Вячеслав Коротин - Попаданец со шпагой-2 Страница 32

— Что же — радостная весть. Надеюсь, что светлейший поспешит дать Наполеону бой в самое ближайшее время, — совершенно неискренне изобразил я положительные эмоции на своём лице.

— Ну да! — расцвёл в улыбке поручик. — А там и мы в наступление перейдём — устроим Бонапарту такие «Канны», каковых свет не видел!

Мальчишка всё-таки. «Канны» ему подавай! Да ещё в стратегическом масштабе...

Для таких операций главное даже не количество войск, а их взаимодействие. То есть СВЯЗЬ. А она пока на уровне не сильно отличающемся от древнеримского — молодой адъютант на лихом коне с пакетом под доломаном...

Даже на поле боя необходимо как можно скорее отдать приказ кому, когда и в каком направлении атаковать. А это «как можно скорее» — скорость лошади и лихость всадника с пакетом. Сначала «туда», а потом «обратно».

Ведь и упустили-то Боню тогда, на Березине именно из-за несогласованных действий — войск хватало, чтобы раздавить ошмётки Великой Армии, с избытком хватало...

СВЯЗЬ и взаимодействие, ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ и связь — именно эти два компонента решают всё в стратегическом масштабе.

Я это прекрасно понимал ещё со времён своей срочной — телеграфист всё-таки. Потому и попытался хотя бы сигнальные ракеты ввести. Хотя бы для тактического управления войсками.

И кое в чём помогло — бригада Скалона достаточно шустро прибыла на исходные под Смоленском.

Но, если говорить о взаимодействии корпусов...

Ведь десяток радиостанций, наверное, перекрыли бы по полезности для Армии не только динамит с бездымным порохом и новыми пулями, но и полевые кухни до кучи.

Но не сподобил меня Создатель... В упор не помню как приёмники-передатчики «сочинять». Даже если необходимые «резисторы — конденсаторы» имелись бы.

— Не думаю, Иван Севастьянович, что новый командующий перейдёт к столь решительным действиям. Одно дело дать сражение в поле, и совсем другое — осуществить столь грандиозную операцию, как выход в тыл армии Наполеона несогласованными действиями других армий. Ведь против Тормасова стоят австрийцы и саксонцы, против нас Макдональд, Удино и Виктор, против Чичагова — турки, которые хоть пока и не воюют, но отводить Дунайскую армию сюда пока очень рискованно...

И вообще: нам бы со своими проблемами справиться. Пока, во всяком случае — французов и пруссаков против корпуса стоит немало — штыков и сабель значительно больше, чем у его сиятельства под началом...

— Как-то странно вы рассуждаете, Вадим Фёдорович, — слегка подозрительно посмотрел на меня гусар, — не ожидал...

— А чего ожидали? — я постарался изобразить на своей физиономии максимальную благожелательность. — Что я начну ликовать при мысли о немедленной атаке противостоящих нам французов?

Иван Севастьянович, душевно вас прошу не обижаться, но, на мой взгляд, это пока совершенно несвоевременно. Первоочередная задача корпуса — прикрывать направление на столицу. И только это. Действовать неосмотрительно нельзя ни в коем случае — перед нами не турки, а армия, завоевавшая почти всю Европу.

— Бивали мы эту армию, — слегка запальчиво отозвался поручик.

Это он-то «бивал». Удачное дело под Клястицами... Явно, что и Фридланд, и Пулутск, и Эйлау, не говоря уже о Шенграбене, прошли без его участия. Но — гусар, гродненец, а уж Яков Петрович Кульнев, дай Бог ему здоровья, воспитывает своих офицеров исключительно победителями...

— Бивали. Но не армию — корпуса. Причём, обороняясь. Согласитесь, что переходить в наступление против превосходящих сил Удино, имея на правом фланге Макдональда, было бы неосмотрительно.

— Так что же вы предлагаете? Стоять и ждать?

— Я ничего не предлагаю, Иван Севастьянович — я не командую корпусом, и, даже не являюсь членом штаба графа. Высказываю своё мнение. И мнение таково: Стоять здесь, защищать столицу, удерживать против себя превосходящие силы неприятеля, не давая им возможности усилить войска Наполеона ни одним полком, ни одним солдатом. Это уже немало.

— Просто стоять? Вадим Фёдорович, если бы не ваши награды, если бы я не знал о той истории на Немане, то, извините, счёл бы вас, — Глебов замялся, подыскивая нужные слова, — излишне осторожным человеком.

Нарывается парень...

— То есть трусом?

Блин! А ведь это уже я сам нарываюсь...

— Да Господь с вами! Клянусь честью, что даже мыслей об этом не было, — вытаращил на меня глаза гусар. — Просто...

И замялся.

