Семейство Борджа - Дюма-отец Александр Страница 36

Дож и сенаторы уже были в курсе события, приведшего к ним Карраччоло, и внимательно слушали генерала, не скрывая своего возмущения: они были и сами оскорблены в лице кондотьера. Поэтому они поклялись ему собственной честью, что если он положится на них и не даст увлечь себя гневу, который сулит ему лишь гибель, то либо невеста будет возвращена ему без единого пятнышка на свадебном покрывале, либо их месть будет соответствовать нанесенной обиде. В доказательство того, что благородное собрание считает это дело безотлагательным, секретарь совета Луиджи Маненти был немедленно послан в Имолу, где, по слухам, находился герцог, чтобы выразить ему неудовольствие светлейшей республики по поводу оскорбления, нанесенного ее кондотьеру. Затем Совет десяти и дож отправились к послу Франции и упросили его поехать вместе с Маненти к герцогу Валентинуа и от имени Людовика XII потребовать немедленного возвращения похищенной в Венецию.

Добравшись до Имолы, посланцы явились к Чезаре, который с неописуемым удивлением выслушал их требования, заявил, что никакого отношения к преступлению не имеет, после чего уполномочил Маненти и французского посла начать розыск злодеев, пообещав со своей стороны тоже начать деятельные поиски. Герцог казался настолько искренним, что посланцы светлейшей республики попались на удочку и приступили к розыску похитителей. Отправившись на место преступления, они принялись собирать сведения. На дороге они нашли убитых и раненых. Нашли свидетелей, видевших, как мужчина увозил на летящей галопом лошади заплаканную женщину: всадник скоро свернул с торной дороги и пустился напрямик через поля. Какой-то крестьянин, возвращавшийся домой, видел, как всадник то появляется, то исчезает, словно тень, держа направление в сторону стоявшего на отшибе дома. Некая старуха видела, как они входили в дом. Но за ночь дом исчез, словно по волшебству, и на его месте осталась лежать одна соха, поэтому никто не мог сказать, что случилось с разыскиваемой девушкой – ни обитателей дома, ни его самого не было.

Вернувшись в Венецию, Маненти и французский посол сообщили, что им ответил герцог Валентинуа, чтó предприняли они сами и почему их поиски не дали никакого результата. Ни у кого не было сомнений в виновности Чезаре, но и доказать никто ничего не мог. В конце концов светлейшая республика сочла за лучшее – из-за войны с турками – не ссориться с папой и запретила Карраччоло мстить за оскорбление, разговоры о котором понемногу сошли на нет.

Между тем зимние развлечения вовсе не заставили Чезаре забыть о своих планах относительно Фаэнцы. Едва наступившая весна позволила продолжать военные действия, как он снова подошел к городу, разбил лагерь напротив крепости и, сделав новый пролом в стене, дал приказ к штурму, на который бросился первым. Однако, несмотря на личную отвагу Чезаре и поддержку солдат, Асторе вновь отбил нападение: он сам во главе своих людей оборонял брешь, тогда как женщины, стоя на стене, забрасывали противника булыжниками и стволами деревьев. После часовой схватки врукопашную Чезаре был вынужден отступить, оставив в крепостном рву две тысячи человек, в их числе Валентино Фарнезе, одного из своих самых отчаянных кондотьеров.

Тогда Чезаре, видя, что ни отлучение от церкви, ни штурм не приносят желанных плодов, заменил осаду блокадой: все дороги, ведущие в Фаэнцу, были перерезаны, и связь города с внешним миром прервалась; а поскольку в Чезене стали замечаться признаки народного возмущения, он поставил губернатором человека по имени Рамиро д’Орко, могучая воля которого была известна и которому было дано право казнить или миловать любого жителя города. После этого Чезаре стал преспокойно ждать под стенами Фаэнцы, пока голод не заставит жителей выйти из города, который они так ожесточенно обороняли. И действительно, через месяц, испытав все ужасы голода, жители выслали в лагерь Чезаре парламентеров с капитуляцией. Герцог Валентинуа, у которого оставалось в Романье еще много дел, против ожидания особенно не упрямился, и город был сдан на условиях, что никому из жителей не будет причинено вреда, и Асторе Манфреди, его юному синьору, будет позволено удалиться, куда он пожелает, с правом пользоваться доходом от вотчины.

