Неизвестно - Ворошильский Венгерский дневник Страница 9

Францишка с Марьяном ходили сегодня по укреп­лениям защитников города, разговаривали с команди­ром одного из участков, шахтером, тяжело раненным в ноги, и с другими бойцами. Они вернулись в глубо­ком убеждении, что венгры будут сражаться до конца. Но концом этим — рано или поздно — скорей всего будет поражение.

ОТЕЦ И СЫН

Вечером в нашей гостинице укрылись два венгер­ских бедняка из-под Будапешта. Днем они пытались навестить в задунайском госпитале второго сына, тя­жело раненного на улице осколком снаряда, под вечер застряли в нашем квартале и ночью не могли продол­жать путь.

Отец — маленький, худенький, иссохший, с запав­шими щеками и блекло-голубыми глазами. Трудно понять, седая или светлая от природы меланхоличес­кая щеточка белых усов. Выцветшая лыжная шапка наезжает на уши. Паренек — лет шестнадцати-сем- надцати, лицо тоже вытянутое, но округленное бере­том, глаза темные. Оба сидят внизу в швейцарской — неподвижно, с тем характерным отупением простых людей, которое мужиколюбцы принимают за смире­ние и фатализм. А это всего лишь страшная усталость.

Вторник, 6 ноября

В ПОСОЛЬСТВЕ

По разным причинам я добрался сегодня до по­сольства позже остальных. По пути — неожидан­ность: танковая колонна разместилась на тихой улице Горького, в том числе один танк перед больницей и один прямо перед посольством. Этот последний про­изводит впечатление пустого, зато на первом и вокруг него множество солдат, веселых, хохочущих, болта­ющих.

В посольстве меня встречают перепуганные лица друзей. Танки въехали на улицу Горького минут пят­надцать назад, и как раз этот веселый пустил автомат­ную очередь по окнам посольства. В секретариате посла разбитые окна, осыпавшаяся известка. К сча­стью, ни в кого не попали, но еще бы чуть-чуть... Советник старательно собирает сплющенные пули.

Говорят, это не единственный сегодня случай об­стрела посольств. То же самое было с югославским, где погиб первый секретарь, и, кажется, с египетским.

ПАРТБИЛЕТЫ

Радио-Будапешт непрерывно передает веселые ме­лодии из оперетт. Но собравшийся вокруг репродукто­ра персонал гостиницы глядит уныло.

Зыгмунт утешает: скоро стрельба кончится, на­ступит спокойствие — но их-то, оказывается, и пуга­ет, что будет потом. Все они во время революции сожгли перед поверженным памятником Сталина свои партбилеты — билеты миллионной партии.

— Что теперь с нами сделают?

Зыгмунт не слишком убежденно успокаивает: ни­чего, мол.

Старушка-уборщица вздыхает:

— Пусть уж будет эта партия, только бы никого в нее не загоняли...

БЕТХОВЕН

Вечером мы вылезаем на крышу и глядим на заре­ва над городом. Их много, они окружают нас со всех сторон. Только что начавшийся дождь не гасит пожаров.

Каждые несколько минут перед нами сверкает молния, потом раздается гром. Это артиллерийская гроза — а начнись природная, мы ее не замети­ли бы за грохотом войны.

Среда, 7 ноября

КАК МЫ ХОДИМ ПО ГОРОДУ

Война продолжается. Ни на миг не умолкает. Страдание продолжается.

Не было дня, чтобы мы не вышли в город, не за­глянули войне в глаза.

Но ходим мы странно. Никто нас этому не обу­чил, это пришло само и уже кажется нормальным. В редкие мгновения иронического самоконтроля мы осо­знаём, что, веди мы себя так в иной жизни, нас при­няли б за сумасшедших.

Зыгмунт:

— Представьте себе, что мы осторожно, гуськом, прижимаясь к стенке, идем по улице Фоксаль. Дохо­дим до угла. Первый осторожно выглядывает, осталь­ные ждут. Порядок, танков нет. И — бегом через дорогу на другую сторону. И в подворотню. Огляды­ваемся: никто не остался? Прислушиваемся: откуда стреляют? И снова осторожно, гуськом, прижимаясь к стенкам — до следующего угла...

ПРОМАХ

И все-таки нет места безопаснее улицы.

Вот мы сидим в столовой гостиницы — то ли вы­сокий полуподвал, то ли низкий первый этаж, — как вдруг раздается треск, свист, над нашими головами пролетает хорошенькая пуля и вплющивается в проти­воположную стену.

За минуту до этого один из нас стоял прямо там.

ПОЛОЖЕНИЕ

Положение, насколько мы можем судить, таково: советские войска в Будапеште продвигаются вперед; овладев необороняемыми кварталами, они начали бои там, где венгры защищаются. Центры самого упорно­го сопротивления в Будапеште — Кёбанья и рабочий Чепель, «красный Чепель», как его называют. На Чепеле, кстати, есть оружейные цеха — там, говорят, взялись за производство противотанковых снарядов. Бои идут также за транспортные артерии центра горо­да — Ференц-кёрут и Ленин-кёр.

