвила, и взор ее печальный,Вверх обратясь, сквозь слезы мне светилИ торопил меня к дороге дальней.

118 Покорный ей, к тебе я поспешил;От зверя спас тебя, когда к вершинеКороткий путь тебе он преградил.

121 Так что ж? Зачем, зачем ты медлишь ныне?Зачем постыдной робостью смущен?Зачем не светел смелою гордыней, —

124 Когда у трех благословенных женТы в небесах обрел слова защитыИ дивный путь тебе предвозвещен?»

127 Как дольный цвет, сомкнутый и побитыйНочным морозом, — чуть блеснет заря,Возносится на стебле, весь раскрытый,

130 Так я воспрянул, мужеством горя;Решимостью был в сердце страх раздавлен.И я ответил, смело говоря:

133 «О, милостива та, кем я избавлен!И ты сколь благ, не пожелавший ждать,Ее правдивой повестью наставлен!

136 Я так был рад словам твоим вниматьИ так стремлюсь продолжить путь начатый,Что прежней воли полон я опять.

139 Иди, одним желаньем мы объяты:Ты мой учитель, вождь и господин!»Так молвил я; и двинулся вожатый,

142 И я за ним среди глухих стремнин.

1 Я УВОЖУ К ОТВЕРЖЕННЫМ СЕЛЕНЬЯМ,Я УВОЖУ СКВОЗЬ ВЕКОВЕЧНЫЙ СТОН,Я УВОЖУ К ПОГИБШИМ ПОКОЛЕНЬЯМ.

4 БЫЛ ПРАВДОЮ МОЙ ЗОДЧИЙ ВДОХНОВЛЕН:Я ВЫСШЕЙ СИЛОЙ, ПОЛНОТОЙ ВСЕЗНАНЬЯИ ПЕРВОЮ ЛЮБОВЬЮ СОТВОРЕН.

7 ДРЕВНЕЙ МЕНЯ ЛИШЬ ВЕЧНЫЕ СОЗДАНЬЯ,И С ВЕЧНОСТЬЮ ПРЕБУДУ НАРАВНЕ.ВХОДЯЩИЕ, ОСТАВЬТЕ УПОВАНЬЯ.[144]

10 Я, прочитав над входом, в вышине,Такие знаки сумрачного цвета,Сказал: «Учитель, смысл их страшен мне».

13 Он, прозорливый, отвечал на это:«Здесь нужно, чтоб душа была тверда;Здесь страх не должен подавать совета.

16 Я обещал, что мы придем туда,Где ты увидишь, как томятся тени,Свет разума утратив навсегда».

19 Дав руку мне, чтоб я не знал сомнений,И обернув ко мне спокойный лик,Он ввел меня в таинственные сени.

22 Там вздохи, плач и исступленный крикВо тьме беззвездной были так велики,Что поначалу я в слезах поник.

25 Обрывки всех наречий, ропот дикий,Слова, в которых боль, и гнев, и страх,Плесканье рук, и жалобы, и всклики

28 Сливались в гул, без времени, в веках,Кружащийся во мгле неозаренной,Как бурным вихрем возмущенный прах.

31 И я, с главою, ужасом стесненной:«Чей это крик? — едва спросить посмел. —Какой толпы, страданьем побежденной?»

34 И вождь в ответ: «То горестный уделТех жалких душ, что прожили, не знаяНи славы, ни позора смертных дел.

37 И с ними ангелов дурная стая,[145]Что, не восстав, была и не вернаВсевышнему, средину соблюдая.

40 Их свергло небо, не терпя пятна;И пропасть Ада их не принимает,Иначе возгордилась бы вина».[146]

43 И я: «Учитель, что их так терзаетИ понуждает к жалобам таким?»А он: «Ответ недолгий подобает.

46 И смертный час для них недостижим,И эта жизнь настолько нестерпима,Что все другое было б легче им.

49 Их память на земле невоскресима;От них и суд, и милость отошли.Они не стоят слов: взгляни — и мимо!»

52 И я, взглянув, увидел стяг вдали,Бежавший кругом, словно злая силаГнала его в крутящейся пыли;

55 А вслед за ним столь длинная спешилаЧреда людей, что, верилось с трудом,Ужели смерть столь многих истребила.

58 Признав иных, я вслед за тем в одномУзнал того, кто от великой долиОтрекся в малодушии своем.[147]

61 И понял я, что здесь вопят от болиНичтожные, которых не возьмутНи бог, ни супостаты божьей воли.

