Alex Marukov - Unknown Страница 32

Я настолько погружен в мысли, что не сразу замечаю, что птицы прекратили щебетание. На самом деле весь лес стал мертвенно тих. Тиора смотрит наверх, на деревья, явно тоже заметив тишину.

— Что происходит? — говорит она. — Почему стало так ти...

У нее не хватает времени, чтобы закончить предложение, в то время как начинается землетрясение, сбивая нас с ног. Гром грохочет под землей, как пробуждение Титана. Девочки-Дарклинги кучкуются вместе с Кираном, когда галька и небольшие камни несутся вниз по лесным склонам, ударяясь по нашим рукам и спинам. Вокруг нас деревья Кэрроу начинают трястись, вибрация заставляет их листья кричать, как баньши, и я боюсь, что они рухнут нам на головы.

— Что происходит? — кричит Киран.

— Землетрясение! — кричу я сквозь рев сотрясения грунта под нами.

Я пригибаюсь, когда больше камней и лесных завалов разрываются над моей головой, почти вычищая все. Я никогда не видел ничего подобного. Весь мир дрожит, грозя разорваться, поглотить нас целиком. Киран вскрикивает от боли, а воздух наполняется запахом крови.

— Киран!

Я поднимаю глаза вовремя, чтобы увидеть, как Тиора борется за то, чтобы встать. Она пытается добежать до раненого мальчика, но ее ноги скользят. Она настолько сосредоточена, чтобы добраться до него, что не замечает, как валун, крушащий деревья, направляется прямо на нее.

— Тиора! Берегись! — я бросаюсь к ней, толкая ее в сторону, в то время как валун грохочет мимо нас в нескольких дюймах. Мы оба падаем тяжело на землю, и я кричу в агонии, не в силах дышать, не в состоянии делать ничего, кроме как копаться пальцами в грязи, когда мое тело разрывается от боли. Все, о чем я думаю, что я умираю, я умираю, я умираю, ощущения настолько интенсивные. Я скатываются с Тиоры, хватая ртом воздух, в то время как дрожь энергии пульсирует по венам, устремляясь к одной точке в груди. Я думаю, что боль никогда не закончится, и я молюсь Его Могуществу забрать меня, пусть землетрясение проглотит меня, что-нибудь, что положит этому конец. А затем...

Все кончилось. Лес затихает.

И в этой тишине, один звук барабанов в ушах.

Ба-бум, ба-бум, ба-бум

17

ЭШ

— ЗАЧЕМ ИМ ТАКОЕ большое количество «Ночного Шепота»? — спрашивает Ацелот, коснувшись клетки наполненной большим количеством бабочек. Их серебристо-голубые крылья взволнованно трепещут.

— «Ночной Шепот»? — спрашивает Натали, смотря на меня. — Почем мне это кажется знакомым?

— Жизель молола их на своей кухне, во Фракии, — отвечает Элайджа. — Она подмешивала это в чай. Когда ты пьешь его, это помогает по-настоящему расслабиться.

— Может быть, они используют его здесь в качестве анестетика для пациентов? — предполагает Дей.

— Я не думаю, что они очень заботятся о своих пациентах, — говорю я решительно, думая о моем отце. Мое сердце сжимается и Натали вздыхает, чувствуя мою боль. Вот только одна проблема с Кровавыми половинками — когда твоя душа болит, ее тоже. Она переводит голубые глаза на меня. Они преисполнены заботой. Я смотрю в сторону, пытаясь держать себя в руках, но я чувствую себя, как треснутое стекло, которое готово разбиться в любой момент.

— Пурин Роуз заставляет своих людей принимать новое лекарство, под названием «Крылья», — говорит Натали, глядя на насекомых. — Сомневаюсь, что это совпадение: что серебряные медали в виде бабочек, которые взялись носить те мужчины, очень похожи на «Ночной шепот».

— Ты думаешь, что он разрабатывается здесь? — спрашивает Дей, поглядывая на меня.

— Я не хрена не знаю! — выпаливаю я, и она вздрагивает. — Мы напрасно тратим время.

Я резко поворачиваюсь и мчусь в сторону двери. Остальные спешат за мной. Натали смотрит на меня обеспокоенно, и я делаю глубокий вздох, пытаясь успокоиться. Я выглядываю, хочу убедиться, что путь свободен, прежде чем мы опять выйдем в коридор. На полу кровавое пятно там, где Натали застрелила ученого. Она смотрит на след и ее лицо бледнеет. Жук вытирает пятно рукавом прежде, чем мы продолжим наш путь до следующего лестничного пролета. Мы подходим к одиночным стеклянным дверям, и сразу же понятно, что это нужный нам этаж, так как перед нами большой зал, заполненный больничными койками. Натали проводит карточкой вниз по сканеру, и мы входим в комнату.

