Неизвестно - Ворошильский Венгерский дневник Страница 8

Мы перегоняем длинную колонну грузовиков, на­полненных розовыми мясными тушами. Вспоминается корчма в Аче и обида крестьян, когда мы спросили, почем они продают продукты в Будапешт. «Мы денег не берем! Там кровь проливают...» А эти грузовики с мясом — не то же ли выражение солидарности со столицей?

Последний раз у нас проверяют документы уже вблизи гостиницы, на Сапожной площади. Въезжаем на тихую улицу Михая Мункачи. Почти два часа ночи.

— До завтра! — прощаемся мы с венгерскими друзьями. — До завтра!

ПЕРЕД СНОМ

В гостинице мы безжалостно будим товарищей. Надо же поделиться впечатлениями от поездки в За­дунайский край и, главное, расспросить их о суббот­них новостях.

Францишка и Лешек тоже были в провинции — на юго-востоке, в Сольноке. Впечатления у них те же, что у нас: в стране наступает стабилизация, прави­тельство становится настоящим правительством, по­лучает поддержку всех революционных сил.

В Будапеште сегодня было спокойно. За пятницу и субботу — ни одного происшествия. Многие авоши добровольно являются в следственную комиссию на улицу Марко. Попытка подсчитать, сколько человек пало жертвой линчеваний в те дни, когда они происхо­дили, т. е. от вторника до утра четверга, дала как наиболее вероятную цифру 70-80 человек.

С утра шли переговоры о выводе советских войск. В первой половине дня — в здании парламента, а вече­ром венгерская делегация отправилась к русским. В делегации генерал Малетер, генерал Иштван Ковач и министр Ференц Эрдеи. Кажется, они еще не вернулись.

...Перед сном я думаю о перспективах венгерской революции — какими они рисуются в эти дни стабили­зации. Конечно, я не знаю, какое устройство укрепится в конце концов в Венгерской Республике. Однако по­хоже, что мы увидим тут любопытный синтез основ­ных достижений народной демократии (вся земля в руках крестьян, национализированные заводы и банки) с многопартийностью, свободой печати и другими атрибутами либеральной демократии. Будет ли такое устройство одним — быть может, очень долгим — из путей к социализму? Я не решился бы этого утвер­ждать. Зато о пути, по которому вели страну люди типа Ракоши, я уж точно знаю, что он не приводит ни к чему, кроме падения и рабства.

Так или иначе, а начинается сложный процесс раз­вития, от которого не приходится ждать немедленных плодов. А мне пора домой...

Воскресенье, 4 ноября

ПЯТЬ УТРА — ПРОБУЖДЕНИЕ

...В глубокий сон вторглось что-то извне — не могу осознать, не хочу открывать глаза, стараюсь снова погрузиться в ту не ограниченную ощущениями глубь, где я пробыл так недолго. Но упрямое что- т о ломится всё навязчивей. И вдруг до меня доходит, что прервало мой сон: мерный гул артиллерии.

В ту же секунду кто-то полуодетый врывается в комнату:

— Вставай! В Будапеште опять война!

РАДИО

...С утра сквозь грохот артиллерии, рокот брони­рованных машин, издевательский свист реактивных самолетов еще прорывались по радио последние про­тесты и призывы правительства Надя.

На нескольких языках прозвучало короткое, вол­нующее воззвание венгерских писателей и интеллиген­ции к народам мира, завершающееся троекратным: «Помогите! Помогите! Помогите!»

Потом радио замолкло и заговорило только вече­ром — голосом Яноша Кадара.

Кадар представился как премьер нового револю­ционного рабоче-крестьянского правительства, кото­рое берет власть, поскольку слабое правительство Надя всё больше поддавалось влиянию реакционных, фашистских элементов. Встала задача сохранить на­родную демократию и социализм в Венгрии. В связи с этим новое правительство обратилось за помощью к советскому союзнику...

В числе членов нового правительства названы, в частности, Апро, Мюнних, Марошен, Хорват и — Эрдеи, который накануне принимал участие в перего­ворах о выводе советских войск из Венгрии.

На этом сообщении политика заканчивается, и ра­дио передает популярные мелодии из оперетт.

Но за нашими окнами политика продолжается — ее глухое гудение раздается весь день и всю ночь без роздыха.

В ГОРОДЕ

Телефонная связь с Варшавой прервана. Может, чудом действует телетайп? Втроем, с Ханкой и Кши­штофом, пробуем попасть в здание бьюшей «Сабад Неп».Пустые осенние улицы. Черные, голые деревья, тротуары устланы желтыми и рыжими листьями. Сухо, даже солнечно, но холодный ветер пробирает насквозь.

Там и сям в подъездах теснятся кучки жителей. На улице Дамьяних мы пытаемся заговорить. Люди кратко объясняют, где идут бои, и указывают дорогу, но от разговора на более общие темы уклоняются. В Будапешт вернулся страх.

