air - Unknown Страница 8

– В бананах, между прочим, много калия, – говорит она, и я взвываю от хохота, поскольку что-то вроде такого же нелепого бреда я бы и сказал.

– Вот именно.

Мы снова на какое-то время замолкаем, и она наклоняет голову.

– Почему мне с тобой так комфортно?

Предполагаю, она действительно хочет знать ответ; Перри редко задает риторические вопросы.

Так что я пожимаю плечами.

– Может, потому что понимаешь, что нравишься мне, хотя я тебя еще не очень хорошо знаю? Мне кажется, между нами все становится еще лучше, когда ты рядом со мной.

– У тебя есть девушка?

– Я бы не стал держать тебя за руку, будь у меня девушка.

Теперь ее черед пожимать плечами.

– Не знаю. Просто тебе, кажется, нравится держаться за руки. Вот я и решила спросить.

Мать вашу, да, я понимаю, о чем она.

– Тогда я рад, что ты спросила.

Мы повернули за угол, и она отстает на шаг, когда подходим к припаркованной Бетти.

Поковырявшись секунду, я открываю ключами ее дверь, и Перри без единого комментария забирается внутрь. Мне нравится, что она не пытается выдать что-нибудь вроде: «Как круто, что у тебя есть эта дерьмовая развалина». Некоторые люди предпочитать притворяться, будто Бетти крутая тачка, хотя она реально уродливая. Еще она пахнет затертой до дыр обивкой, и мне нравится в ней только сама езда.

Двигатель рычит, и, включив первую, я отъезжаю и говорю ей:

– Есть такой чувак – Герд Гигеренцер – он исследует, как мы принимаем решения, – оглядев ее, я добавляю: – И говорит, что нам нужно чаще следовать инстинктам и эвристическому подходу.

Встретившись со мной взглядом, она слушает и кивает. Она даже не выдает скептическую улыбочку, как все мои друзья. Хотя я не злюсь на такие улыбки; я их понимаю. Но она, кажется, угадывает, что я это к чему-то подведу, и действительно хочет услышать. Быть с кем-то, кто тебя всерьез хочет услышать, – это круто.

– Он говорит, что при принятии оптимальных решений недостаточно статистики и учета вероятностей. Он про интуицию. Например, пользоваться инстинктами, учитывая при этом, что в какой-то степени они базируются на жизненном опыте.

Она неуверенно улыбается.

– Та-а-ак…

– В основном он пишет про риски в инвестициях и экономику, – добавляю я, – но не знаю… Это просто появилось у меня в голове – слова, которые он однажды сказал: если вы живете в неопределенном мире, упрощайте. Если же ваш мир довольно предсказуем – добавьте деталей.

Перри качает головой.

– Понятия не имею, к чему ты клонишь, но продолжай.

– Чаще всего я и сам обычно не знаю, к чему, но сегодня тебе повезло, – подмигнув, отвечаю я.

Она фыркает, и, выехав на дорогу, я продолжаю:

– По сути он предлагает использовать аналитический подход в предсказуемых обстоятельствах и интуитивный в более сложных ситуациях, – я смотрю на нее, и она понимающе кивает. – В основном моя жизнь предсказуемая, – я издаю легкий смешок. – Дни похожи, люди вокруг одни и те же. Каждый раз, когда я делаю или говорю что-нибудь нелепое и Оливер смеется на до мной, это увеличивает шансы, что когда в следующий раз я снова сделаю или скажу что-нибудь из той же оперы, у него будет такая же реакция. Кроме того, я занимаюсь серфингом, хожу на одни и те же пляжи и делаю трюки, которые, наверное, не стоило бы. Но чем чаще я их делаю и при этом остаюсь в живых, тем больше шансов, что выживу и в следующий раз, когда сделаю что-нибудь безумное. Для большинства решений, которые я принимаю, учет вероятностей отлично работает.

– И-и-и…

Остановившись на светофоре, я поворачиваюсь к ней.

– С тобой я в ситуации неопределенности, но, к сожалению, у меня не много опыта, на который я могу опереться. Мои инстинкты хреновые.

Я вижу, как она сглатывает, внимательно всматриваясь мне в лицо, и кивает – на этот раз серьезно.

– Тут намешано столько всего: кто ты по отношению к Анселю и Миа, для чего ты здесь и надолго ли останешься. Может, тебе нужно отвлечься, или ты ощущаешь себя девятой лишней. А может, я тебе нравлюсь, – говорю я. – Ждет ли тебя кто дома и ждешь ли ты с нетерпением возвращения, – улыбаюсь я. – Ты меня еще слушаешь?

Перри кивает.

– Да.

– Тогда давай будем придерживаться простоты и не усложнять.

Выражение ее лица на секунду искажается от разочарования, от чего моя кровь начинает реветь в жилах.