Ну да, обычное дело — начать облекать свою мысль в звуки, прежде чем она сформировалась окончательно.

— Надеюсь, что понял вас, Иван Севастьянович, — поспешил я прийти на помощь запутавшемуся в словах молодому человеку. — Вам, как лихому кавалеристу, не терпится ворваться в сечу и крушить налево и направо врагов Отечества.

— Не совсем так прямолинейно...

— Но понял я вас правильно, не так ли?

Ни в коем случае не собираюсь читать нравоучения, пользуясь разницей в наших возрасте и чине, но в масштабах корпуса и Армии, не стоит рассуждать так опрометчиво. Мы обер-офицеры — прикажут, так пойдём и умрём вместе со своими подчинёнными.

— Само собой, Вадим Фёдорович. А к чему вы это?

— К тому, что перед нашими генералами стоит задача не погибнуть геройски, и не погубить «геройски» находящиеся в их подчинении войска, а выиграть ВОЙНУ.

У французов здесь весьма серьёзное превосходство в силах. И считать их неумелыми и трусливыми у нас нет никаких оснований,

— Возразить не могу, но ведь мы под Клястицами...

— Одержали победу? Да. И славную победу. И остановили нацелившихся на Петербург Макдональда и Удино. Браво!

И удерживаем их здесь, повторяю. Как бы вам это ни было неприятно услышать: судьба войны решается на другом направлении — на московском. Туда идёт Бонапарт с основными силами. Идёт, и с каждой верстой теряет силы его армия — от болезней, голода, дезертирства. А к Кутузову постоянно будут подходить подкрепления. С Дона, из южных губерний... Да и к нам в будущем наверняка присоединятся корпуса из Финляндии и из столицы.

А вот наши визави достаточно скоро прикончат всё съестное, что имеется в округе. И их корпуса начнут таять как сугробы по весне. Тогда французы либо атакуют сами, а мы встретим их на хорошо укреплённых позициях сытые и здоровые, либо истощатся настолько, что нам можно будет начать наступление с большими шансами на успех и малыми потерями.

— Где же тут доблесть? — недоверчиво посмотрел на меня гродненец.

— Наибольшая доблесть, Иван Севастьянович, не броситься одному на пятерых и геройски погибнуть в бою, а уничтожить или пленить врага, понеся минимальные потери. Но для этого нужно уметь ждать и терпеть.

Хотя вам-то чего беспокоиться? Ваш полк — глаза и уши корпуса. Вероятно ваши гусары спокойной жизни не знают — всё время какие-то отряды в разведку отправляются.

— Несомненно. И, вспоминая наш последний рейд, нахожу подтверждения вашим словам — захватили одного пленного. Вернее, дезертира. Пехотный лейтенант, офицер, и то не выдержал голодухи — сбежал. Когда в лагерь привели, он две миски каши умял сходу и ещё просил, — поручик лучезарно улыбался.

— Что-то рано они тут так оголодали, — засомневался я, — урожай только-только снят. И чтобы офицер...

— Но это факт. И, как он утверждает, дезертирами корпус уже потерял около тысячи человек, а может и больше. Вы бы его видели — высохший как жердь.

Да вы и сами можете с ним побеседовать — он пока у нас в гостях.

— К сожалению, не могу воспользоваться вашей любезностью — по-французски я говорю не очень бегло. К тому же — служебные дела.

Пришла очередь удивиться Глебову:

— Не говорите по-французски? Вы, дворянин и учёный...

— Так сложилась моя жизнь... Впрочем, это долго объяснять...

— Воля ваша. Но странно... — поручик не скрывал своего изумления.

— Согласен. Как-нибудь, при случае, могу рассказать свою историю подробнее, если пожелаете, конечно.

— С огромным удовольствием, Вадим Фёдорович, побеседую с вами ещё раз. Но вряд ли скоро — француз рассказал немало любопытного и Яков Петрович планирует в ближайшее время провести глубокую разведку...

Что? Что-то больно любезный «язык» попался. Чёрт! На всякий случай стоит с ним пообщаться. Хоть и через переводчика. Я, конечно, тот ещё следователь, но зря, что ли столько детективов в своей жизни перечитал — пересмотрел...

— Иван Севастьянович, а я пожалуй поговорил бы с этим пленником. Будете так любезны, послужить посредником в переводе?

— С удовольствием. А чем вызвано ваше внезапное желание?

— Возникли некоторые подозрения. Нам далеко?

— Верхом — около четверти часа.

— Тогда, если не затруднит, задержимся на несколько минут, чтобы я мог тоже передвигаться в седле?..

Тихон в течение нескольких минут подготовил Афину и мы с Глебовым направились в расположение Гродненского гусарского. По дороге, раз уж было время, я вкратце поведал поручику свою «легенду», объясняющую слабое владение французским, и постарался выспросить о пленнике.