Макс Лукадо - Не удивительно, что Его называют Спасителем Страница 9

25

То есть историей для каждого, кроме Малхоса. Не будь окровавленного пятна на

плаще, разве он мог бы проснуться на следующее утро и рассказывать о кошмаре той

ночи? Некоторые полагают, что позже, в Иерусалиме, Малхос был среди принявших

Христа. Мы не знаем об этом наверняка, но можем быть уверены в одном: с той ночи

Малхос никогда не усмехался презрительно, услышав, как люди говорят об этом

плотнике, воскресшем из мёртвых. Нет, обычно он изо всех сил дёргал себя за ухо и

убеждался в том, что всё возможно.

II

Это произошло слишком быстро. Только что Варавва находился в камере в

ожидании смертной казни, коротая время за игрой в «крестики и нолики» на грязных

стенах камеры - и вот он уже на свободе, прищуривается, глядя на яркое солнце.

- «Иди, ты свободен»

- «Что?» - Варавва поскрёб бороду.

- «Ты свободен. Вместо тебя они потребовали Назаретянина».

Варавва часто олицетворяется с человечеством, и это справедливо. Во многом он

похож на нас: заключенный, получивший свободу только, потому что кто-то, кого он

никогда в жизни не видел, занял его место.

Но мне кажется, что Варавва в каком-то смысле, вероятно, был более сметливым

малым, чем мы.

Насколько мне известно, он принял свою неожиданную свободу как она есть, т.е.

как незаслуженный дар. Кто-то подарил ему то, что сохранило его жизнь. Он схватил и

не задавал вопросы. Навряд ли можно представить себе, чтобы он выкинул какой-

нибудь из наших фокусов. Мы же, принимая свободный дар, пытаемся отработать его, проанализировать его и заплатить за него вместо того, чтобы просто сказать

«спасибо», приняв его.

Вероятно, покажется нелепым, но труднее всего - принять спасение из милости. В

нас живёт то, что противиться свободному Божьему дару. Что-то вроде фатальной

повинности создавать законы, системы и правила, сделающие нас «достойными» дара.

Почему мы так поступаем? Я вижу только одну причину. Принять милость -

означает принять её необходимость, а большинство из нас не любит делать этого.

Принять милость, кроме того, означает, что мы понимаем своё отчаяние, но

большинству слишком не хочется признавать и это.

Варавва же понял всё лучше других. Поэтому приговорённый к смерти без какой-

либо надежды на помилование, он и не собирался артачится при дарованной отсрочке

наказания. Может быть, он не понял милости и уж наверняка не заслужил её, но

отказываться не собирался. Возможно, мы бы правильно поступили, поняв, что

затруднительные положения, в которых мы оказываемся, не слишком отличаются от

случая с Вараввой. Мы тоже заключенные без единого шанса на апелляцию. Но то, почему некоторые предпочитают оставаться в тюрьме, когда открылась дверь

камеры, является тайной, достойной, чтобы над ней хорошенько подумали.

III

Если правда, что любой образ вызывает в памяти тысячу слов, то именно римский

офицер нашёл самые точные, потому что видел, как страдал Иисус. Он никогда не

слышал, как Иисус проповедовал. Не был свидетелем, как Иисус излечивал, и не шёл за

26

Иисусом в толпе. Тот солдат не знал, что Иисус может утишить ветер; он был

свидетелем только тому, как умирал Иисус. И этого было достаточно, чтобы заставить

состарившегося под зноем и стужей солдата сделать огромный шаг навстречу вере.

«Истинно Человек Этот был праведник». (25)

Случай этот говорит о многом, не так ли? Он говорит о том, что реалии жизни и

испытание веры сталкиваются в лишениях. Он говорит о том, что истинность веры

любого из нас открывается в страданиях. Правдивость и сущность наши предстают в

подлинном свете в несчастьях. Вера проявляется не в воскресных посещениях церкви

в костюме-тройке, не летними днями на занятиях по изучению Библии во время

отпуска, а у больничных коек, в палатах для больных раком, на кладбище.

Может быть, именно страдания за веру тронули старого, загрубевшего солдата.

Очевидность их - убедительное доказательство. Любой сможет проповедовать на

пригорке с ромашками, но воплотить своё наставление в жизнь на вершине страдания

может только сильный человек, преисполненный веры.

Ну. . Почти

Почти. Слово ужасное в любом языке.

