Ночь в одиноком октябре - Желязны Роджер Джозеф Страница 34

– Если вы как-нибудь проберетесь в дом, я покажу ее вам, – протрещал он.

– Да? – задумался я. – Дымка, ты как считаешь?

– Это любопытно, – кивнула она.

– Как нам попасть в дом? -спросил я. – Открытые окна? Двери?

– В мою щелку вам будет не пролезть. Это маленькая дырочка на чердаке. Задняя дверь обычно не запирается, но чтобы ее открыть, потребуется человеческая рука.

– Как знать, – усмехнулась Серая Дымка.

– Придется подождать, пока не уедет констебль, – сказал я.

– Конечно.

Мы затаились под деревом. На лужайке полисмены ломали головы над останками трех очень уж неестественных тел. Подъехал доктор, осмотрел все, покачал головой, сделал несколько заметок и, решив, что человеческое тело здесь только одно – Оуэна, пообещал к утру предоставить официальное заключение и отбыл. Прикатили миссис Эндерби и ее слуга и некоторое время болтали с констеблем, кидая взгляды то на останки, то в нашу с Дымкой сторону. Вскоре они тоже уехали. Трупы зашили в мешки, снабдили ярлычками и вместе с обгорелыми кусками корзин, на каждом из которых также была прилеплена бирка, закинули в повозку.

Скрипя, телега тронулась прочь. Мы с Трескуном и Серой Дымкой переглянулись. Затем бельчонок забрался на верхушку дерева, перелетел с нее на ветку растущего рядом с домом дуба, а оттуда – на крышу.

– Впечатляет, неплохо было бы научиться так сигать, – заметила Серая Дымка.

– Да уж, – согласился я, и мы побежали к черному ходу.

Там я поднялся на задние лапы, покрепче ухватился за ручку и повернул. Еще чуть-чуть. Я повторил комплекс упражнений, и дверь открылась. Мы вошли. Плечом я прикрыл дверь, осторожно, чтобы не захлопнуть совсем.

Мы очутились на кухне, с чердака донеслось царапанье коготков. Вскоре в дверь заглянул и сам Трескун.

– Его мастерская внизу, – сказал он. – Пойдемте, я покажу.

Мы последовали за ним вниз по скрипучей лестнице и спустились в большую комнату, заполненную уличными запахами. Вдоль стен и на скамьях были набросаны свежесрезанные ветки, полные листвы и корней корзины, омела. Столы были завалены звериными шкурами, несколько шкур лежало на стульях. На потолке и на полу были нарисованы голубые с зеленым диаграммы, дальнюю стену занимал рисунок, выполненный в красном цвете. Маленький книжный шкаф у двери был набит книгами на гаэльском и латыни.

– Серп, – напомнил я.

Трескун вспрыгнул на небольшой столик, разбросав лежащие там травы. Повернувшись, он свесился с него и,

подцепив коготками краешек небольшого ящичка, потихоньку начал вытаскивать его.

– Не заперт, – объявил Трескун. – Давайте посмотрим.

Он выдвинул его совсем, так, чтобы я, встав на задние лапы, мог заглянуть внутрь. Ящик был устлан голубым бархатом, на котором еще сохранились очертания серповидной вмятины.

– Как вы уже заметили, серпа нет, – сделал вывод Трескун.

– А может, где-нибудь в другом месте? – спросил я.

– Нет, – ответил он. – Раз здесь нет, значит, он брал его с собой. Другой альтернативы быть не может.

– Вроде, ни у кого из полицейских я его не видала, – вступила в разговор Серая Дымка. – На земле и в той горелой куче тоже ничего не было.

– Тогда можно предположить, что кто-то забрал его, – сказал Трескун.

– Странно, – промолвил я. – Серп, конечно, обладает определенной силой, но в то же время он не является неотъемлемым атрибутом Игры, как, например, волшебные палочки, икона, чаша и, как правило, перстень.

– Значит, кто-то взял серп, чтобы овладеть его силой, – заключил Трескун. – Но мне кажется, они просто хотели вывести Оуэна из Игры.

– Не иначе. Я сейчас пытаюсь связать его гибель с недавней смертью Растова. Вряд ли это проделал один и тот же игрок, поскольку Оуэн был открывающим, а Растов – закрывающим.