64 Вовек не живший, этот жалкий людБежал нагим, кусаемый слепнямиИ осами, роившимися тут.

67 Кровь, между слез, с их лиц теклаИ мерзостные скопища червейЕе глотали тут же под ногами.

70 Взглянув подальше, я толпу людейУвидел у широкого потока.«Учитель, — я сказал, — тебе ясней,

73 Кто эти там и власть какого рокаИх словно гонит и теснит к волнам,Как может показаться издалека».

76 И он ответил: «Ты увидишь сам,Когда мы шаг приблизим к Ахерону[148]И подойдем к печальным берегам».

79 Смущенный взор склонив к земному лону,Боясь докучным быть, я шел вперед,Безмолвствуя, к береговому склону.

82 И вот в ладье навстречу нам плыветСтарик[149], поросший древней сединою,Крича: «О, горе вам, проклятый род!

85 Забудьте небо, встретившись со мною!В моей ладье готовьтесь переплытьК извечной тьме, и холоду, и зною.

88 А ты уйди, тебе нельзя тут быть,Живой душе, средь мертвых!» И добавил,Чтобы меня от прочих отстранить:

91 «Ты не туда свои шаги направил:Челнок полегче должен ты найти,[150]Чтобы тебя он к пристани доставил».

94 А вождь ему: «Харон, гнев укроти.Того хотят — там, где исполнить властныТо, что хотят. И речи прекрати».

97 Недвижен стал шерстистый лик ужасныйУ лодочника сумрачной реки,Но вкруг очей змеился пламень красный.

100 Нагие души, слабы и легки,Вняв приговор, не знающий изъятья,Стуча зубами, бледны от тоски,

103 Выкрикивали господу проклятья,Хулили род людской, и день, и час,И край, и семя своего зачатья.

106 Потом, рыдая, двинулись заразК реке, чьи волны, в муках безутешных,Увидят все, в ком божий страх угас.

109 А бес Харон сзывает стаю грешных,Вращая взор, как уголья в золе,И гонит их и бьет веслом неспешных.

112 Как листья сыплются в осенней мгле,За строем строй, и ясень оголенныйСвои одежды видит на земле, —

115 Так сев Адама, на беду рожденный,Кидался вниз, один, — за ним другой,Подобно птице, в сети приманенной.

118 И вот плывут над темной глубиной;Но не успели кончить переправы,Как новый сонм собрался над рекой.

121 «Мой сын, — сказал учитель величавый,Все те, кто умер, бога прогневив,Спешат сюда, все страны и державы;

124 И минуть реку всякий тороплив,Так утесненный правосудьем бога,Что самый страх преображен в призыв.

127 Для добрых душ другая есть дорога;И ты поймешь, что разумел Харон,Когда с тобою говорил так строго».

130 Чуть он умолк, простор со всех сторонСотрясся так, что, в страхе вспоминая,Я и поныне потом орошен.

133 Дохнула ветром глубина земная,Пустыня скорби вспыхнула кругом,Багровым блеском чувства ослепляя;

136 И я упал, как тот, кто схвачен сном.

1 Ворвался в глубь моей дремоты соннойТяжелый гул, и я очнулся вдруг,[151]Как человек, насильно пробужденный.

4 Я отдохнувший взгляд обвел вокруг,Встав на ноги и пристально взирая,Чтоб осмотреться в этом царстве мук.

7 Мы были возле пропасти, у края,И страшный срыв гудел у наших ног,Бесчисленные крики извергая.

10 Он был так темен, смутен и глубок,Что я над ним склонялся по-пустомуИ ничего в нем различить не мог.

13 «Теперь мы к миру спустимся слепому, —Так начал, смертно побледнев, поэт. —Мне первому идти, тебе — второму».

16 И я сказал, заметив этот цвет:«Как я пойду, когда вождем и другомВладеет страх, и мне опоры нет?»

19 «Печаль о тех, кто скован ближним кругом, —Он отвечал, — мне на лицо легла,И состраданье ты почел испугом.

22 Пора идти, дорога не мала».Так он сошел, и я за ним спустился,Вниз, в первый круг, идущий вкруг жерла.[152]

25 Сквозь тьму не плач до слуха доносился,А только вздох взлетал со всех сторонИ в вековечном воздухе струился.

