Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя Страница 21

– С неприязнью и подозрительностью.

Не употреблял таких слов, как «педик», «голубой» или «гей», но в слово «гомосексуалист» или «гомо» вкладывал негатив. Если бы папа слышал сегодняшние выступления против дискриминации людей с нестандартной ориентацией, он бы наверное, за голову схватился. Я замечал, что он склонен называть «гомо» мужчин, с его точки зрения, недостаточно мужественных. В эту его категорию могли попасть и гетеросексуалы с какими-то женственными чертами – неспортивные, неловкие, робкие или чересчур чувствительные и сентиментальные.

Женщины тоже были под подозрением: папа считал, что большинство из них из них явно или скрыто склонно к лесбиянству из-за того, что «вся социальная фабрика у нас женская», – он имел в виду и матерей, и нянь, и учительниц, и женщин-врачей.

Любопытно, однако, что к некоторым завзятым гомосексуалистам папа относился вполне терпимо. Одним из таких был психиатр из Балтимора, друг нашей семьи, особенно мамы. Он был морским офицером, флотским врачом. Однажды, помню, он заехал к нам погостить денька на три вместе с молодым подчиненным. Этот подчиненный был его любовником, и устроились они не где-нибудь, а в папиной спальне. Для меня это было ошеломительно – я ведь знал отношение папы к гомосексуализму, и вдруг такой радушный прием этой сладкой парочки.

– Говорили, что ваш отец женоненавистник, что он советовал мужчинам жениться на женщинах помоложе, а в то же время предостерегал женатых мужчин от соблазнения молодыми женщинами.

– Да, он советовал мужчинам жениться на женщинах моложе себя, потому что считал, и не без оснований, что здоровый мужчина в поздние годы жизни остается более сексуально активным, чем женщина. Но я никогда не слышал от него сентенций насчет соблазнов женатых людей. Не могу сказать, что папа был женофобом, но способен ли он был испытывать любовь в полном смысле этого слова – вопрос. Сексуальность – да, а любовь – не знаю… Дважды женился, но к институту брака относился как к пережитку. Был убежден, что эпоха моногамии кончилась, что общество больше не может и не должно ограничивать сексуальную свободу, которая фактически уже царствует, пиршествует и резвится. Допускал, что люди могут при желании долгие годы жить вместе и иметь сексуальные отношения, но супружеский союз считал бессмысленным бременем.

– Как он относился к вашей маме и как говорил о ней после ее ухода из жизни?

– Отношения родителей были ровными, конфликтов и споров не было, по крайней мере, в присутствии детей. Могу точно сказать, что папа уважал маму и, наверное, был по-своему счастлив с ней. В плане сексуальном у них было все в порядке, можно не сомневаться. Но папа был откровенным мужским шовинистом и скептически относился к женской натуре и женскому уму. Ценил женщину как сексуальную партнершу, как мать и домохозяйку, но нисколько не более.

После того, как мама умерла, он о ней вслух ни разу не вспоминал, как будто ее никогда и не было. Может, с другими о ней говорил, но со мной и Биллом – ни слова. И мы тоже не решались обратиться к нему с вопросами – мы уважали его скорбь, мы верили, что он все-таки горевал по ней, но скрывал… Ни разу я не посмел попросить его поговорить со мною о маме, оживить память о ее светлом характере и милых привычках; никогда не рассказывал ему о своей тоске по ней, о том, как мечтал, чтобы она воскресла…

И все-таки многовато душевных калек на одного дедушку

ОК – Достойный человек, умница этот Джеймс Уотсон.

ВЛ – Да, быть отцом хотя бы одного сына с таким интеллектом, таким уровнем душевного понимания и ответственности, такой способностью любить и прощать – большая удача, верней, милость Божья. Уже не зря жизнь прожита.

– И таким Джимми стал, невзирая на все уродства полусиротского бихевиористского воспитания, муки и кризисы….

– Да, тут уж, действительно, несмотря на лечение, больной выздоровел. Сам Джеймс приписывает свое исцеление и прозрение психоанализу, но, как мне видится, это как раз случай, когда nature взяла верх над nurture – природа победила воспитание. Наследственность Розали, возможно, сказалась.

– Сам-то Джон Уотсон тоже победил свое воспитание. Если вспомнить его родителей…

– Отрицание – еще не победа: перевертыши слишком легко переворачиваются обратно. Да и не было полного отрицания: Джон Уотсон многими чертами скалькировал своего отца Пикенса и подсознательно отождествлялся более всего с ним.