Мы идем по улице Доб. Несколько раз навстречу нам проходят вооруженные отряды венгерских солдат и штатских. Отступают? Кое-где в углублениях стен расставлены бутылки с бензином, помеченные красны­ми тряпицами. Чем ближе к Ленин-кёр, тем больше людей — с оружием и без. А вот и Ленин-кёр — широ­кая столичная артерия. Переулок, по которому мы пришли (одно из узких пересечений артерии), отделен от Ленин-кёр баррикадой — не слишком внушитель­ной, просто доски и лом наспех нагромождены друг на друга. Такая же виднеется напротив, на другой стороне широкой улицы. Сама же улица перегорожена более основательной баррикадой, сложенной, главным образом, из булыжника, вырванного из мостовой. Мы доходим только до первой баррикады. Здесь полно людей, которые, разговаривая с нами, не скрывают подозрительности. Один, с гранатой за поясом, допы­тывается, чего это мы направляемся именно туда, где перестрелка, русские. За здание «Сабад Неп» идут бои. Наше «lengyel ujsagiro» никого на этот раз не убеж­дает.

Мы поворачиваем. Мы еще не отошли далеко от баррикады, как нас останавливает частый топот ног. Несколько вооруженных ребят с повязками. Очень мо­лодых — скорее школьников, чем студентов. Догово­риться трудно — немецкого они не знают, говорить по-русски мы не рискуем. Наконец обнаруживается, что один немного понимает по-французски. Объясня­ем, кто мы, показываем паспорта. Ребята смеются с откровенным облегчением. Командир вытаскивает из кармана три блестящих пули: они достались бы нам, если б оправдались подозрения защитников барри­кады...

Мы не успеваем дойти до перекрестка возле авто­бусного парка, который находится под прицелом рус­ской пушки, — как совсем поблизости взрывается за­жигалка. Ее алое сияние на секунду останавливает нас, но мы быстро решаемся и рысью перебегаем опасный перекресток. Через несколько минут мы в по­сольстве.

ЧТО С КЕМ ПРОИСХОДИТ

Осторожные попытки дозвониться до венгерских друзей. Связь с Варшавой невозможна, но нельзя от­казаться от основной обязанности журналиста — сбо­ра информации.

Что с деятелями восстания? Коммунистический актив революции, кажется, получил убежище в юго­славском посольстве. Там Имре Надь, Санто, Лукач, Донат. Глава Партии мелких землевладельцев Бела Ковач вроде бы бежал на Запад, кардинал Миндсенти — в американском посольстве. Всё еще не вернулись — и теперь вряд ли вернутся — генералы Малетер и Иштван Ковач.

А рядовые? Нас беспокоит судьба дудашевцев. Вчера, пока мы ездили по провинции, группа Дудаша была распущена Реввоенсоветом. Ее членам с вечера обменивали удостоверения. Щербатый Иштван и шо­фер Бела были с нами и ни о чем не знали, а верну­лись уже ночью. Как бы им не сделали чего плохого свои же... Да если и нет, всё равно они в огне боев вокруг «Сабад Неп». Мы пытались до них дозвонить­ся — телефон не отвечает.СТРАННАЯ ВОЙНА

У защитников города нет командования. Нет плана обороны. Нет оружия, кроме автоматов, гранат и бутылок с бензином. Можно ли удержать город та­кими силами?

У атакующих — артиллерия, танки, бронемаши­ны. Над их колоннами патрулируют звенья реактив­ных самолетов. Но у них нет в Будапеште — или по каким-то причинам они ее не вводят в действие — пехоты. Танки и бронетранспортеры ездят по улицам — главным образом, где нет баррикад. Стреляют куда попало. Артобстрел вызывает пожары (один я сегодня видел вблизи — на том же перекрестке, куда зажига­тельный снаряд ударил вчера; видно, сегодняшний был посильнее). Но можно ли захватить город только такими методами?

ЗАХВАТЧИКИ И ЗАЩИТНИКИ

С советской стороны принимают участие в боях совершенно новые подразделения, привезенные в по­следние дни из глубинки. Мы убеждались в этом не раз лично, это же подтверждают и наблюдения всех, кого мы ни опрашивали. Очень молодые ребята в бурых шинелях (год рождения, в основном, 1937-й) не всегда знают, куда их привезли, часто едва говорят по- русски, но в одном глубоко убеждены: что в этом го­роде они громят подлых предателей-фашистов.

А другая сторона? Это, главным образом, те же, кто 23 октября демонстрировал перед парламентом, потом отражал первую интервенцию, организовывал национальную гвардию. Однако их больше, чем преж­де: к рабочей и студенческой молодежи прибавились и старые рабочие, которые до тех пор поддерживалиреволюцию только пассивно. Теперь с оружием в ру­ках они встали на баррикады Чепеля и Кёбаньи.