– Гм. – Трескун спрыгнул вниз. – Не знаю. Может, да, а может, нет. Последнее время Растов и Оуэн часто беседовали. Я слышал некоторые их разговоры, и у меня сложилось впечатление, будто хозяин пытался уговорить Растова перейти на нашу сторону – либеральные настроения и русские сантименты могли подтолкнуть его на новый, революционный путь.

– Да? – удивилась Серая Дымка. – Раз кто-то устраняет открывающих, значит, и Джилл может быть в опасности. Кто еще мог подслушать их разговоры?

– Никто. Думаю, Растов даже Ползецу ничего не говорил, и я тоже старался ни о чем не распространяться, вплоть до настоящего момента.

– Где они обычно беседовали? – спросила Дымка.

– Наверху. На кухне или в гостиной.

– А в дом пролезть никто не мог?

– Только кто-то очень маленький и достаточно ловкий, чтобы добраться до беличьей щелки на чердаке.

Я медленно прошелся по комнате.

– Моррис и Мак-Каб – открывающие или закрывающие? – спросил я.

– Нисколько не сомневаюсь, что открывающие, – ответила Серая Дымка.

– Да, – кивнул Трескун. – Ты права.

– А что Дорогой Доктор?

– Никто не знает. Гадание насчет него не дает никаких результатов.

– Здесь замешан тайный игрок, – сказал я.

– Ты действительно считаешь, что кто-то до сих пор скрывается от нас? – уточнила Дымка.

– Ничего другого мне на ум не приходит. Почему мои расчеты никак не могут совпасть?

– Но как нам вычислить его? – задумалась она.

– Не знаю.

– А мне уже все равно, – вмешался Трескун. – Я хочу снова вернуться к простой жизни в лесах. Черт бы побрал все эти заговоры и подозрения! Не по собственной воле я вступил в Игру. Меня силой заставили это сделать. Верните мне мою тень.

– Где она?

– Вон там.

Он повернулся к огромному красному рисунку на дальней стене.

Я долго смотрел в ту сторону, но так и не смог понять, на что он указывает.

– Прости, – сказал я. – Я ничего…

– Да вон же, – снова кивнул он, – на рисунке, у пола, в правом углу.

И тут я увидел ее – тень казалась обыкновенной игрой света. Часть рисунка закрывали прозрачные очертания беличьей фигурки. По периметру тени торчали какие-то металлические штырьки.

– Эта? – уточнил я.

– Ага, – подтвердил он. – Она прибита серебряными гвоздиками.

– И как нам ее теперь отцепить? – спросил я.

– Надо вытащить гвозди.

– А что будет с тем, кто это сделает?

– Не знаю. Он никогда не говорил мне об этом.

Я приблизился к стене и, подняв лапу, коснулся самого верхнего гвоздя. Тот закачался в своем отверстии, и ничего необычного со мной не произошло. Тогда я наклонился вперед, ухватил гвоздь зубами и, вытащив, выплюнул на пол.

Лапой опробовал остальные шесть. Два из них точно так же качались. По очереди я прикусил их и выдернул из стены. Теперь на полу мерцали уже три гвоздя, настоящее серебро. Серая Дымка внимательно изучила их.

– Ты что-нибудь почувствовал, вытаскивая их? – обратилась она ко мне.

– Ничего особенного, – отозвался я. – А ты что-нибудь чувствуешь?

– Нет. Думаю, основная сила кроется в этом рисунке. Так что следи за стеной, неприятностей можно ожидать только от нее.

Я дотронулся до оставшихся четырех шляпок. Эти сидели поглубже тех, с которыми я пару минут назад расправился. Тень пошла складками и немного сморщилась.

– Трескун, а ты ничего такого не ощутил, пока я здесь возился? – повернулся к нему я.

– Ощутил, – кивнул он. – Я почувствовал легкое покалывание в тех частях тела, которые, похоже, соответствуют местам в тени, откуда ты выдернул гвозди.

– Если что-то переменится, скажешь. – Я снова наклонился, взялся за следующий гвоздь и принялся расшатывать зубами.

С ним я управился за минуту. Положив его на пол, я еще раз попробовал один за другим три торчащих в стене гвоздя. Два сидели довольно глубоко, а один – примерно так же, как тот, который я только что вытащил. Им-то я и занялся в первую очередь и раскачивал до тех пор, пока он не вывалился. Тень отлипла от стены и заколыхалась, отдельные ее части начали пропадать.

– Покалывание не проходит, – сообщил Трескун. – Теперь оно распространилось на все тело.