Где советские войска окончательно овладели поло­жением, там авоши проводят обыски и аресты. Слыш­но, что начались грабежи магазинов и другие эксцессы.

В провинции еще защищается Дьёр, не прекраща­ются бои за Сталинварош (Дунапентеле, «венгерская Новая Гута»).

Где-то еще действует радиостанция коммунисти­ческого Сопротивления — радио имени Райка.

Русские бросают в бои новые танковые подразде­ления.

Четверг, 8 ноября

ДЫМ НАД ГОРОДОМ

Со дня на день мы расширяем круг своих путе­шествий по Будапешту.

Сегодня весьма запутанным путем нам удается добраться до берега Дуная и через цепной мост в Буду.

В разных точках города еще идут бои, но уже много улиц, усмиренных полностью. Теперь советские танки развозят по ним призывы коменданта города ге­нерала Гребенника, а также газету ЦК партии, кото­рая вчера вышла под названием «Сабад Неп», а сегод­ня — «Непсабадшаг». На газете поставлена цена — 50 филлеров, но солдаты раздают ее бесплатно.

Итак, мы добираемся до цепного моста Ланхид — единственного действующего изо всех, соединяющих обе части столицы. Подходы к мосту утыканы артил­лерией и бронемашинами, из-за них выныривает не­сколько до зубов вооруженных фигур. Это, однако, не русские — те тоже недалеко, но предпочитают роль пассивных наблюдателей. Мы имеем дело с отечест­венным оплотом оккупации — функционерами возрож­денного AVH.

Они предупредительно вежливы. Возвращая пас­порта, отдают честь и щелкают каблуками.

Мы быстро проходим по неповрежденному, толь­ко очень иссеченному выстрелами мосту. Под ногами хрустят ружейные гильзы.

Мы углубляемся в старые, узкие, ползущие под гору улочки Буды. Сташек, лучший знаток этих мест, проводит нас к знаменитой Рыбацкой башне. Прямо возле старинного здания знакомый вид: танки. Они отдыхают, небрежно разлегшись, но кругом полно следов их бурной деятельности — хоть бы эта трещи­на на стене церкви...

Мы глядим с Рыбацкой башни вниз, на неласко­вый, не похожий на себя Будапешт. Медленно катится покрытый гусиной кожей Дунай. Дома за рекой рас­сыпались в разные стороны, словно хотят бежать из города. Но пожары наступают им на пятки, заходят с флангов, отрезают отступление.

Кто-то рядом называет пожары по имени:

— Это Чепель. Тот — Уйпешт. А это Кёбанья.

В то же мгновение вспыхивает новый пожар. Дым — сначала белый, густой, как тесто, потом темнеет и черной струей хлещет в небо, и так уже закопченное. Горит где-то в центре.

ГОСПИТАЛЬ

В госпиталь мы попадаем случайно. Нас ведет са­нитарка, встреченная у Рыбацкой башни.

Госпиталь этот необычный: он спрятан под зем­лю и бронирован железобетонными плитами. Ког­да-то это был военный лазарет, и после 45-го года он не использовался. В начале революции группа врачей и санитарок ввела его в действие за одни сутки. За следующие он наполнился ранеными и больными.

Врачи ведут нас по палатам и по коридорам, где тоже стоят койки. С гордостью показывают они слож­ные агрегаты, благодаря которым подземному госпи­талю не грозит нехватка воздуха или света. В одной палате мы видим, как в вены смертельно истощенного человека течет из стеклянных трубочек живительная кровь.

— Это польская кровь, — говорит врач, бледная, худая девушка с подведенными от усталости глазами.

В другой палате — неожиданность. В военном госпитале нет родильного отделения, но как же не при­нять роженицу? Это произошло в ночь под воскре­сенье, 4 ноября. Скрюченная, сморщенная личность, явившаяся на свет в такое необычайное время, энер­гично крутит ножками.

— Самый юный боец Сопротивления, — роняет кто-то из нас.

Девушка-врач улыбается — впервые с момента на­шего знакомства. Ей как будто хочется о чем-то спро­сить, но она так и не спрашивает — ни сейчас, ни после.

ПРИЕМ У КАДАРА

Мы долго колеблемся: идти в парламент или нет? В конце концов любопытство берет верх. Полдюжины польских журналистов забирается в посольский ли­музин.

Площадь перед парламентом полна танков. Окрест­ные скверы обращены в артиллерийские позиции. На клумбах солдаты жгут костры, варят кашу и суп.

Мы оставляем машину под гнетущей опекой тан­ков и переступаем порог кем-то указанной двери. В тесной прихожей толкутся часовые: пара авошей и не­сколько косоглазых красноармейцев. С верхней пло­щадки разинул дуло гостеприимный пулемет. Засте­кленные двери налево ведут в офицерскую дежурку, откуда выходит вежливый старший лейтенант.