Андрей Посняков - Царьград. Гексалогия Страница 35

– Не с теми общался, – пошутил Лешка. Грек покривил губы:

– Может быть, может быть. Кстати, не пора ли поискать хоть какое‑нибудь жилье? Ведь, между прочим, уже скоро стемнеет.

Друзья покинули гавань и зашагали вдоль по широкой улице, мимо крепких крепостных стен с высокими башнями, мимо монастырей и церквей с золочеными куполами, мимо мраморных общественных зданий с колоннами и тенистыми портиками. Трапезунд поражал сказочным великолепием дворцов и храмов, ароматом виноградников и садов, привольем оливковых рощ. А уж когда колокола церквей зазвонили к вечерне, приятели и вовсе почувствовали себя благостно и завернули в первый же попавшийся храм, поблагодарить Господа за чудесное спасение. Внутри храма царил приятный полумрак, золотистые лучи заходящего солнца, проникая сквозь узкие окна, выхватывали из полутьмы великолепные фрески, изображавшие первых христианских святых – Петра, Георгия Победоносца, Николая Угодника. Чудесные краски фресок – небесно‑голубые, золотистые, палевый – казалось, светились мягким приглушенным светом. Вкусно пахло горящими восковыми свечами, ладаном и еще чем‑то сладким. Облаченный в сверкающие золотом ризы священник, помахивая кадилом, скороговоркой читал молитву. Все присутствующие – а в храме было довольно многолюдно – крестились и клали поклоны особо почитаемым иконам.

Возблагодарив Господа, перекрестились и беглецы. Священник прочел каноны за здравие и за упокой, и друзья встали в очередь за свечками. Лешка исподтишка рассматривал собравшихся – все они производили на него впечатление чрезвычайно добрых и благонравных людей, да и вообще – атмосфера в храме стояла самая благостная, и юноша пожалел, что раньше, еще у себя, так редко захаживал в церковь. Хорошо хоть вот здесь зашел… И словно бы повеяло чем‑то родным и до боли знакомым!

Выйдя из дверей храма после вечерни, друзья с просветленными лицами остановились у паперти. Церковь – храм Святой Софии – стояла на пологом холме, с которого открывался изумительный вид на всю округу. Солнце уже опустилось за далекие горы, но последние лучи его еще окрашивали небесный свод мягким нежно‑палевым светом. Было тихо, ни ветерка и на небе – ни облачка. Лишь серебрилась луна в окружении рассыпанных мелким жемчугом звезд.

– Эй, уважаемый, – Владос задержал какого‑то старичка. – Мы – паломники, возвращаемся из Святой Земли. Не подскажешь ли, где нам отыскать недорогой постоялый двор?

– Паломники?! – старичок улыбнулся, кивнул. – Святое дело! А правда ли говорят, что безбожные турки не чинят никаких препятствий тем, кто идет поклониться Гробу Господню?

– В общем‑то, не чинят, – кивнул Георгий. – Хотя случается всякое. – Так что насчет постоялого двора?

Вместо ответа старичок пристально оглядел друзей и принялся дотошно расспрашивать их о роде занятий и родственниках.

– Ну, я вижу, вы люди почтенные, – наконец резюмировал он. – Но, видно, придется вас огорчить – по морю до Константинополя вы сейчас не доберетесь – не сезон, а по суше – не советую. Сами знаете – турки.

– Да уж знаем.

– Правда, случайно может зайти какое‑нибудь одинокое судно. Надо следить. Есть у меня один знакомый в порту…

– Так где бы нам сегодня переночевать, дедушка? – напомнил Владос.

В ответ старичок лишь прищурился и поинтересовался, какими средствами располагают его новые знакомцы.

– А какие здесь цены?

– Недешевые! Нет, думаю, вам совсем не стоит связываться с постоялыми дворами. Поверьте мне, их хозяева такие выжиги… Тем более вам придется ждать корабля до самой весны.

– Так что же ты нам посоветуешь, добрый человек?

Старичок снова обвел всех взглядом и улыбнулся:

– А ведь можно не только прожить до весны, но и хорошо заработать!

– Да что ты говоришь? – переглянулись приятели. – И каким же образом?

– Я – староста причта церкви Святой Софии, – старичок наконец соизволил представиться. – Зовут меня Николай, Николай Скадос, и у меня есть неплохая работа для достойных людей. Ну – и жилье, разумеется.

– Ну и что же нам придется делать? – недоверчиво поинтересовался Владос. – Надеюсь, ничего предосудительного?

– О, что вы, что вы, – Николай замахал руками. – Так, кое‑что привезти, отвезти… Короче говоря, будете возить кирпичи. Надеюсь, лошадьми править умеете?

– Да у меня на мотоцикл права и на грузовик скоро будут! – обиделся Лешка.

– Ваш друг не ромей? Ах да – русский. Но, видно сразу – человек достойный.