В отношении горожан условие было выполнено в точности, однако, увидев Асторе, которого он до этого не знал, Чезаре воспылал противоестественной страстью к миловидному молодому человеку, несколько похожему на женщину, оставил его при себе и принялся воздавать ему чуть ли не царские почести, так что всем казалось, будто он крепко подружился с молодым князем. Но в один прекрасный день Асторе исчез, точно так же как невеста Карраччоло – бесследно. Чезаре казался весьма встревоженным, заявил, что тот, должно быть, сбежал, и, дабы всех в этом уверить, разослал во все стороны гонцов на его поиски.

Год спустя после этих исчезновений в Тибре, чуть ниже замка Святого Ангела, был найден труп красивой молодой женщины с руками, связанными за спиной, и труп миловидного молодого мужчины с обмотанной вокруг шеи тетивой от лука, которою он был задушен. Женщина оказалась невестой Карраччоло, мужчина – Асторе.

В течение года Чезаре пользовался ими для развлечений, а когда они ему надоели, велел бросить в Тибр.

За взятие Фаэнцы Чезаре получил титул герцога Романьи, который сперва был дарован ему папой в присутствии всей консистории, а потом признан за ним королями Венгрии, Кастилии и Португалии, а также Венецианской республикой. Весть об этом дошла до Рима в канун того дня, когда народ обычно отмечал годовщину основания Вечного города, и праздник, который вел свое происхождение со времен Помпонио Лето,[58] приобрел еще большую пышность благодаря счастливому событию в жизни своего правителя. В знак радости целый день раздавался пушечный салют, вечером была устроена иллюминация и фейерверк, а князь Скуиллаче полночи разъезжал по городу в сопровождении самых знатных римских дворян, которые держали в руках факелы и кричали: «Да здравствует Александр! Да здравствует Чезаре! Да здравствует Борджа! Да здравствуют Орсини! Да здравствует герцог Романьи!»

По мере того как Чезаре одерживал одну за другой победы, честолюбие его росло; едва овладев Фаэнцей, он, подстрекаемый семейством Марескотти, старыми недругами фамилии Бентивольо, обратил свой взор в сторону Болоньи, однако Джованни Бентивольо, чьи предки владели городом с незапамятных времен, не только принял все меры к длительному сопротивлению, но и обеспечил себе покровительство французского короля. Узнав, что Чезаре движется с армией к его границам, он тут же отправил гонца к Людовику XII и попросил у него обещанной защиты. Людовик XII с присущей ему честностью сдержал слово, и Чезаре, подойдя к Болонье, получил от французского короля призыв ничего не предпринимать против его союзника. Однако, будучи человеком, который не привык забивать себе голову пустяками, Чезаре предложил противнику условия капитуляции, которые Бентивольо подписал, радуясь, что так легко отделался: он должен был сдать Болонскую крепость, расположенную между Имолой и Фаэнцей, обещать заплатить подать в девять тысяч дукатов и прислать Чезаре сто латников и две тысячи пехотинцев. Взамен Чезаре Борджа сообщил по секрету Бентивольо, что тот обязан его визитом проискам Марескотти, после чего, получив от нового союзника подкрепление, двинулся на Тоскану. Едва его войско скрылось из виду, как Бентивольо запер ворота Болоньи и велел своему сыну Эрмете собственноручно убить Агамемнона Марескотти, а сам тут же учинил убийство тридцати четырех его братьев, сыновей, дочерей и племянников, а также двух сотен более дальних родственников и друзей. Эту резню он произвел руками самых знатных молодых людей Болоньи, чтобы, связав их кровью, поставить на свою сторону под страхом репрессий.

Планы Чезаре относительно Флоренции теперь уже не были тайной: когда миновал январь, он направил в Пизу Реньеро делла Сассетта и Пьетро да Гамба Корти с войском почти в тысячу двести человек, а когда покорение Романьи было закончено, послал им на помощь Оливеротто да Фермо с дополнительными отрядами. К его же войску, кроме пополнения в сто латников и две тысячи пехотинцев, присоединился Вителоццо Вителли, синьор Читта-ди-Кастелло, а также Орсини, которые привели с собой две-три тысячи человек, и в результате под знаменами герцога Валентинуа собралось семьсот латников и пять тысяч человек пехоты, не считая отрядов, посланных в Пизу.