Владимир Леви - Доктор Мозг. Записки бредпринимателя Страница 22

«…Думаю, дедушка и не подозревал, что его наставления могут принести вред в таком широком масштабе. Особенно пострадали дети молодых родителей, занятых собой и своей работой. Все, что папа советовал, казалось им таким практичным, удобным: дети должны жить своей жизнью, родители – своей.

Дедушкины теории изуродовали жизнь мамы, мою жизнь и жизни миллионов. Как же прервать эту цепочку дурной воспитательской наследственности, как избавить от нее следующие поколения?..»

Сценические выступления с сольными исповедными монологами – рассказами о собственной жизни снискали Мэриетт огромную популярность. Желая того или нет, внучка и обвинительным приговором деду упрочила о нем память.

* * *

После потери Розали 58-летний Джон Уотсон прожил еще 22 года. Изрядно пил, особенно первые несколько лет вдовства, и, как ни стоек был к спиртному, разрушил пьянством свою печень. После 70 по врачебным показаниям старался пить меньше, но причина смерти – цирроз печени – все же была связана с алкоголем.

В послевоенные годы психологи почти позабыли Уотсона; многие полагали, что он давно умер, хотя бихевиоризм еще цвел пышным цветом, и его новоявленный лидер, радикальный бихевиорист Скиннер считался самым популярным в мире американским психологом.

В год ухода в обществе собак

Но вот в 1956 году в журнале Psychological Review появляется статья известного австрийско-американского философа, психолога и математика Густава Бергмана (развивал теорию логического позитивизма, одно время работал в сотрудничестве с Альбертом Эйнштейном) – с осанной Уотсону:

«…Я убежден, что Джон Уотсон – самая значительная после Фрейда фигура в истории психологической мысли первой половины нашего столетия…

Понимаемый или не понимаемый, цитируемый или перевираемый – он стал символом, вокруг которого долго бурлили дебаты, и здравая основа его вклада в науку широко признана, а заблуждения и ошибки забыты.

…У меня нет ни малейшего сомнения, что при всех своих светлых и темных пятнах это человек выдающийся. Психология обязана ему многим, и его место в истории нашей цивилизации прочно и значительно. Люди такого масштаба – большая редкость, и мы должны с пониманием и признательностью принимать их такими как есть».

В 1957 г. Уотсон, уже больной и слабеющий, получает от Американской психологической ассоциации приглашение в Нью-Йорк на торжественное заседание – для вручения именной золотой медали за выдающийся вклад в психологию. Джон приехал, но в зал не вошел: в последний момент почувствовал себя плохо, испугался, что может прилюдно упасть, и остался в отеле.

Получить награду попросил сопровождавшего его старшего сына Уильяма, он же Билли.

Смахивавший на эпитафию приветственный адрес к медали гласил:

Доктору Джону Б. Уотсону,

творцу одного из краеугольных камней

современной психологии,

революционеру психологической мысли,

чьи труды стали отправной точкой

для продолжающихся

плодотворных исследований.

Через год восьмидесятилетний Джон Броадус Уотсон ушел в мир иной. А еще через четыре года получатель его награды, успешный и состоятельный психиатр-психоаналитик Уильям Уотсон покинул жизнь добровольно.

Заслуга и ошибкаэпитафия Джону Броадусу Уотсону, основателю бихевиоризма

Красивый мальчик Джонни Уотсон

здесь отдыхает и смеется

над тем, каким он стал большим:

в мозгу – режим, в душе – зажим.

В сраженьи с жизнью напряженном

он стал ученым дядей Джоном.

Науки ради дядя Джон

калечил крыс, детей и жен,

а за бабло кропал рекламу,

забыв про папу и про маму,

про Бога тоже позабыв

и скрыв в душе своей нарыв.

Взахлеб смеется мальчик Джонни

над тем, как дядя Джон, пижоня,

менял свои воротнички

и впечатлений слал пучки;

как с полусъехавшею крышей

оставил собственных детишек,

как от любви их ограждал,

а сам инстинктам угождал.

Твоя заслуга, мальчик Уотсон, –

призыв за истину бороться.

Твоя ошибка, Джон Большой, –

пренебрежение душой.

