Анна Гаврилова - Академия Стихий. Покорение Огня Страница 44

      – Каст не… – начала, было, я, но стихла под взглядом синих глаз.

      – Даша, это риск. Причём неоправданный. Мне нужно закончить дела, и у меня нет возможности присматривать и за тобой, и за твоими питомцами, и за Дорсом с Кастом. Поэтому прощаться с друзьями ты будешь непосредственно из империи. Договорились?

      Я глубоко вздохнула и кивнула. Точно знала, что не ослушаюсь этого приказа и, вероятно поэтому, на глаза навернулись такие горькие, но такие нежеланные слёзы.

      Полар, блин. Шпионские игры. Совет магов – чтоб ему провалиться! Даже попрощаться по-человечески не дадут.

      – Не плачь, – сказал Эмиль мягко. Тут же приблизился, присел на корточки и, завладев моей ладонью, добавил: – Кто знает, как всё сложится? Может быть, однажды ваши дороги снова пересекутся, и тогда ты скажешь всё лично.

      Увы, мы оба знали, что это отговорки – уж с кем, а с Кастом я точно не встречусь. И это стало поводом громко хлюпнуть носом, а после и вовсе затребовать у Эмиля платок. Мне было очень больно, и даже тот факт, что переход в империю состоится не завтра, что ещё есть время побыть рядом с новоявленным братом, приглушить эту боль не мог.

      Глава двенадцатая

      Утро субботы я, как и в прошлый раз, встретила в одиночестве, в собственной постели. Да, Эмиль снова покинул Академию Стихий на выходные – он сообщил об этом намерении ещё вечером, когда я хлюпала носом в его объятиях. Только теперь меня не будили, а телепортировали на чердак спящей, так что пробуждение вызвало непродолжительный, но шок.

      За окном, как и всё последнее время, лил холодный осенний дождь, а света, который проникал в окна, категорически не хватало – на чердаке царил лёгкий полумрак. Правда, плохое освещение не помешало мне заметить коробку средних размеров, которая стояла на прикроватной тумбочке. И выглядывающий из-за коробки листок, подозрительно похожий на лист розы, тоже.

      Эта находка стала поводом окончательно проснуться и плавно выскользнуть из-под одеяла. И замереть в нерешительности, потому что… на тумбочке действительно лежала алая роза, а коробка была обтянута бархатом, что намекало – внутри нечто ценное. Возможно, украшение.

      А ещё, приглядевшись, я обнаружилась записку – она лежала под розой. В этот миг моя растерянность достигла пика, чтобы через полминуты смениться тихой радостью.

      Подарок! От Эмиля! Бли-ин…

      Неосознанно закусив губу, я подхватила коробку и открыла. Внутри, на подстилке из белого атласа, действительно лежало украшение – широкий браслет из белого металла, покрытый цветной эмалью. Я нахмурилась, потому что это сочетание – металл-эмаль – что-то напоминало, но очень скоро акцент моего внимания сместился – я принялась разглядывать узор и рисунок, помещённый в центре.

      Это была какая-то стилизация. Нечто похожее на орла, который держит в клюве четырёхлистный клевер. Само изображение было выполнено в цветах близких к натуральным – желтый, коричневый, зелёный. А узор, оплетавший браслет, был составлен из разных оттенков синего.

      Мне украшение жутко понравилось и я, разумеется, поспешила его надеть. Браслет закрылся с громким щелчком и оказался чуточку великоват. Зато смотрелся изумительно!

      – А… проснулась, – раздался в тишине чердака голос Зябы.

      Монстр тут же проявился в своём любимом зеркале и, оценив ситуацию, добавил:

      – И даже подарки уже нашла.

      – Угу, – весело пробормотала я и выдернула из-под розы записку.

      Подписи, как и в прошлый раз, не имелось, зато текст послания вызвал очень тёплые чувства. Эмиль писал следующее:

      «Прости. За всей этой беготнёй и смещением календаря, я совершенно забыл о твоём дне рождения.

      Надеюсь, ещё не поздно поздравить?»

      Блин! За всей этой, как выразился Эмиль, беготнёй, я тоже о своём дне рождения забыла. А ведь он был не вчера, и даже не позавчера, а недели так три назад.

      Так что да, подарки дарить, определённо, не поздно!

      На этом послание не заканчивалось, ниже было целых три постскриптума.

      Первый:

      «Браслет, разумеется, не краденый, но лучше надеть его после того, как уедем.»