– Вы, Николай, тоже вроде бы ничего.

Старичок улыбнулся:

– Ну, так что? Согласны?

Друзья немного подумали и, договорившись об оплате, ударили по рукам. Сделку не обмывали – все ж таки стоял предрождественский пост – тем не менее настроение у всех троих парней было приподнятое. Ну, еще бы! Теперь‑то жить можно – и корабля дождутся, и денег подзаработают, так, что, наверное, можно будет сразу же и осуществить перевод в Кафу. Эх, и повезло же им нынче! Ну, просто какая‑то счастливая полоса настала! И давно пора бы!

Старик Николай не обманул – работа и в самом деле оказалась неплохая: нужно было возить кирпичи из загородной деревни, где располагалась мастерская некоего мрачного бородатого субъекта по имени Аристарх, на задворье у церкви Святой Софии. Возили вдвоем – Владос и Лешка, потом, уже втроем, быстренько разгружали – и Георгий, тщательно пересчитав привезенные изделия, отправлялся с докладом к «деду Николаю», как приятели прозвали меж собой старосту церковного причта. Когда выходил один рейс в день, когда два – старика, это, похоже, не очень‑то волновало. Правда, в иные дни приходилось и погорбатиться немного – съездить туда‑сюда раза три, а то и четыре. Стражники у ворот парней уже знали, пропускали беспрекословно и не обыскивали – да и что можно отыскать в груде только что обожженного кирпича?

Такая вот была работа. Жили приятели в небольшой каморке при церкви – довольно‑таки уютной и теплой. Помещалось три узеньких ложа, застланных верблюжьими одеялами, небольшой стол, полочка, обитый медью сундук для вещей.

Трапезунд Лешке понравился – ничего не скажешь, красивый был город, да и за городом глаз нельзя было отвести от синих гор, зеленых и темно‑голубых виноградников, желтых оливковых рощ. И это сейчас, зимой! Каково же будет летом? Правил городом – и всей империей, вернее, ее остатками – император Великий Комнин, которого редко кто видел и, такое впечатление, мало кто уважал, в отличие от предыдущего императора Мануила. На базаре открыто шептались, что Великий Комнин панически боится турок, впрочем, турок здесь все боялись. С другой стороны, на взгляд всех трех приятелей, император отличался гуманностью – не производил никаких публичных казней, никого не пытал, не бросал в тюрьмы, и указы его громко не зачитывали на площадях глашатаи. Правил незаметно, тихо, так, что иногда казалось, что в империи и вовсе никакой власти не было. И, говорят, пьянствовал. Но город все же был чудесен! И Лешка все чаще подумывал даже, что не стоит ехать в далекий Константинополь – а пожить здесь. Подкопить деньжат, нанять людей да двинуть на Русь – искать Черное болото. Неплохой, вполне приемлемый план.

Владос и Георгий – другое, они ведь были ромеи, и во всем мире для них имелся лишь один город – Константинополь. А Трапезунд – красивейший, чудеснейший Трапезунд – оба, не сговариваясь, презрительно именовали нищей провинциальной деревней.

Ну, что и говорить – каждому свое.

В свободное время, по вечерам и церковным праздникам, Георгий истово молился, а Владос с Лешкой открыто тосковали – дед Николай одним из условий поставил то, чтоб ребята ни с кем не общались, не заводили друзей‑приятелей, дескать – это одна лишь помеха в работе и строительных делах. Мол, потерпите, парни, до весны‑то не так и много осталось. Парни, конечно, терпели – больно уж условия были выгодными – но все ж тосковали, тосковали. О чем вообще может тосковать молодежь? По компаниям друзей, по посиделкам с песнями и танцами, по девчонкам. Да‑да, по девчонкам! Природа брала свое, и странно бы было иначе. Иное дело – Георгий, тот истово верил и молился – вот и все развлечения. Впрочем, судя по довольному виду, парню этого хватало вполне. Ну, кому что…

И, конечно же, парни не выдержали. Первым задал провокационный вопрос Владос – они как раз остановили повозку на перекрестке – пропускали возвращавшийся со службы отряд ночной стражи. Чеканя шаг, шли тяжеловооруженные панцирники – акриты, крупные чешуйки из брони ярко блестели в лучах зимнего солнца, над шлемами покачивались плюмажи из страусиных перьев, угрожающе торчали короткие копья.

– Глянь‑ка во‑он туда! – воскликнул вдруг Владос. – Ну что за красивая девчонка!

– Рыжая? – Лешка присмотрелся.

– Нет. Та, что с ней рядом.

– Ах, эта… Да она, кажется, толстая!

– Сам ты толстый. Вот, что, Алексий, – пропустив воинов, грек тронул поводья и, оглянувшись по сторонам, зачем‑то понизил голос: – А не гульнуть ли нам немного? Так сказать, согрешить! Пост‑то, чай, давно кончился.