User - o b239b172f5745d3b Страница 9

Пусть в Африке, в Европе, в Антарктиде, –

Повсюду отыскала бы твой стих!

И на тебя, мой друг, я не в обиде,

Что ты молчал или совсем затих!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Нет, не затих, представь, я тщусь надеждой

прийти к тебе в полуночную тьму.

Как Пушкин говорил:

он сердцем милый был невежда, – про Ленского…

СВИРЕЛЬ:

Нет, милый, ты подобно самому

Онегину идёшь ко мне, уверен,

Что сердце покоришь

и страсть мою зажжёшь.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Не знаю я, но мы ещё проверим,

что сердце может или мысль,

коль ты не лжёшь, что нежность

ещё жива!

СВИРЕЛЬ:

Есенин мой, ты нежности запас

на много тысяч дней.

Скажи, мой друг, права иль не права?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Без нежности не дышит и трава.

А ты хотела б, чтоб мужчина тлел

без нежности и ждал благословенья

Всевышнего на эти чудеса?

СВИРЕЛЬ:

Я думаю, что ты и полчаса без женщин не живёшь.

Скажи, мой милый, молодёжь

тебя в твоём дому нередко посещает?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, я, спасибо Богу Самому, нечасто разлучаюсь

С прекрасными и нежными как сон прелестницами.

Это видят люди.

СВИРЕЛЬ:

Тогда тебе не скучно, милый мой.

И ты, с любовью их под радугой венчаясь,

Скликай со всех сторон других,

чтоб был твой день не только свят,

но бесконечно труден.

36

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Я не только со многими, даже с одной

Не встречался до встречи с тобой.

Пусть не трогает это тебя, но тропой

По рябиновым звёздам сквозь сон

Я пройду в эту осень, и золотонос

унесёт нас в золотозвон.

СВИРЕЛЬ:

Ты так разумно и светло внушаешь

Необходимость страстного свиданья,

Что я теряюсь – что тебе сказать.

Но отмечаю, что полны противоречий

Твои рябиновые ласковые речи.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Меня ты хочешь наказать

за то молчанье, что вынуждено было.

Не думал я, что ты меня забыла!

СВИРЕЛЬ:

Забыть тебя, мой милый, невозможно.

Но на свидание прийти мне очень сложно.

Во-первых, поздно – первый час.

А муж не спит и смотрит телевизор.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Тогда скажи ему: приму я вызов

И докажу, что он тебе не муж.

СВИРЕЛЬ:

А кто же он? Скажи мне.

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Он – Душа чужая в этом доме.

Твои страданья, думы чужды ему.

Он спит и глух, Душой и сердцем пуст.

СВИРЕЛЬ:

Да ты, Серёжа, златоуст,

не только златокудр.

Но, может, он умён и мудр?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да не умён он. Если б был умён,

Он бы тебе помог в духовной этой жизни.

А ты всю жизнь одна. И знаешь,

он тебя хоть сколько-то берёг!

СВИРЕЛЬ:

Семья – огромная страна, где неохватно море

забот, тревог, усилий и дорог.

И кто хозяин в ней, и кто попутчик в горе –

проверить может только рок!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да Бог с ней, с той семьёй. О ней писали много

и пишут, поучают и кричат.

А к счастью где, скажи, найти дорогу?

Об этом все, не сговорясь, молчат.

А счастье, я скажу, – в душевной силе,

Не в узах, обязующих к родству.

И если вы совсем о том забыли,

простора дайте естеству!

А соль Земли – любовь подобна сказке, а не были!

СВИРЕЛЬ:

37

Серёженька, ты очень мудр и светел,

и прост и сложен, честен, как янтарь.

Но ты одно, мой милый, не заметил,

что мы живём, как встарь. –

Дикарки в чувствах и, наверно, поостыли.

И точные все смещены понятья.

Вот ты мне говоришь – снимай скорее платье,

А я хочу, чтобы меня простили

родные за твои объятья!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Да, ты дикарка, точно,

как груша дикая в лесу.

Смотри, тебя я унесу

к себе, где Солнце в Небо строчит

свои лучи. Кричи иль не кричи.

Когда родная полюбить не хочет,

Откуда к сердцу взять ключи?

СВИРЕЛЬ:

Возьми тот ключ у Солнца.

Его же луч пронзает этот стих.

Пристройся у оконца

и в сердце самое любимой запусти!

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Мой пыл почти совсем угас.

Всё реже утреннее Солнце

Ко мне врывается в оконце

В таинственный и нежный час.

Приметам осени покорный,

Я молча пью тот свет притворный.

А про себя хохочу –

Я пить уж больше не хочу!

СВИРЕЛЬ:

Печаль и радость, споря меж собою, спросили как-то:

Ветер, скажи, кому любовь принадлежит?

И что же ветер им ответил?

Он их спросил: А где она лежит?