«Почти». Оно из одной компании с «приблизительно», «в следующий раз», «если

бы только» и «около». У этого слова привкус упущенных возможностей, потерпевших

неудачу попыток и неумело использованных шансов. «Почти» - это лишь благодарность

в приказе, это игра в дублирующем составе, это скамейка для запасных, это второе

место в состязании, это подгоревшая выпечка.

Почти - это то, что ускользнуло: только что закончившаяся распродажа, почти

окупившееся рискованное предприятие. Почти.

Скольких людей вы знаете, чьи притязания на славу сосредоточены в «почти»?

- «Я вам когда-нибудь рассказывал, как меня чуть было не выбрали

Предпринимателем года?»

- «Говорят, что он чуть было не попал в высшую лигу».

- «Я поймал сома больше меня! Ну... почти».

Сколько живут люди, столько же существует «почти». Люди, почти выигравшие

сражение, почти покорившие вершину, почти сделавшие открытие.

Одно из самых знаменитых «почти» в Библии у Пилата. Да, он упустил то, что было

намного значительнее, чем сом или присуждённый приз.

Он чуть было не совершил величайший в истории акт милосердия. Он почти

простил Князя Мира. Почти освободил Сына Божьего. Почти остановился на решении

оправдать Христа. Почти! У него была власть. У него была возможность выбора. Он

носил кольцо с печатью. Возможность дать свободу Сыну Господа была в его руках... и

он сделал это.... почти.

Почти! Как часто эти пять ужасных букв оказываются в эпитафиях отчаяния?

«У него почти получилось..».

«Она почти согласилась не бросать его».

«Они почти решились на ещё одну попытку».

27

«Мы почти выполнили эту работу».

«Он чуть было не стал христианином».

Что делает почти таким могущественным словом? Почему между «он почти» и

«он сделал» существует такой широкий разрыв?

В случае с Пилатом нам не нужно ходить далеко, чтобы найти ответ. В главе 23

Евангелия от Луки имеется точное объяснение данного случая. Давайте послушаем со

стиха 22:

А он (Пилат) в третий раз сказал им (толпе): какое же зло сделал

Он?

Никакой вины, достойной смерти, я не нашёл в нем; и, так наказав

Его, отпущу. Но они настаивали с громкими криками, требуя, чтобы

Он был распят. И их крики усиливались (курсив мой).

Вы правы, доктор Лука. Их крики преобладали. И, в результате, торжествовала

Пилатова гордыня. Торжествовала Пилатова жажда власти. Пилатов страх одержал

верх.

Но вы знаете, их голоса не были единственными. Было, по крайней мере, три

других голоса, которые Пилат не мог не слышать.

Он не мог не слышать голоса Иисуса.. Пять раз Пилат откладывал решение, надеясь воздействовать на чернь и кнутом, и пряником.(26) Но Иисуса вновь и вновь

отправляли к нему. Пилат оставался с Ним с глазу на глаз и три раза разговаривал

наедине с этим притягивающим к себе Назаретянином, пришедшим в мир, чтобы

свидетельствовать об истине. «Что есть истина?» - риторически вопрошал Пилат

(может, вопрос-то звучал искренне?). Иисус молчал, но Его молчание было громче

требований толпы. Однако Пилат не услышал.

Не услышал он и голоса жены. Она умоляла его «ничего не делать Праведнику

Тому! Я сегодня в сновидении много пострадала из-за Него». (27) Любой должен был

помедлить и поинтересоваться о причине такого сна, заставившего знатную даму

назвать праведником этого человека из маленького городка в Галилее. Но Пилат не

услышал.

Он мог бы также прислушаться к собственному голосу. Несомненно, он умел

видеть то, что скрывается за фасадом: «Вы никчёмные людишки, Анна и Каиафа, бросьте свою дутую преданность; знаю я, в чём ваши интересы». Наверняка совесть

твердила Пилату: «Этот человек не сделал ничего дурного. Возможно, немного

мистики, но это не причина, что бы повесить Его».

Несчастный Пилат, он мог бы услышать и другие слова. Но он не слышал, т.е. почти

слышал. Но не до конца. Голоса демонов одержали победу.

Действительно, голос Сатаны часто торжествует. Узнаёте его увещевания?

«От одного раза ничего не будет».

«Она никогда не узнает».

«Другие делают вещи и похуже».

«Послушай, не будь ханжой».