Семейство Борджа - Дюма-отец Александр Страница 35

Теперь ничто больше не удерживало герцога Валентинуа в Риме; заняв денег у богатого банкира Агостино Киджи – брата того самого Лоренцо Киджи, что погиб, когда обрушилась труба, едва не убившая папу, он отправился в Романью в сопровождении Вителоццо Вителли, Джованни Паоло Бальоне и Якопо ди Санта-Кроче – друзей, которым впоследствии суждено было стать его жертвами.

Первым делом герцог Валентинуа направил свои стопы в сторону Пезаро; понимая последствия подобного предпочтения, Джованни Сфорца вместо того, чтобы защищать свои земли с оружием в руках или хотя бы оспаривать право на них посредством переговоров, не захотел ставить под удар врага страну, которой он так долго правил, и, попросив своих подданных сохранить любовь к нему в надежде на лучшие времена, сбежал в Далмацию. Малатеста, владетель Римини, последовал его примеру, и герцог Валентинуа занял оба города, не пролив ни единой капли крови. Оставив там достаточные по численности гарнизоны, он предпринял марш на Фаэнцу.

Там дела обстояли иначе: Фаэнцей правил восемнадцатилетний Асторе Манфреди, юноша красивый и отважный; брошенный своими ближайшими родичами Бентивольи, равно как и своими союзниками венецианцами и флорентийцами, которые из-за дружбы между Чезаре и королем Франции не осмелились прийти ему на помощь, он, зная любовь подданных к его семейству, решил стоять до последнего. Прослышав о намерениях герцога Валентинуа, Манфреди спешно собрал всех своих вассалов, способных держать оружие, и нанял некоторое количество иностранных солдат, согласившихся пойти к нему на жалованье, после чего запасся припасами и амуницией и заперся в городе.

Эти приготовления к обороне мало тревожили Чезаре: у него была великолепная армия, состоявшая из отборных французских и итальянских солдат, командовали которыми, кроме него, Паоло и Джулио Орсини, Вителоццо Вителли и Паоло Бальоне, то есть лучшие военачальники своего времени. И вот, произведя рекогносцировку, он приступил к осаде: разместил лагерь между реками Амона и Марциано и поставил артиллерию со стороны Форли, где осажденными был сооружен мощный бастион.

Через несколько дней, когда была прорыта траншея, а в городской стене пробита брешь, герцог Валентинуа приказал идти на штурм и, подавая пример своим войскам, первым бросился на врага. Но при всей отваге Чезаре и его командиров Асторе Манфреди так умело организовал оборону, что осаждающим пришлось отступить с большими потерями, оставив в крепостном рву Онорио Савелло, одного из своих самых смелых военачальников.

Между тем Фаэнца, несмотря на стойкость и отвагу своих защитников, ни за что не устояла бы против столь многочисленной армии, не приди ей на помощь зима. Захваченный врасплох холодами и не имея ни домов, где можно укрыться, ни дров, чтобы развести огонь, – окрестные крестьяне разрушили все свои жилища и вырубили деревья, – герцог Валентинуа был вынужден снять осаду и уйти в соседние города на зимние квартиры, дабы как следует подготовиться к весне: Чезаре никак не мог простить, что какой-то городок, привыкший к мирной жизни, управляемый мальчишкой и лишенный чьей-либо помощи, оказал ему такое сопротивление, и поклялся взять реванш. Разделив армию на три части, он отправил одну в Имолу, другую – в Форли, а сам вместе с остальным войском устроился в Чезене, которая из третьеразрядного городка внезапно превратилась в средоточие роскоши и наслаждений.

Чезаре с его живым темпераментом нужно было постоянно с кем-нибудь воевать или что-нибудь праздновать. И вот, когда война временно прекратилась, начались празднества, по обыкновению пышные и неистовые: днем – игры и кавалькады, ночью – балы и любовь, ведь самые красивые женщины в Романье, а значит, и в мире, слетелись к победителю и составили сераль, которому позавидовал бы египетский или турецкий султан.

