Сергей Васильев - Как это было у меня: 90-е Страница 23

Вот их советы:

«Не отвечайте на телефонные звонки. Все, кто будут звонить вам с завтрашнего дня, станут просить или требовать деньги. Все! Никто не позвонит с предложением дать денег или вернуть долг — все будут только требовать с вас.

Все, кто вам должен, тут же исчезнут из виду и станут ждать, когда вы окончательно упадете — чтобы потом выкупить свои долги подешевле или вообще не гасить их.

Наиболее хитрые и жесткие кредиторы начнут тут же арестовывать ваши активы. Они не будут ждать ни дня. Не надейтесь на их милость и на какую-то справедливость. И потому, если вы хотите, чтобы ваши активы не достались самым жадным из кредиторов, завтра же начинайте их прятать.

Максимально сокращайте сотрудников! Сразу. Эта статья расходов будет вскоре для вас главной. Возмущенный персонал — самое противное зрелище. Вам только кажется, что все, кого вы взяли на работу и кому уже несколько лет платили зарплату, вас любят и готовы все вам простить. Уже завтра эти сотрудники будут плевать вам вслед и требовать с вас якобы неоплаченного отпуска. Проводите сокращение резче и быстрее, не допускайте никакой жалости!

Все имеющиеся у вас помещения сдайте в аренду какой-нибудь дочерней компании, чтобы эти площади быстро не нашли и не арестовали кредиторы, и начинайте сразу ходить по рынку и искать на них покупателей.

Далее — юристы. В ближайшие пару лет вам понадобятся хорошие юристы и адвокаты, готовьтесь!

И отложите деньги на бандитов. Через какое-то время они обязательно придут. Не все кредиторы — приличные люди. Есть люди “конкретные”, они наймут кого надо, чтобы вышибить из вас деньги».

Остальные советы звучали в том же духе: «Готовьтесь, будет жестко!»

По дороге в Тверь (июль 1996 года)

Тверьуниверсалбанк приостановил операции

Вчера слухи о затруднениях Тверьуниверсалбанка (ТУБ) подтвердились самым прискорбным образом. Представители банка официально признали, что ТУБ остановил активные операции. По их словам, остановка связана с работой в банке экспертной комиссии ЦБ. По окончании проверки, в понедельник, представители ТУБа обещают возобновить работу. Пока же все отделения банка в Москве закрыты.

«КоммерсантЪ», 5 июля 1996 года24

Временную администрацию, которую ЦБ назначил к нам в банк, возглавил Сергей Панов.

Это был сухощавый мужчина лет сорока — наверное, из каких-то советских чиновников среднего полета, а может, из военных. Я не успел еще тогда с ним близко познакомиться. С ним в центробанковской команде пришли несколько ребят помоложе, порезвее, но он был главным.

Они пришли в банк неожиданно, но резких движений не делали. Просто попросили выделить им несколько кабинетов на Трехпрудном. Там они и расположились.

Вели они себя вполне деликатно, а вначале даже робко.

Но право первой подписи у меня и у Козыревой, да и вообще у всех основных людей в Москве и Твери они забрали, и теперь все документы приходилось проводить через них.

Это не было неожиданным. Все-таки мы просили Центральный банк выдать нам стабилизационный кредит, и потому контроль над финансовыми потоками должен был оказаться в руках у представителей ЦБ.

Мы это понимали, но все равно такое положение вещей, конечно, нервировало.

В особенности напрягали мелочи, например, когда вдруг нам перестали приносить бутерброды, так как нужно было подписать какую-то платежку в соседнюю столовку, и т.п.

Мы нервничали и даже психовали, но новые правила игры приняли.

«Главное — наладить работу банка, восстановить с помощью ЦБ его платежеспособность, — говорили мы себе. — Это самое главное!»

Мы всё знали про свой банк, про его активы и пассивы, его слабости и преимущества.

И Панов, глава временной администрации, попросил меня за ближайшие пару дней составить для них план спасения банка, или, как называли его в ЦБ, план санации. Он просмотрит его — и если все будет в порядке, то мы вместе с ним поедем в Тверь, чтобы утвердить этот документ на совместном заседании совета директоров ТУБа и представителей ЦБ по Твери.

Много времени нам не требовалось, мы уже давно составили этот план и даже какое-то время ходили с ним в Центробанк.

Панов его просмотрел, в принципе одобрил, не особо вдаваясь в детали, и мы договорились назавтра ехать в Тверь.

— На чем вы поедете? — спросил я его.

— На машине. У меня же нет водителя, как у вас, банкиров, — ответил Панов и иронично улыбнулся.