      Второй:

      «Сегодня после обеда ты встречаешься с Дорсом, равно как и завтра. Согласись, это лучше, чем сидеть и плакать…»

      Третий:

      «Ты, безусловно, и сама помнишь, но… милая, постарайся не делать глупостей. По крайней мере до тех пор, пока я не вернусь.»

      Сама записка вызвала, разумеется, радость, а вот постскриптумы заставили скривиться.

      Понятно, что товарищи по академии могут посчитать, будто браслет я украла, но чёрт! Браслет мой, следовательно, только мне решать, как с ним поступить. Светить украшением, конечно, не стану, но снимать его категорически отказываюсь. Это первый настоящий подарок, сделанный Эмилем, и я не готова вернуть его в коробку.

      В том, что касается Дорса, я только «за». Но вообще-то я и не собиралась рыдать. Ситуация, безусловно, грустная, но я слишком хорошо понимаю, что слёзы ничего не изменят. К тому же, вчера наплакалась. Причём так, что глаза до сих пор горят.

      Ну а глупости…

      Чёрт, этот третий постскриптум, совершенно возмутительный. Если я когда-либо и совершала глупости, то ненамеренно – это, во-первых. Во-вторых, Эмилю хорошо известно, что в последнее время сижу тише мыши и даже чихнуть боюсь. Так к чему подобное предупреждение?

      – Что ты фырчишь? – ворвался в мои мысли голос Зябы.

      Я сложила послание вчетверо, огляделась в поисках чего-нибудь, что можно приспособить под вазу, и только после этого ответила:

      – Эмиль просит не делать глупостей. Будто меня хлебом не корми, только дай накосячить.

      Удивительно, но Кракозябр моё возмущение не оценил. Хуже того, монстр заметно напрягся и отвёл глаза.

      Так-так-так…

      – Зяб, – несколько раздраженно позвала я. – И как понимать твою реакцию?

      – Да никак, – отмахнулся кшерианец. Но через миг шумно вздохнул и всё-таки сказал. – Дашунь, мы с тобой, конечно, договорились, но если бы Эмиль не ушел из академии так рано, я бы успел его предупредить, и сейчас мы бы с тобой не разговаривали. Но Эмиль ушел до того, как… и поэтому я скажу. А ты, умоляю, отреагируй правильно.

      Вот теперь я напряглась по-настоящему и решительно направилась к зеркалу.

      – Что ещё случилось? – спросила тихо.

      А в ответ услышала:

      – На пороге новая метка. Её принесли на рассвете, и я успел отследить, кто именно.

      Чёрт.

      Страх? Разумеется, нет. Зато раздражение усилилось стократно. Вот только меток мне сейчас и не хватает. Для полного, так сказать, счастья.

      – Ладно, и кто же это был? – выдохнула я.

      – Селена, – сообщил призрачный собеседник. А после новой долгой паузы добавил: – На саму Селену, конечно, плевать, но меня сильно настораживает тот факт, что никто из её подруг-приятельниц об этой затее, судя по всему, не знает. По крайней мере, никаких разговоров про метку я не слышал, хотя наблюдал за девушками очень пристально.

      – Полагаешь, эта метка – часть того тайного плана, подсказанного Дербишем?

      – Угу, – отозвался кшерианец.

      М-да. Дела. Но паниковать раньше времени глупо, поэтому я вернулась к прикроватной тумбочке, положила записку с розой, а сама направилась к двери.

      С виду, кусок «чёрной резины» ничем не отличался от предыдущего, но когда я его взяла, стало ясно – отличия всё-таки есть. В этот раз метка была не «чистой», на оборотной стороне имелась запись.

      – Ну что там? – не выдержав окликнул Кракозябр.

      Я прикрыла входную дверь, и отправилась к зеркалу. Сказала на ходу:

      – Тут не совсем дата. На метке указано – завтра, на рассвете, на пятачке.

      Призрак застонал, а Кузя, от которого ситуация, конечно, не укрылась, попросил пискляво:

      – Не ходи-и-и!

      – Конечно, не пойду, – заверила «котика» я. И тут же обратилась к Зябе: – Кстати, что будет, если проигнорирую вызов?

      – А ничего, – ответил чешуйчатый. – Ещё одну метку пришлют. А если и её вниманием не удостоишь, тогда можно и расправой поугрожать.

      Я невольно нахмурилась, припоминая слова Эмиля – мы уйдём на следующей неделе, следовательно, расправиться со мной не успеют.