28 Он был безбольной скорбью порожден,Которою казалися объятыТолпы младенцев, и мужей, и жен.

31 «Что ж ты не спросишь, — молвил мой вожатый,Какие духи здесь нашли приют?Знай, прежде чем продолжить путь начатый,

34 Что эти не грешили; не спасутОдни заслуги, если нет крещенья,Которым к вере истинной идут;

37 Кто жил до христианского ученья,Тот бога чтил не так, как мы должны.Таков и я. За эти упущенья,

40 Не за иное, мы осуждены,И здесь, по приговору высшей воли,Мы жаждем и надежды лишены».

43 Стеснилась грудь моя от тяжкой болиПри вести, сколь достойные мужиВкушают в Лимбе горечь этой доли.

46 «Учитель мой, мой господин, скажи, —Спросил я, алча веры несомненной,Которая превыше всякой лжи, —

49 Взошел ли кто отсюда в свет блаженный,Своей иль чьей-то правдой искуплен?»Поняв значенье речи сокровенной:

52 «Я был здесь внове,[153] — мне ответил он, —Когда, при мне, сюда сошел Властитель,Хоруговью победы осенен.

55 Им изведен был первый прародитель;[154]И Авель, чистый сын его, и Ной,И Моисей, уставщик и служитель;

58 И царь Давид, и Авраам седой;Израиль, и отец его,[155] и дети;Рахиль, великой взятая ценой;[156]

61 И много тех, кто ныне в горнем свете.Других спасенных не было до них,И первыми блаженны стали эти».

64 Он говорил, но шаг наш не затих,И мы все время шли великой чащей,Я разумею — чащей душ людских.

67 И в области, невдале отстоящейОт места сна,[157] предстал моим глазамОгонь, под полушарьем тьмы горящий.

70 Хоть этот свет и не был близок к нам,Я видеть мог, что некий многочестныйИ высший сонм уединился там.

73 «Искусств и знаний образец всеместный,Скажи, кто эти, не в пример другимПочтенные среди толпы окрестной?»

76 И он ответил: «Именем своимОни гремят земле, и слава этаУгодна небу, благостному к ним».

79 «Почтите высочайшего поэта! —Раздался в это время чей-то зов. —Вот тень его подходит к месту света».

82 И я увидел после этих слов,Что четверо к нам держат шаг державный;Их облик был ни весел, ни суров.

85 «Взгляни, — промолвил мой учитель славный. —С мечом в руке, величьем осиян,Трем остальным предшествует, как главный,

88 Гомер, превысший из певцов всех стран;Второй — Гораций, бичевавший нравы;Овидий — третий, и за ним — Лукан.[158]

91 Нас связывает титул величавый,Здесь прозвучавший, чуть я подошел;Почтив его, они, конечно, правы».

94 Так я узрел славнейшую из школ,Чьи песнопенья вознеслись над светомИ реют над другими, как орел.

97 Мой вождь их встретил, и ко мне с приветомСемья певцов приблизилась сама;Учитель улыбнулся мне при этом.

100 И эта честь умножилась весьма,Когда я приобщен был к их соборуИ стал шестым средь столького ума.

103 Мы шли к лучам, предавшись разговору,Который лишний здесь и в этот миг,Насколько там он к месту был и в пору.

106 Высокий замок предо мной возник,Семь раз обвитый стройными стенами;Кругом бежал приветливый родник.

109 Мы, как землей, прошли его волнами;Сквозь семь ворот тропа вовнутрь вела;Зеленый луг открылся перед нами.

112 Там были люди с важностью чела,С неторопливым и спокойным взглядом;Их речь звучна и медленна была.

115 Мы поднялись на холм, который рядом,В открытом месте, светел, величав,Господствовал над этим свежим садом.

118 На зеленеющей финифти травПредстали взорам доблестные тени,И я ликую сердцем, их видав.

121 Я зрел Электру в сонме поколений,Меж коих были Гектор, и Эней,И хищноокий Цезарь, друг сражений.

124 Пентесилея и Камилла с нейСидели возле, и с отцом — Лавина;Брут, первый консул, был в кругу теней;

127 Дочь Цезаря, супруга Коллатина,И Гракхов мать, и та, чей муж Катон;Поодаль я заметил Саладина.

130 Потом, взглянув на невысокий склон,Я увидал: учитель тех, кто знает,Семьей мудролюбивой окружен.