Прогуливаясь однажды в окрестностях города в обществе благородных льстецов и титулованных куртизанок, которые не покидали его ни на миг, герцог Валентинуа повстречал на дороге, ведущей в Римини, большой кортеж, явно сопровождавший какую-то важную персону. Увидев вскоре, что персона эта принадлежит к женскому полу, Чезаре подъехал поближе и узнал в ней ту самую фрейлину герцогини Урбино, которая во время боя быков громко вскрикнула, когда его чуть было не настигло разъяренное животное. Мы уже знаем, что она была невестой венецианского генерала Джованни Карраччоло. Елизавета Гонзаго, ее крестная мать и покровительница, отправила девушку с приличествующим ей кортежем в Венецию, где должна была состояться свадьба.

Красота девушки поразила Чезаре еще в Риме, теперь же она показалась ему еще прекрасней, и он решил завладеть этим очаровательным цветком любви, упрекая себя, что столько раз безразлично проходил мимо него. Поздоровавшись с нею как со старой знакомой, Чезаре осведомился, не намерена ли она задержаться на какое-то время в Чезене, однако узнал, что девушка торопится – ее ждут с таким нетерпением, что приходится целые дни проводить в пути, а заночевать она намерена в Форли. Большего Чезаре и не требовалось: он подозвал Микелотто и сказал ему на ухо несколько слов.

Как и предупреждала красавица-невеста, остановка оказалась недолгой, и поскольку день уже клонился к закату, кортеж вскоре двинулся в сторону Форли, однако не проехал и лье, как из Чезены вылетел отряд всадников, который вскоре догнал его и окружил. Хотя солдаты охраны были немногочисленны, они попытались защитить невесту своего генерала, но когда несколько человек пали мертвыми, остальные в страхе разбежались; девушка, выскочив из носилок, тоже бросилась наутек, но главарь разбойников схватил ее и перекинул перед собою через седло, после чего, велев остальным возвращаться в Чезену без него, пустил лошадь галопом напрямик через поле и вскоре скрылся в надвигающихся сумерках.

Карраччоло услышал о случившемся от одного из беглецов, который заявил, будто узнал в похитителях солдат герцога Валентинуа. Сперва генералу показалось, что он чего-то не понял: узнанное просто не умещалось у него в голове, но, когда вестник повторил страшную новость во второй раз, он на несколько мгновений замер, словно пораженный молнией, после чего с грозным воплем бросился к герцогскому дворцу, где под предводительством дожа Барбериго заседал Совет десяти. Ворвавшись в зал без доклада как раз в тот миг, когда заседавшие сами только что узнали о проделке герцога Валентинуа, Карраччоло вскричал:

– Светлейшие синьоры, я собираюсь вас покинуть, поскольку должен отомстить, пусть даже ценою жизни, которую я надеялся посвятить служению республике. Оскорблена самая благородная часть моей души – моя честь. У меня похитили самое дорогое – мою будущую жену, и тот, кто это сделал, – само воплощение коварства, подлости и кощунства, герцог Валентинуа! Пусть вас не обижает, что говорю так о человеке, который кичится венецианским дворянством и находится под вашим покровительством, – это не так, он лжет; его низость и преступления делают его недостойным и того, и другого, точно так же, как он недостоин даже жизни, которую я отберу у него вот этим самым мечом. Бастард, братоубийца, присвоитель чужой собственности, гонитель невинных, разбойник с большой дороги, человек, попирающий все законы и даже тот из них, который почитается у самых диких народов, – закон гостеприимства; негодяй, в своем собственном государстве совершающий насилие над девушкой, когда она вправе ожидать от него знаков внимания не только как женщина и невеста, но и как подданная светлейшей республики, кондотьером которой я являюсь и которую он оскорбил в лице моей будущей супруги, – такой человек недостоин умереть от моей руки. Однако тот, кто обязан его наказать, – не государь и судия, а отец, столь же преступный, как сын, и поэтому я сам отыщу злодея и пожертвую собственной жизнью, не только дабы отомстить за нанесенное мне оскорбление и за кровь множества его жертв, но и затем, чтобы спасти светлейшую республику, которую он, разделавшись с другими итальянскими государями, мечтает прибрать к рукам.