По другой семейной линии кровопролитная война с воспитанием велась тоже.

«…Валяюсь на диване, читаю книгу под названием «Прикосновение». Только что покормила мою крошку, дочку Жюстину, поиграла с ней, потискала, повозилась. Чувствую себя спокойно, свободно, наполненно и освеженно.

Всей душой соглашаюсь с автором: он пишет о важности телесного общения с ребенком, о драгоценности прикосновений…

Дошла до страниц, где рассказывается о воспитательских доктринах недавнего прошлого. Одну из них, особо влиятельную на протяжении не одного поколения, автор именует теорией психологической стерильности. Теория эта налагала запреты на проявления родительской любви и телесный контакт ребенка с родителями, утверждая, что это делает детей слишком зависимыми. Детей рассматривала как объекты, управляемые извне, а родителей – как инженеров и техников, могущих сделать из ребенка все, что угодно.

Потребности, желания, чувства детей для последователей этой доктрины не существовали. И вот результат: миллионы бывших детей, превратившихся в неуравновешенных, депрессивных, психопатичных, ущербных взрослых. Огромный душевный урон.

Механистический подход к воспитанию внедрился в массовое сознание и поныне вершит свою душеразрушающую работу: его модели-образчики воспроизводятся и передают эстафету отчуждения от поколения поколению. А главный ответчик, тот, кого мы должны за это «благодарить» – профессор Джон Броадус Уотсон…

Роняю книгу и холодею. Джон Броадус Уотсон – папа моей мамы, большой Джон, мой дедушка. Мой родной дедушка…»

Это отрывки из книги внучки Уотсона Мэриетт Хартли «Прерывая молчание», 1991. (Перевод мой).

Талантливая красавица Мэриетт снялась в главных ролях в нескольких голливудских картинах, но кинозвездой первой величины не стала. Карьера ее перешла в другое измерение.

«…Так вот откуда это пошло – из нашего рода, и все так близко. Вот почему мне все упорнее не хотелось жить, пропасть была все ближе…

Полли – моя мама, дочка Большого Джона от бабушки Мэри Икес, – воспитывалась сугубо интеллектуально. Уже в двухлетнем возрасте она могла читать газеты, но до первого романа с мужчиной ее ни разу никто не приласкал и не обнял.

Ее младший брат, сын Мэри Икес и Джона Большого, мой родной дядя, Джон Маленький, рос болезненным беспокойным ребенком, а когда вырос, оказался ни к чему не способным бездельником. Жил на деньги, которые посылал ему Джон Большой. Всю жизнь мучился головными болями и коликами в животе. Умер, не дожив до 50, от язвенного кровотечения.

После того, как Большой Джон расстался с бабушкой Мэри и женился на Розали, а бабушка вышла замуж во второй раз, мама, еще до того бросившая школу, целый год провела дома в каком-то ступоре. Потом наоборот – начала из дома сбегать, пропадать. Часто посещала деда, подружилась с общительной и приветливой Розали, играла с ней в теннис, секретничала. Но и там, у Большого Джона и его милой жены, никто ее не приголубил, не обнял за плечи, не погладил по спине, не сказал, какая она красивая и хорошая.

Мама не разрешала мне говорить о чувствах, о привязанностях, о нежности. О сексе – пожалуйста, но и в этом куча двусмысленностей. Идем по людному бульвару Лос-Анджелеса. Беру маму за руку, а она отталкивает меня: «Не надо – подумают, что мы лесбиянки».

О том, что можно открыто, искренне выражать свой гнев, я узнала только в 26 лет, до этого обращала всю энергию отрицания лишь на себя. Делала все возможное, чтобы не показывать свое недовольство и возмущение, и со всей логичностью вышла замуж за человека, которому нравилось меня избивать…»

Полли жестоко пила и, по словам Мэриетт, всю жизнь была переполнена сдерживаемой яростью. Совершила несколько попыток самоубийства. Прошла длительную психотерапию, выжила, но не выдержал натерпевшийся ее психопатства супруг, отец Мэриетт, Джон Хартли, рекламный работник. Однажды, когда Полли и Мэриетт, к тому времени уже успешная актриса, завтракали на веранде, из спальни послышался выстрел…

После этого запила Мэриетт, актерская карьера ее быстро пошла носом вниз. На волоске от самоубийства успел подхватить некий друг. С его помощью Мэриетт сумела пройти через кризис, освободиться от алкогольной зависимости и воссоздать себя. Основала Сообщество по предупреждению самоубийств, организовала большие финансовые поступления для этой организации, написала книгу.