133 К нему Сократ всех ближе восседаетИ с ним Платон; весь сонм всеведца чтит;Здесь тот, кто мир случайным полагает,

136 Философ знаменитый Демокрит;Здесь Диоген, Фалес с Анаксагором,Зенон, и Эмпедокл, и Гераклит;

139 Диоскорид, прославленный разборомЦелебных качеств; Сенека, Орфей,Лин, Туллий; дальше представали взорам

142 Там — геометр Эвклид, там — Птолемей,Там — Гиппократ, Гален и Авиценна,Аверроис, толковник новых дней.[159]

145 Я всех назвать не в силах поименно;Мне нужно быстро молвить обо всем,И часто речь моя несовершенна.

148 Синклит шести распался, мы вдвоем;Из тихой, сени в воздух потрясенныйУже иным мы движемся путем,

151 И я — во тьме, ничем не озаренной.

1 Так я сошел, покинув круг начальный,Вниз во второй; он менее, чем тот,Но больших мук в нем слышен стон печальный.

4 Здесь ждет Минос[160], оскалив страшный рот;Допрос и суд свершает у порогаИ взмахами хвоста на муку шлет.

7 Едва душа, отпавшая от бога,Пред ним предстанет с повестью своей,Он, согрешенья различая строго,

10 Обитель Ада назначает ей,Хвост обвивая столько раз вкруг тела,На сколько ей спуститься ступеней.

13 Всегда толпа у грозного предела;Подходят души чередой на суд:Промолвила, вняла и вглубь слетела.

16 «О ты, пришедший в бедственный приют, —Вскричал Минос, меня окинув взглядомИ прерывая свой жестокий труд, —

19 Зачем ты здесь, и кто с тобою рядом?Не обольщайся, что легко войти!»И вождь в ответ: «Тому, кто сходит Адом,

22 Не преграждай сужденного пути.Того хотят — там, где исполнить властныТо, что хотят. И речи прекрати».

25 И вот я начал различать неясныйИ дальний стон; вот я пришел туда,Где плач в меня ударил многогласный.

28 Я там, где свет немотствует всегдаИ словно воет глубина морская,Когда двух вихрей злобствует вражда.

31 То адский ветер, отдыха не зная,Мчит сонмы душ среди окрестной мглыИ мучит их, крутя и истязая.

34 Когда они стремятся вдоль скалы,[161]Взлетают крики, жалобы и пени,На господа ужасные хулы.

37 И я узнал, что это круг мученийДля тех, кого земная плоть звала,Кто предал разум власти вожделений.

40 И как скворцов уносят их крыла,В дни холода, густым и длинным строем,Так эта буря кружит духов зла

43 Туда, сюда, вниз, вверх, огромным роем;Там нет надежды на смягченье мукИли на миг, овеянный покоем.

46 Как журавлиный клин летит на югС унылой песнью в высоте надгорной,Так предо мной, стеная, несся круг

49 Теней, гонимых вьюгой необорной,И я сказал: «Учитель, кто они,Которых так терзает воздух черный?»

52 Он отвечал: «Вот первая, взгляни:Ее державе многие языкиВ минувшие покорствовали дни.

55 Она вдалась в такой разврат великий,Что вольность всем была разрешена,Дабы народ не осуждал владыки.

58 То Нинова венчанная жена,Семирамида, древняя царица;Ее земля Султану отдана.

61 Вот нежной страсти горестная жрица,[162]Которой прах Сихея оскорблен;Вот Клеопатра, грешная блудница.

64 А там Елена, тягостных временВиновница; Ахилл, гроза сражений,Который был любовью побежден;

67 Парис, Тристан». Бесчисленные тениОн назвал мне и указал рукой,Погубленные жаждой наслаждений.

70 Вняв имена прославленных молвойВоителей и жен из уст поэта,Я смутен стал, и дух затмился мой.

73 Я начал так: «Я бы хотел ответаОт этих двух,[163] которых вместе вьетИ так легко уносит буря эта».

76 И мне мой вождь: «Пусть ветер их пригнетПоближе к нам; и пусть любовью молитИх оклик твой; они прервут полет».

79 Увидев, что их ветер к нам неволит:«О души скорби! — я воззвал. — Сюда!И отзовитесь, если Тот позволит!»[164]

82 Как голуби на сладкий зов гнезда,Поддержанные волею несущей,Раскинув крылья, мчатся без труда,

85 Так и они, паря во мгле гнетущей,Покинули Дидоны скорбный ройНа возглас мой, приветливо зовущий.