Роботы наслажденияиз досье «Эпохальня»

Величайшее из чудес планеты Земля. Этим чудом мы чувствуем, страдаем и наслаждаемся, думаем, общаемся, вспоминаем, говорим правду и лжем, воображаем, изобретаем, творим. Входим в связь с настоящим, прошлым и будущим, со всею Вселенной.

Когда смотришь на мертвый, вскрытый человеческий мозг в анатомичке, поражаешься фантасмагории извилин, узлов, бугров, ядер, перекрещений проводящих путей – завораживающая, ни с чем не сравнимая красота. Под микроскопом открывается многомерная ткань нервных клеток, сети сложнейших соединений. Фантастические миры. Обиталище души весом около полутора килограммов.

Вживую, на операциях видишь пронизанный сосудами складчатый студень, слегка подрагивающий, пульсирующий. Розовато-бежевый цвет кажется до сверхъестественности знакомым. Душа замирает: словно подсматриваешь за Богом. И странно до невозможности осознавать, что такое же сверхсущество и в тебе пульсирует, дышит, живет, и это есть ты и больше, чем ты.

Работу живого мозга можно теперь наблюдать на экранах: магниторезонансные, инфракрасные и другие методы позволяют следить за событиями в разных его частях, получать картины объемные, динамичные.

Мозг придумал, как видеть себя, как в себя проникать. Доктор, ставший своим пациентом, пациент, ставший своим доктором. Самолечением не ограничится: будет себя достраивать, совершенствовать. Сегодня мозг производит замены органов тела, меняет гены и пол; завтра доберется до собственных данностей, будет безгранично развиваться и изменяться.

Эдем на кончике электрода

Две милые девочки, Рая и Ада,

под сенью цветущего сада

играли в скакалки, в козла, в догонялки

и вместе катались на палке.

Две резвые девочки, Ада и Рая,

в саду безмятежно играя,

забредшего дедушку Фрейда поймали

и зубы ему обломали.

Место действия – лаборатория в университете Мак-Гила, Монреаль, Канада. Рассказ – о том, как один человек, будучи в трезвом уме, полном здравии и не уходя в мир иной, в пятидесятых годах прошлого века оказался в раю.

– Человек – или?.. Помнится, в прежних рассказах речь шла о подопытных крысах, об обезьянах и, кажется, о дельфинах.

– Строже говоря, в раю – в земном, реальном раю – оказался исследовательский прибор. А понял, что это рай – человек, исследователь.

Словно позаботились свыше: кому, как не такому симпатяге, открыть центры блаженства?.. Смотришь на это лицо, открытое, мужественное, веселое, доброе, будто давно знакомое – и становится светлей на душе.

– Улыбка чудесная. А глаза смотрят пристально и чуть как бы внутрь…

– Джеймс Олдс, академик Национальной Академии Наук США, обладатель множества научных титулов и почетных наград, родился в Чикаго в 1922 году.

– Всего на год старше несчастного Билли Уотсона.

– Да, и на десять лет младше моего папы…

Сорокачетырехлетнему Джону Уотсону, который жил в это время тоже в Чикаго, годился бы в сыновья, а то и во внуки.

Предки Олдса были людьми заметными: дед – известный педагог, руководитель знаменитого колледжа; отец – крупный экономист, приближенный президента Франклина Рузвельта.

Джеймс – Джим, как все его называли – был невелик ростом, строен и худощав, быстр в движениях, с энергичными, выразительными, на итальянский манер, жестами. Ослепительная улыбка и чрезвычайно живые, горящие глаза делали его легко различимым в толпе. Голос – звонкий, летящий вверх баритон – был слышен издалека.

Мальчишкой был непоседливым, любопытным, смешливым, очень самостоятельным и, несмотря на небольшой рост, сильным и ловким.

Воспитывался не бихевиористски, и повезло родиться в то время, когда особо подвижным ребятам еще не ставили диагноза «гиперактивность», а то, пожалуй, задолбали бы риталином. Школьная дисциплина хромала на обе ноги, переходил из колледжа в колледж и чем только не пробовал заниматься. После школы год проработал репортером международной службы новостей.

Потом – вторая мировая война, три года армии. Служил в Тегеране, в Каире. Вернулся домой, женился на Марианне Эджер, студентке, изучавшей нейрофизиологию и фармакологию. Всю жизнь они прожили счастливо, вместе работали, родили дочку и сына.