СЕРЁЖА ЕСЕНИН:

Ты хочешь жить? Ну, повторись тогда,

чтоб в этом взоре

играл не только твой, но и другой,

Настолько сердцу дорогой,

Что светит в радости и в горе.

Август, 1989. Есенин – Свирель.

ВСЯ РУСЬ – МОЯ

Вся Русь была моей. Её я обнимал.

Я с бёдер лип осыпал позолоту

На лист своих стихов, где золото полей,

Не зная меры, не измерил кто-то.

И не измерить золота вовек

В стихах, рассыпанных

моей родной Державы.

Вся Русь – моя. Я – Новый Человек.

И дело не в кичливости и славе.

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

38

К НОВОМУ БЕРЕГУ

Я к берегу пристал. Но Дух на волю рвётся.

Золотозвон полей мне сердце бередит.

О, Русь моя, что сердцу остаётся?

Оно одну строку в Душе твердит:

Люблю я Русь. Я всюду Русью болен,

вблизи, вдали.

Сказать тебе – я сам себе не волен.

Жгу корабли.

Они сгорели. Я остался с Русью.

Иду к скитам.

Я всюду свой – Есенин, в корень русский

И Аз ВОЗДАМ!

С. ЕСЕНИН, 1989.

ТАКОВА ЖИЗНЬ – С Е ЛЯ ВИ

Нет, я не против святости. Изволь,

Скажу тебе, пожалуй, как Высоцкий,

Хоть по-немецки пошучу: «Я волль!»,

Хоть по французски: «Се ля Ви, я плотский!»

Но я не только плотский. Дух во мне

Бунтует, жжёт, волнуется и плачет.

Душа горит на медленном огне.

Наверное, не может быть иначе.

Я говорю Душе: «Ну, что ж, поплачь!»

Я сам себе и гений и целитель.

Я сам держу в руках свою обитель:

И Бог, и предсказатель, и палач.

С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.

ВДОХНОВЕНИЕ

Небо распаханным полем

Светится издалека.

Сам я, Россия, не волен

Вновь оседлать рысака.

Лишь вдохновенье, как россыпь

Свежих цветных лепестков,

Выплеснет ветер на росы, –

Снова я в звоне подков.

Мчусь на упрямом Пегасе.

Звёздное поле вдали.

Снова на хлебе и квасе,

В недрах родимой Земли.

О, моя ранняя радость,

Свежесть Души и лица!

Где неуёмная радость

И васильки без конца?

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

ОКТЯБРЬ

На моей берёзке жёлтый клок волос.

Хмурый ветер треплет теплоту берёз.

Небо стало хлипким, холодает день.

Месяц без улыбки, шляпа набекрень.

39

Звёзды убежали в золото полей.

Где же вы, Стожары, в звоне дупелей?

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

НОВАЯ ПЕЧАЛЬ

Я плачу. И скуден мой хлеб. И бедна моя пашня.

Уж осень давно посетила печальный мой скит.

Мой плач – не о быте и Мире вчерашнем,

Печаль моё сердце о завтрашнем дне бередит.

С. ЕСЕНИН, октябрь, 1995.

ПОГУЛЯТЬ БЫ

Я мечтаю погулять,

расплескаться в чаше Неба, –

Золотая благодать,

древнерусская потреба.

Развернуть тальянки зов,

каблучком слегка притопнуть,

Насыщая бирюзой

избы, Души, очи, окна.

Пусть небесная лазурь,

окатив стихи и песни,

Победит угрозу бурь.

С песней – всюду интересней!

С. ЕСЕНИН, октябрь 1995.

Заранее договариваюсь с тобой, дорогой мой читатель, что в книге этой лишь штрихами

будут обозначены основные вехи в жизни Серёжи Есенина. Главная задача повествования –

показать, что Поэт жив, ведёт деятельный, творческий образ жизни, страждет за обновление и

возрождение любимой им России.

В 1923 году Есенин побывал в Америке. Поэт первоначально восхитился громовой

американской цивилизацией. Но тут же был повержен во прах нравами. Свои впечатления о

заокеанской стране Поэт выразил в статье «Железный Миргород»

И мысли и чувства Поэта, запечатлённые его пером, звучат сегодня для нас пророчески и

поучительно.

В противовес идеям накопительства, стремлению к владычеству над народами и странами,

Сергей Есенин говорит о том, что Душа Человеческая не должна быть отягощена заботой о

самоутверждении среди себе подобных.

Она предназначена Творцом для познания необъятного Мира через любовь, миролюбие и

творчество.

ДУША

Душа должна взлетать. Она должна быть лёгкой,

Должна уметь витать, быть гостьей звёздных нив.

Дружи, Душа, с пером и с Музою-плутовкой,

Умей пораньше встать, усталость уронив,

Взлетай, пронзив туман и темень поднебесья,

Взлетев, ликуй и пой, и, снова возвратясь,

Не забывай слова лилово-звёздной песни,

Чтоб над тобой тоска не возымела власть!

Серёжа Есенин прошёл короткий и скорбный путь от восхищения революцией 1917 года до