88 «О ласковый и благостный живой,Ты, посетивший в тьме неизреченнойНас, обагривших кровью мир земной;

91 Когда бы нам был другом царь вселенной,Мы бы молились, чтоб тебя он спас,Сочувственного к муке сокровенной.

94 И если к нам беседа есть у вас,Мы рады говорить и слушать сами,Пока безмолвен вихрь, как здесь сейчас.

97 Я родилась над теми берегами,Где волны, как усталого гонца,Встречают По с попутными реками.[165]

100 Любовь сжигает нежные сердца,И он пленился телом несравнимым,Погубленным так страшно в час конца.

103 Любовь, любить велящая любимым,Меня к нему так властно привлекла,Что этот плен ты видишь нерушимым.

106 Любовь вдвоем на гибель нас вела;В Каине[166] будет наших дней гаситель».Такая речь из уст у них текла.

109 Скорбящих теней сокрушенный зритель,Я голову в тоске склонил на грудь.«О чем ты думаешь?» — спросил учитель.

112 Я начал так: «О, знал ли кто-нибудь,Какая нега и мечта какаяИх привела на этот горький путь!»

115 Потом, к умолкшим слово обращая,Сказал: «Франческа, жалобе твоейЯ со слезами внемлю, сострадая.

118 Но расскажи: меж вздохов нежных дней,Что было вам любовною наукой,Раскрывшей слуху тайный зов страстей?»

121 И мне она: «Тот страждет высшей мукой,Кто радостные помнит временаВ несчастии; твой вождь тому порукой.

124 Но если знать до первого зернаЗлосчастную любовь ты полон жажды,Слова и слезы расточу сполна.

127 В досужий час читали мы однаждыО Ланчелоте сладостный рассказ;[167]Одни мы были, был беспечен каждый.

130 Над книгой взоры встретились не раз,И мы бледнели с тайным содроганьем;Но дальше повесть победила нас.

133 Чуть мы прочли о том, как он лобзаньемПрильнул к улыбке дорогого рта,Тот, с кем навек я скована терзаньем,

136 Поцеловал, дрожа, мои уста.И книга стала нашим Галеотом![168]Никто из нас не дочитал листа».

139 Дух говорил, томимый страшным гнетом,Другой рыдал, и мука их сердецМое чело покрыла смертным потом;

142 И я упал, как падает мертвец.

1 Едва ко мне вернулся ясный разум,Который был не в силах устоятьПред горестным виденьем и рассказом, —

4 Уже средь новых пыток я опять,Средь новых жертв, куда ни обратиться,Куда ни посмотреть, куда ни стать.

7 Я в третьем круге, там, где, дождь струится,Проклятый, вечный, грузный, ледяной;Всегда такой же, он все так же длится.

10 Тяжелый град, и снег, и мокрый гнойПронизывают воздух непроглядный;Земля смердит под жидкой пеленой.

13 Трехзевый Цербер[169], хищный и громадный,Собачьим лаем лает на народ,Который вязнет в этой топи смрадной.

16 Его глаза багровы, вздут живот,Жир в черной бороде, когтисты руки;Он мучит души, кожу с мясом рвет.

19 А те под ливнем воют, словно суки;Прикрыть стараясь верхним нижний бок,Ворочаются в исступленье муки.

22 Завидя нас, разинул рты, как мог,Червь гнусный, Цербер, и спокойной частиВ нем не было от головы до ног.

25 Мой вождь нагнулся, простирая пясти,И, взяв земли два полных кулака,Метнул ее в прожорливые пасти.

28 Как пес, который с лаем ждал куска,Смолкает, в кость вгрызаясь с жадной силой,И занят только тем, что жрет пока, —

31 Так смолк и демон Цербер грязнорылый,Чей лай настолько душам омерзел,Что глухота казалась бы им милой.

34 Меж призраков, которыми владелТяжелый дождь, мы шли вперед, ступаяПо пустоте, имевшей облик тел.

37 Лежала плоско их гряда густая,И лишь один, чуть нас заметил он,Привстал и сел, глаза на нас вздымая.

40 «О ты, который в этот Ад сведен, —Сказал он, — ты меня, наверно, знаешь;Ты был уже, когда я выбыл вон».

43 И я: «Ты вид столь жал