Тогда, летом 1996-го, у руководителя Департамента санации коммерческих банков ЦБ РФ… не было водителя!

Я не стал ему предлагать ехать в моем автомобиле, в нашей ситуации в тот момент это было как-то не комильфо. Потому я спросил, могу ли я подсесть к нему, чтобы по дороге пообсуждать кое-какие вопросы. Он согласился, на том мы и договорились, а я своему водителю сказал, чтобы тот ждал меня у тверского офиса банка.

Мы выехали утром на Ленинградское шоссе, Панов сидел за рулем. Ленинградка оказалась на удивление пуста. Машины на трассе были, но не так уж много. За прошедшие пять лет я бесконечное число раз ездил по этой дороге, в Тверь и обратно. Она и раздражала меня, и одновременно воспринималась как нечто привычное. Больше всего в этой трассе меня напрягало то, что она была двухрядной. То есть одна полоса туда — и, через сплошную, другая, в обратную сторону. Чтобы ехать быстро — а я всегда хотел ехать быстро, — нужно было все время кого-то обгонять, периодически вылезая на встречку.

Но еще больше меня раздражали водители разных «жигулей» и «москвичей», медленно плетущиеся в своем ряду и не желающие хотя бы чуть-чуть сдать вправо, чтобы можно было их обогнать, не пересекая сплошную полосу. Я все время ругался на этих «тормозов», когда сидел в салоне нашего «мерседеса»: «Ну что вам стоит сдать вправо? Ну вы же видите, что мы спешим!»

У Панова была какая-то старая иномарка, а может, и «жигули», я уже не помню. Но вот что я хорошо запомнил, так это то, что ехал он тогда медленно, очень медленно! Точнее, он ехал ровно с той скоростью, которая была разрешена: в черте города — около 60 километров в час, на трассе — 90.

Но это было безумно медленно!

И главное, он ехал впритык к сплошной и никому не давал себя обогнать. Где-то через час нашего неторопливого движения он стал мне рассказывать, что очень любит соблюдать правила, ездить именно так — ме-е-едленно и размеренно, не замечая всех этих раздраженных водителей разных «мерседесов» и «БМВ».

«Я буду ехать ровно по своей полосе с той скоростью, какая разрешена! И пусть они мне там сигналят сколько хотят, — радостно улыбался Панов, оглядываясь на мигающую и гудящую ему сзади очередную иномарку. — Ха-ха-ха! — радостно смеялся он. — Сигналь, сигналь, а я буду ехать медленно, так, как положено».

P.S.

А я сидел пораженный и молчал. Впервые я сам оказался внутри этих медленных «жигулей», которые столько лет меня раздражали! Оказывается, здесь тоже кипели страсти, тоже был свой жизненный принцип…

Это — конец! (июль 1996 года)

После тяжелой непродолжительной болезни…

…Завершился кризис Тверьуниверсалбанка — ЦБ отозвал у него лицензию на совершение банковских операций. По словам сотрудников ЦБ, поспешность отзыва связана с тем, что возникла угроза интересам кредиторов банка. Речь идет о возможности несанкционированного временной администрацией вывода из Тверьуниверсалбанка части ликвидных активов.

«КоммерсантЪ», 23 июля 1996 года25

Весь тот месяц, пока развивался кризис в банке, я внутренне на что-то надеялся.

Мы все на что-то надеялись. Никаких объективных предпосылок для спасения или для того, что кто-то придет и даст нам денег, мы уже не видели.

Но человек всегда живет надеждой.

Очень трудно принять неизбежное, очень трудно окружающим и самому себе признаться, что все кончено. Что весь этот огромный механизм, который ты запустил, все люди вокруг, работающие с тобой, — все это перестанет двигаться в один момент! В этом ты не можешь признаться себе, этого не желают принимать твои друзья, семья. Все хотят, чтобы все продолжалось, все крутилось, как и раньше.

Но конец приближался — и приближался неизбежно!

Я приехал поздно вечером домой, и мы всей семьей, как обычно, сели ужинать. Я, Рита, теща и дети — они тогда еще были маленькими, от трех до шести. В тот день, как и весь последний месяц, я чувствовал напряжение и усталость.

Периодически в домашних разговорах я упоминал о том, что у нас какие-то сложности, что мы боремся и т.п., но о глубине проблем я никому из близких не рассказывал.

Надо заметить, что за все пять лет бизнеса я вообще мало говорил жене и домашним о каких-то деталях наших банковских дел. Все так быстро развивалось, что я и сам не успевал усвоить происходящее и тем более не мог как-то стройно объяснять семье, что и как происходит у нас в банке.