Первое, что поражает нас — это вонь. Мы все вздрагиваем. Длинная палата окрашена в белый цвет, как в лаборатории внизу, и освещается только рассеянным, утренним светом, который пробирается сквозь высокие окна. Свисающие с потолка лампы — УФ-лампы. Они предназначены для сжигания кожи. Это как форма пыток для Дарклингов — у нас серьезная аллергия на УФ-лучи. Я содрогаюсь, хотя свет и не горит в данный момент, вспоминая о камере в Блэк Сити, где меня держали, когда мама Натали устраивала мне допрос из-за смерти Криса Томпсона от Дурмана несколько месяцев назад.

В палате должно быть более чем двести коек, к которым прикованы голые люди, Дарклинги или Бастеты. Есть даже несколько несчастных Люпинов, которые, должно быть, перешли не на ту сторону из Стражей-гвардейцев. Они все истощенны, воняет мочой или чем похуже, их кожа покрыта сочащимися пролежнями. Люди выглядят больными, их кожа землистого цвета и сверкает потом, как будто их лихорадит. Я вздрагиваю при виде Дарклингов, чьи рты зажаты, а к их клыкам прикреплены трубки.

— Что они делают с Дарклингами? — шепчет Ацелот.

— Доят их, — отвечает Элайджа. — Они делали то же самое со мной в Блэк Сити, чтобы извлечь мой яд и использовать его в «Золотой Дурмане».

Натали прикрывает глава, ей стыдно.

— Зачем им столько яда Дарклингов? — спрашивает Дей.

Все молчат.

— Пойдемте, нам нужно спешить. Жук, Дэй — вы берете эту сторону со мной, — говорю я, указывая на кровати справа. — Остальным проверить другую.

Мы расходимся и быстро просматриваем лица людей на кроватях.

— Сюда! — восклицает Элайджа мгновение спустя.

Мы спешим к нему. Красивая Бастет-женщина прикована к постели за тощие руки и лодыжки. Только колюче выглядящее одеяло отделяет ее изможденное, голое тело от матрасных пружин и жесткой подушки. На кровати около нее спит Люпин средних лет с пестрой гривой. У него на груди вырезано слово «ПРЕДАТЕЛЬ». Я предполагаю, что это Киран. Он шевелится, открывая глаза. Он смотрит на меня, удивленно моргает, а потом однобоко улыбается.

— Знаешь, ты так похож на свою маму, малыш, — говорит он.

— Спасибо, — говорю я, сняв с него оковы и помогая ему подняться. Ацелот накидывает одеяло на плечи Кирана, что нелегко, учитывая, что Люпин на два фута выше ростом.

Элайджа становится на колени рядом с кроватью матери.

— Мама, это я!

Иоланда переводит медового цвета глаза в сторону Элайджи. Она в замешательстве, а затем у нее на лице появляется паника.

— Эли? — говорит она, охрипшим голосом. — Что ты здесь делаешь?

— Мы пришли спасти тебя. — Он развязывает ее, и Натали накидывает свою куртку на женщину.

— Люсинда здесь? — спрашиваю я Кирана.

— Там, — хрипит он, кивнув в сторону кровати в конце комнаты.

Я с Натали следую за ним. Моя тетя Люсинда растянулась на матрасе, ее рот держится открытым с помощью металлической струбцины. Как и у других, ее запястья и лодыжки прикованы к каркасу кровати. Она не похожа на пухлую, улыбающуюся девушку на фото моей мамы. Эта женщина в синяках, она сломлена, ее черные волосы, острижены коротко, что видно несколько залысин. Киран нежно удаляет зажим с ее сухих губ, а Натали снимает оковы. Люсинда тут же обнимает Кирана стоит ей освободиться.

— Привет, лягушонка, — бормочет Киран у ее щеки.

— Привет, псина, — отвечает Люсинда. — Что-то ты долго добирался до меня. Ты же знаешь, я тут лежу уже три недели, — дразнится она.

Он негромко посмеивается.

— Да, что я могу сказать? Я был привязан. — Он отпускает ее, и она изо всех сил старается держаться в вертикальном положении. — Ты можешь поблагодарить малыша. Он приехал и добрался до нас.

Люсинда впервые замечает меня.

— Эш?

— Привет, — я снимаю куртку и отдаю ей. — Мы собираемся вытащить вас отсюда.

— Тебе не стоило приходить, — говорит она, надевая ее. — Это было глупо.

Я хмурюсь. Я думал, что она будет рада меня видеть.

Натали пытается помочь Люсинде, но моя тетя отмахивается от нее.

— Я в состоянии ходить. — Она нетвердо встает на ноги, но делает только два шага, прежде чем спотыкается. Киран ловит ее. Она не возражает, когда он приобнимает ее для поддержки.

Другие пациенты шевелятся в кроватях, разбуженные нашими голосами. Они начинают стонать и хныкать. Я осознаю, что на нас все еще надета форма Стражей — они, должно быть, думают, что мы здесь, чтобы навредить им. Я перехватываю взгляд Натали.

— Мы не можем оставить их, Эш, — говорит она.

Я не собирался освобождать всех заключенных, но теперь, когда мы здесь, я не могу позволить им остаться в таком состоянии. Это люди чьи-то родители и родственники.