– Я про инстинктивные решения, – тихо добавляю я, после чего отворачиваюсь и жму на газ, поскольку уже зеленый. Когда она молчит на это, я говорю: – Ты мне нравишься.

Я слышу ее улыбку, когда она отвечает:

– Ты мне тоже нравишься.

И, черт, это все, что мне нужно. Простота.

– Круто, – влившись в поток на шоссе, говорю я. – Ты любишь тайскую кухню?

Перри смеется, качая головой.

– То есть ты закончил с аналогиями со стратегиями принятия решений?

– Ну так как?

Немного прищурившись, Перри хитро улыбается.

– Да. Я люблю тайскую кухню.

***

Когда с едой мы поднимаемся ко мне, я все жду, когда же возникнет это напряжение от того, что я к себе домой веду женщину, а следом и типичные мысли из области «будем ли мы или нет, и что именно», но ничего из этого не приходит. Перри входит следом за мной, двигаясь плавно и оглядывая все вокруг.

Я знаю, что она видит: на стенах фотографии, картины и маски, повсюду статуэтки. Что-то привез я из своих путешествий, что-то – подарок друзей за какую-нибудь услугу: финансовый совет, ремонт машины или помощь в устройстве на работу к моему отцу.

Оторвавшись от стен, она рассматривает гостиную: диван, кресла, стол. Все это досталось мне от родителей. Мама организует ремонт и смену декора где-то каждые пять лет, и таким образом у меня осела их мебель за последние почти пятнадцать лет, потому что она смотрится очень к месту в моей маленькой студии.

Перри смотрит на меня с легким удивлением, но в целом я не могу понять по ее лицу, о чем она думает.

– Здесь так аккуратно.

– Здесь не всегда так, – уверяю я.

От ответа она заметно расслабляется, и я тут же припоминаю маниакальное стремление Анселя к чистоте.

Она улыбается мне.

– Мне нравится все это на стенах.

– Спасибо.

Поставив наш ужин на обеденный стол, я поворачиваясь достать тарелки, но в них, кажется, уже нет необходимости, потому что Перри взяла палочки и начала есть прямо из коробки, продолжая осматриваться.

Она останавливается перед картиной, которую моя подруга Терра нарисовала в качестве зачетной работы в школе. Перри застыла, глядя на нее. Картина и правда завораживает. На ней изображена пара. Он вглядывается в ее лицо, будто пытается прочесть мысли. А она, закрыв глаза, прильнула к его ладони на ее щеке. Мазки густые, линии округлые – эта фишка Терры заставляет ощутить объем ее картин как в прямом, так и в переносном смысле – а цвета приглушенные голубой, кремовый и серый. И только губы женщины сияюще-красные.

– Они прекрасны. И как он смотрит на нее… – говорит Перри.

Большинство людей обращают внимание на цвет губ. Мне нравится, что она заметила другое.

– Мне тоже именно это нравится, – соглашаюсь я. – А она даже не знает. Он смотрит на нее так не ради того, чтобы она оценила.

Повернувшись ко мне, Перри спрашивает:

– Ты когда-нибудь был влюблен?

Я обдумываю ее вопрос, пока жую лапшу. Вспоминаю свои отношения длиной в год в колледже с Мэнди. Проглотив, я отвечаю:

– Нет.

– Почему? Сколько тебе лет?

– Мне двадцать три, – пролистав в уме воспоминания – от времени ставшие более броскими – я понимаю, что всегда ставил водное поло на первое место. – И я не знаю, – сунув в рот очередную порцию еды, я жую и думаю. – В колледже у меня была девушка. Но я не любил ее, потому что был слишком глупым.

– Мне трудно представить тебя, делающего что-нибудь глупое.

– Оливер тут нашел бы, что возразить. Но нет, просто я понял слишком поздно, какая она была замечательная.

Она кивает и снова смотрит на картину. На ее губах появляется еле уловимая улыбка.

– А ты была влюблена в Анселя?

Перри снова кивает, и, продолжая есть, я гадаю, что чувствую по этому поводу. Одновременно и радость, и грусть, как мне кажется.

Проглотив, я задаю новый вопрос:

– И ты по-прежнему влюблена в него?

Она наклоняется и отправляет лапшу в рот, заставляя меня ждать ответ, пока жует. Или пока обдумывает. Наконец она отвечает:

– Нет. Я люблю его, но не в романтическом смысле. У нас с ним было все не очень здорово.

Я издаю стон.

– Терпеть не могу это слово! Такая дурь.

– Потому что люди используют его в неподходящих ситуациях, – со смехом говорит она. – Но в нашем случае оно в точку. Мы оба хотели, чтобы он чувствовал то, чего не мог, и какое-то время успешно притворялись, а в конце оба же были обижены.

Взглянув на нее, я содрогнулся. Это пиздец как тоскливо. Если мне не изменяет память, Ансель был с ней довольно долго – вроде несколько лет.